Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

«Наука страсти нежной»

Истина — вот мой предмет; благослови нас Любовь!
Прочь от этих стихов, целомудренно узкие ленты,
Прочь, расшитый подол, спущенный ниже колен!
О безопасной любви я пишу, о дозволенном блуде,
Нет за мною вины и преступления нет.

Почему, создавая одно из своих главных произведений, римский поэт Публий Овидий Назон остерегался, что его обвинят в преступлении? Ведь тогда не было цензуры, оберегающей нравственность, с горящими глазами выискивающей распутство в литературных произведениях, не было ни христианской инквизиции, ни какого-либо подобия пуританства викторианской Англии или американского кодекса Хейса.

Да, нравы в огромной империи, раскинувшейся от Египта и Сирии на востоке до Атлантики на западе и до Германии на севере, оставались довольно свободными, но в последние два десятилетия I века до нашей эры император Октавиан Август провозгласил политику восстановления общественной морали в том виде, в котором она существовала во времена начала возвышения Рима. Сторонниками императора в проведении нравственных реформ стали поэт Квинт Гораций Флакк, а также историки Тит Ливий и Гай Саллюстий Крисп. Они утверждали, что все внутриполитические раздоры и гражданские войны вызваны ни чем иным, как развратом, супружескими изменами, распущенностью в сексуальных отношениях.

Октавиан принял законы, укрепляющие брак, безбрачные римляне ограничивались в правах, любовников замужних женщин ссылали и штрафовали, обманутые мужья могли в два счёта развестись с изменницами и даже имели право убить любовника, если тот являлся рабом, вольноотпущенником, актёром или гладиатором. Муж, простивший жену, объявлялся сводником и также привлекался к суду. Отец, заставший незамужнюю дочь с любовником, имел право убить обоих, причём, убив любовника, не имел права оставить в живых дочь. Мужчина подвергался суду за внебрачную связь с женщиной, если та не имела свидетельства, что она проститутка.

Вот почему Овидий опасался, что его обвинят в создании поэмы, направленной против новых брачных законодательств. И всё же, писал эту поэму вопреки собственным страхам.

И ведь был он к тому времени уже не мальчик, ему перевалило за сорок, в третий раз состоял в браке. Первые две жены развелись с ним именно из-за его разгульного образа жизни. Молодой Овидий больше всего любил проводить время с друзьями в компании женщин лёгкого поведения. Но ко времени написания им «Науки любви» он уже давно жил с третьей женой по имени Фабия, о которой написал:

Ты, как опора надёжная, дом мой спасла от падения,

Что не погиб я совсем, тем я обязан тебе.

В отличие от двух предыдущих жён, Фабия высоко ценила поэзию мужа, став для него лучшей собеседницей, и он забыл о приятелях и разгульных кутежах с доступными женщинами. Всё, что выходило из-под его пера, он сразу читал Фабии, и вряд ли ей не нравилась поэма «Наука любви», хоть она и писалась заведомо как фривольное произведение.

Почему-то переводчики предпочли именно такое название, хотя «Ars amatoria» скорее переводится как «Искусство любви». Но что делать, если даже Пушкин в своём «Евгении Онегине» озаглавил поэму «Наука», посвятив Овидию целую строфу:

Всего, что знал ещё Евгений,

Пересказать мне недосуг;

Но в чём он истинный был гений,

Что знал он твёрже всех наук,

Что было для него измлада

И труд, и мука, и отрада,

Что занимало целый день

Его скучающую лень,

Была наука страсти нежной,

Которую воспел Назон,

За что страдальцем кончил он

Свой век блестящий и мятежный

В Молдавии, в глуши степей,

Вдали Италии своей.

Вообще-то, если правильно, то не в Молдавии, а всё-таки в Румынии, в городе, который сейчас носит наименование Констанца, а тогда это были Томы — Tomis. Те, кто жил в советские времена, помнит такую обувную румынскую фирму. В начале I века нашей эры ещё только шло завоевание Дакии римлянами, а город Томы, расположенный на берегу моря, был завоёван Лукуллом в 72 году до Рождества Христова и являлся северо-восточным форпостом империи. Ссылка сюда считалась не безопасной. И климат отчего-то отличался холодом, хотя по широте Томы не намного севернее Рима.

