Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Синий кожаный чулок

Корреспондент. Мой первый вопрос…

Лолита  Обломова. Я знаю, о чем он будет, и сразу говорю – нет.

Корр. Забавно. Откуда вы могли знать, о чем я спрошу?

Л. О. Все спрашивают – не псевдоним ли мои имя и фамилия, так вот я вам, и всем интересующимся отвечаю, нет, не псевдоним. Мой отец  - дальнобойщик, и ему достается еще больше, чем мне от банально мыслящих людей. А имя мое не от набоковской героини. Так настояла назвать меня моя бабушка, в честь Лолиты Торрес. Она вообще настаивала на таком двойном имени Лолита-Торрес, хоть от этого отбились.

Корр. А в, случайно, не давали своей бабушке читать роман про ту, другую Лолиту?

Л.О. Она уже  умерла к тому время, когда его издали.

Корр. Если бы вы дали ей прочитать…

Л.О. Опять вы мыслите по примитивной схеме. Нет, не умерла бы, моя бабушка была умница. Думаю,  она нашла бы в этой ситуации повод для подколок в мой адрес. Кстати, я знаю, какой второй вопрос вертится у вас на языке.

Корр. Ну, и что там у меня вертится?

Л.О. Вы хотите спросить, как это в семье шоферюги могла появиться такая начитанная, такая интеллектуальная дочка.

Корр. Что-то вроде того.

Л.О. Не что-то вроде, а именно это. Тут вы правильно недоумеваете, но зря. Мама, мама у меня учительница. Русский язык и литература. Адюльтер, в общем.

Корр. Еще надо подумать, кто кому оказал честь. Дальнобойщики зарабатывают куда больше учительниц. Но сменим тему, вы меня интересуете не как дочь своих родителей, а как литературный критик.  Кстати, а где вы публиковались?

Л.О. Ставите меня на место? Немного я публиковалась, да. В бумажных изданиях лишь в «Литературной учебе», и в вашем журнале, где вы со мной и познакомились, если забыли. А так в Сети, там у меня предостаточно публикаций.

Корр. Ну, и здорово. Литературный процесс устроен так, что критиком может считаться всякий, кто назвал себя критиком, и кто не доказал обратного.

Л.О. Как то-онко!

Корр. Спасибо. Рубрика, в которой, наверно, будет опубликовано  это интервью, называется «Голоса эпохи». Голосов звучит множество, всегда есть соблазн их как-то подразделить, разбить на группы, разряды…

Л.О. Зачем?

Корр. Так удобнее.

Л.О. Кому?

Корр. Вам, критикам.

Л.О. Откуда вы знаете, что нам, критикам, удобнее?

Корр. Именно критики делят массу пишущих на школы, течения, поколения. Вот, кстати, о поколениях, есть такие, среди кого вы бы назвали себя своей. По возрасту, по времени вступления в литературу…

Л. О. Есть, конечно, толковые ребята моих лет, Саша Шмидт, Аня Проскурякова.   Вам хотелось бы, чтоб я назвала всю стайку молодых пираний?

Корр. А почему ваше…  подразделение называется «Синий кожаный чулок»?

Л.О. Самоиронично, по нынешним временам – основной признак вменяемости.

Корр. Буду знать.

Л.О. Вообще пишущих какую-то критику очень много, а критиков очень мало.

Корр. Да?

Л.О. Мне рассказывали, что в позднее советское время была ситуация схожая с нынешней, в этом смысле. Имело смысл читать только отрицательные рецензии. Только в них была какая-то живая жизнь. Все остальное дежурно, продажно, фальшиво. Подавляющее количество того, что сегодня считается критическими текстами – рецензии, обзоры и т.п. принципиально не вникают в суть написанного,  не показывают своего истинного отношения к написанному, разрыв между тем, что написано и истинным отношением рецензента к написанному громадный. Вышла книга, должно о ней что-то писнуть, ну вот вам пара слов, обозначили, есть книжка, и забыли о ней. Это даже не глупо - большинство книг не заслуживают  даже того, чтобы их разгромить.  Мне очень нравиться лозунг, не знаю, кем и когда брошенный: поднимем уровень публичных выступлений до уровня кулуарных разговоров!

Корр. Хороший лозунг, но это всего лишь лозунг. Даже бросивший его побоялся бы ему реально соответствовать.

Л. О. А жаль. Мой университетский преподаватель рассказывал, что в середине восьмидесятых он для своей диссертации проанализировал более шестисот рецензий в журналах и газетах, шестисот! И нашел две отрицательных – на Евтушенко и Солоухина (самые большие бездари!), все остальные были хвалебными. Сейчас то же самое, если кого и ругают, то это Пелевин, Гришковец, Быков…

Корр. А вам нравятся эти авторы?

Л. О. Вы как будто не понимаете, что я хочу сказать. Очень мало активной материи в современной критике, абсолютное большинство пассивной. Никакой, инертной, как азот. Если не кислорода не можете произвести, то дайте хоть угарного газу!

Корр. Вот я недавно читал в «Литгазете» страшные статьи о Славниковой, Прилепине, о целом списке какой-то премии - просто погром.

Л. О. Это такой Кузьменков, кажется, он с Урала, ему можно. Вот его, хотя ему давно уже не 21 как мне, я бы причислила к своему поколению. Еще бы Лимонова, пусть он не критик, но его критики искренние. Он реагирует на суть, а не на контекст, на гриб, а не грибницу.

Корр. Давайте, я вам подбавлю фигур на вашу доску: Басинский, Немзер, Данилкин, Пирогов, Курицын, Архангельский…

Л.О. Немзер и Данилкин очень похожи – они читают абсолютно все, что издается, по крайней мере, принято уважительно упоминать об этом, при разговоре о них. Вот я и упомянула. Но если с оценками Данилкина, когда их лепят на обложки коммерческих книжек, я почти всегда согласна, то оценки Немзера, почти всегда заставляют пожимать плечами. Басинский подражает своему центральному персонажу – Льву Толстому. Тот  ушел из Ясной Поляны, а Басинский ушел из критики.

Корр. Лев Толстой в конце жизни ушел, а Басинский, надеюсь, еще будет долго здравствовать.

Л. О. Здравствовать? Басинский как и Архангельский и Курицын  начал писать романы.

Корр. Разве уголовный кодекс запрещает критикам писать прозу?

Л.О. Есть правила посильнее уголовного кодекса. Как милиционеру лучше не попадать на зону, так и критику лучше не писать романов. Ей Богу, для меня загадка как эти, явно неглупые люди не уразумели такой простой теоремы. Их столькие за их прежнюю деятельность недолюбливают, что лучше не снимать критический мундир и не переходить на общее положение. Помните, у Стругацких в «Трудно быть богом» есть сцена как юный шпион дона Рэбы приходит в таверну, все знают, что он шпион и лезут его угостить, разрешают щупать своих жен, а что  со шпионами бывает, когда их ловят потом? Распарывают брюхо, и насыпают туда перцц

Корр. Любите Стругацких?

Л.О. Обожаю.

Корр. И не любите критиков, изменивших призванию.

Л. О. Но даже без этих метафор, над ними бы посмеивались  если бы они написали неплохие романы, а тут! Тут не выше среднего. Общий навык сложения слов и глав ощущается, конечно. Но дорогой, ты же выступал долгие годы от имени высочайшей эстетической власти, а сам?!  

Корр. Понятно, в вашем поколении Кузьменков и Лимонов, а вот, допустим Пустовая, Погорелая, Ганиева, по возрасту, по крайней мере, годятся.

Л.О. Очень смешно.

Корр. Что именно?

Л.О. Погорелая, Ганиева, Пустовая это уже старушки, им, наверно, уж за тридцать - «Русь уходящая», из них песок сыпется, присмотритесь! При этом – мощный лагерный конформизм, они литературой считают то, что в их тусовке считается литературой.

Корр. Довольно голословное заявление. И что такое «лагерный конформизм»?

Л.О. Сейчас попробую объяснить на примере, чтобы вам было понятно. Вот представьте, есть Василий Гроссман и Василий Белов.

Корр. Были.

Л.О. Это в житейском смысле – были, а профессиональном – есть. И они авторы романов, Гроссман написан «Жизнь и судьба», а Белов – «Кануны.

Корр. Предположим.

Л.О. Оставьте этот свой шуткующий тон. Так вот, оба романа довольно серые, оба антисоветские, в общем, нудновато написанные, но, конечно же, не без достоинств. Так вот, Пустовая с Погорелой и под командованием бабушки Н. Ивановой, глотку перегрызут за Гроссмана, и глотку перегрызут против Белова, потому что есть вердикт тусовки «за» одного, и «против» другого. А вы вчитайтесь, как вчитался Виктор Топоров. «Кануны» мощная, хотя, повторяю и нудновато написанная проза про яркий, свободный мир русского севера, на который наползает советская власть с ее серой, смертоносной удавкой.   Нужна внутренняя свобода, чтобы увидеть – эти авторы  стоят рядом и по уровню и по мировоззрению. Но группы шипящих либералов с одной стороны и занудных патриотов с другой, раздирают единый литературный ландшафт на куски.

Корр. Наконец, мы перешли к книгам. Гроссман с Беловым: вы меня удивляете широтой кругозора, но все равно почему-то кажется, что среди любимых авторов у вас другие – например, Чак Паланик, Уэльбек,, Бегбедер…

Л.О. Стоп! Сейчас вы скатитесь до Мураками! Этот балабол - никогда! Вышеперечисленные вполне да! А еще Пол ди Филиппо, Гибсон, Кутзее «Бесчестье», но не спешите радоваться, что вы постигли до дна душу самого молодого литературного племени. Лично мне не меньше выше названых милы авторы, имена которых вы явно не предполагаете услышать от меня.