Гром грянул не сразу, а спустя целых десять лет после написания крамольной поэмы. Но такой уж ли она была безнравственной, чтобы наказывать поэта? Прочитав её внимательно, мы не найдём ничего особо скабрезного, развратного, бесстыжего. В первой её части автор учит мужчин искусству соблазнения женщин, во второй — тому, как удержать при себе ту, которую завоевал, а в третьей идут поучения женщинам, как быть привлекательными. Приводятся красивые эпизоды, рассказывающие о том, как соблазняли возлюбленных герои мифологии. Написаны они в яркой и сочной манере Овидия и могут соперничать с эпизодами из его же «Метаморфоз», главного сочинения великого римского поэта. Нет в «Науке любви» и изображения извращений, всё в пределах здравой эротики.

Я ненавижу, когда один лишь доволен в постели,

Вот почему для меня мальчик-любовник не мил.

Я ненавижу, когда отдаётся мне женщина с виду,

А на уме у неё недопрядённая шерсть.

Любо мне слышать слова, звучащие радостью ласки,

Слышать, как стонет она: «Ах, подожди, подожди!»

Нигде Овидий не переходит грань дозволенного. Поучая женщин, он не призывает их быть нарочито вульгарными, дабы привлечь внимание мужчин своей откровенной доступностью. Иной раз приходится встречать сравнение «Науки любви» с «Камасутрой», но о самом по себе сексе говорится лишь в конце, и тоже в качестве добрых советов:

Женщины, знайте себя! И не всякая поза годится —

Позу сумейте найти телосложенью под стать.

Та, что лицом хороша, ложись, раскинувшись навзничь;

Та, что красива спиной, спину подставь напоказ...

Всадницей быть — невеличке к лицу, а рослой — нисколько:

Гектор не был конём для Андромахи своей...

Тысяча есть у Венеры забав, но легче и проще,

Выгнувшись, пролулежать телом на правом боку...

Пусть не смолкают ни сладостный стон, ни ласкающий ропот:

Нежным и грубым словам — равное место в любви...

Пусть об отраде твердят и содроганье, и взор,

И вылетающий вздох, и лепет, свидетель о счастье, —

У наслаждения есть тайных немало примет...

Пусть же юношам вслед напишут и нежные жёны

На приношеньях любви: «Был нам наставник Назон!»

Вот, собственно, и последние слова поэмы, полной не стремления растлить мужчин и женщин, юношей и девушек, а показать, что природа телесной любви прекрасна, если соблюдать её не в животных, а человеческих формах, если поэтизировать её, а не превращать в грубый разврат. Куда более грубое отношение к чувственной любви встречается в «Золотом осле» Апулея, не говоря уж о более поздних памятниках эротической литературы, к примеру, о романе «Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех» представителя английской сентиментальной литературы Джона Клеланда. Или о пакостных и откровенно грубых сочинениях Генри Миллера.

При всём своём эротизме «Наука любви» не вызывает стыда за её автора. Так что же стало истинной причиной скандальной известности римского гения? Это до сих пор не известно. «Ars amatoria» оказалась лишь поводом для ссылки. Бедный поэт провёл в своей ссылке десять лет и скончался в Томах. В 1887 году в центре Констанцы ему установлен красивый, задумчивый и печальный памятник на площади, носящей его имя. Автор — итальянский скульптор Этолле Феррари.

Фабия не оказалась «женой декабриста» и за мужем, увы, в ссылку не последовала, осталась в Риме. Находясь в Томах, Овидий писал «Скорбные элегии» и не менее скорбные «Письма с Понта», поэмы, в которых звучит непрестанная тоска об утерянном римском рае. И лишь два упоминания за что. В одном он пишет о каком-то преступлении, невольным свидетелем коего стал и виновен лишь тем, что имел глаза. Иными словами, оказался в ненужный момент в ненужном месте и стал не Овидием, а Увидием. В другом, всё же, сетует, что в своих стихах был слишком раскован. Истинная причина изгнания до сих пор учёными не выяснена, и остаётся лишь уповать, что когда-нибудь она раскроется. Но вероятнее всего, кто-то из высших кругов римского общества был уличён в разврате, а на поэта просто перевели стрелки, якобы он своими стихами подбивал развратников, и если бы не «Наука любви», всё в Римской империи Октавиана Августа было бы чинно и благородно. Как говорится, «Не виноват Игнат, и Ирина не виновата, а виновата хата, что впустила ночью Игната».

Александр Сегень





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0