Корр. К примеру!

Л.О. Торгни Линдгерн – «Шмелиный мед», роман сумасшедшего, как любят говорить некоторые эстеты наднобелевского уровня.

Корр. Ну, нобелевский уровень это…

Л.О. Правильно, не будем о жалком. Еще Томмазо ди Лампедуза - «Леопард», Аласдар Грэй «Бедные-несчастные», Джонатан Франзен «Поправки, Кормак Маккарти «Нет страны для стариков». Что вы молчите, не согласны?

Корр. Нет, почему же молчу, говорю – очень даже книжки… Только последняя…

Л.О. Ее при экранизации назвали «Старикам здесь не место». А еще почти весь Джулиан Барнс, Кадзуро Исигуро, пишет  по-английски лучше англичан.  А вот Пинчон был хорош пока не перевели, «Радуга тяготения» натужная дребедень, «Выкликается лот» еще куда ни шло, а…

Корр. Понятно, понятно, но это все заграница.

Л.О. Про наших хотите чего-нибудь? Читаем и наших. Н тут знаете, все время с оговорками приходится признавать. Сорокин – если без дерьма, Пелевин – если без дерьмоватого буддизма, Алексей Иванов – если сократить вдвое, можно и нужно еще про Шарова вспомнить – «Возвращение в Египет» вещица ничего себе.

Корр. Вещица! Там страниц больше полутысячи. Знаете, замечаю я у вас все же «низкопоклонство перед Западом».

Л.О. Низкопоклонство перед запахом – «Парфюмер», кто бы что ни говорил – перл.

Корр. Пусть так, но все же «тамошних» авторов вы хвалите без оговорок, а наших, если и хвалите…

Л.О. Так повелся разговор. Там тоже масса незаслуженных слав. Эко проваливается все глубже с каждым романом. «Имя розы» это шедевр, все остальное не шедевр.  У Ромена Гари - один текст легковеснее другого. Уэльбек - агрессивная размазня. Вот, что на Западе хорошо это такая полуразвлекательная проза. Если хотите глобальный трэнд нынешнего времени.

Корр. Что вы имеете в виду?

Л.О. Это когда книга написана замечательно, но ее вполне при желании можно признать несерьезной что ли, для приятного времяпрепровождения.

Корр. Дэн Браун?

Л.О. Не роняйте себя в моих глазах! Тупая развлекуха, с претензиями на интеллектуальность. И интеллектуальность на уровне нашего телевизионного Игоря Прокопенко, да и развлекуха… Я имею в виду писателей Типа Тонино Бенаквисты, Кристофера Бакли, Роберта Харриса.

Корр. А, «Сага»…

Л.О. А у Бакли «Здесь курят», «С первой леди так не поступают», римские триллеры у Харриса, не путать с Харрисом, который про «Молчание ягнят». В сущности, лучшие романы Айрис Мердок можно было бы отнести туда же. «Под сетью», «Дитя слова»…  Это когда очень интересно читать, но видно, что о литературе автор заботится не меньше, чем о читателе. У нас этого пока не появилось, вот только последние романы А. Иванова можно признать попыткой в этом роде.

Корр. А с чем это связано, вот этот, как вы говорите «трэнд».

Л.О. Пока не знаю. Может быть, человечеству надоело задавать себе вечные вопросы, но надо что-то делать с наработанным опытом, «умище я куда дену»?! «Фауст» разочаровал, а к «Трем мушкетерам» возвращаться» вроде как неудобно. Вот мы и наблюдаем работу интеллекта на холостом ходу, механизмы великолепные, но никуда не везут.

Корр. Да. Но что-то мы о прозе, да о прозе.

Л.О. С поэзией совсем другой случай. Она вселяет в меня оптимизм.

Корр. Эти миллионы рифмующих?

Л.О. Количество само по себе не должно  рождать брезгливость. Вариться огромное варево, и из него может ударить вскорости какой-то поэтический протуберанец. У нас сотни умельцев, тысячи способных. А посмотрите на поэтические фестивали в мире – на них съезжаются толпы как в  Вудсток. Такое ощущение – кто-то подгребает к нам из глубины, и вот-вот грядет.

Корр. Очень хорошая рифма.

Л.О. Я рада, что вам понравилось. 

Корр. Ну, они создали яркую группу

Л.О. Только непонятно зачем. В литературе любая сумма единиц все равно единица. Это привет всем подписантам коллективных писем. А что касается возраста, то вы что смеетесь? Пустовая, Ганиева, Погорелая – молодые литературши? На мой взгляд, и взгляд большинства тех с кем я общаюсь – это «русь уходящая», из них песок сыпется.


Молодой критик Лолита Обломова, лидер неформального клуба "Синий кожаный чулок", печаталась в журналах "Москва", "Литературная учеба", газете "День Литературы", в интерентресурсах.