Прозрачная прохлада августа
Виктор Карпушин. Московская область, г. Балашиха, 63 года.
* * *
Прозрачная прохлада августа.
Искрятся синие цветы.
Печаль полей во взгляде аиста
И отраженье высоты.
И слышно далеко. И слышатся
Те, что любили прежде нас…
И стебель под пчелой колышется.
Приходит так медовый Спас.
* * *
Не сходить ли на митинг,
Поорать на Тверской?
Иль с утра с дядей Митей
Поработать косой?
Серебристые травы,
Заливные луга.
Достоянье державы –
Васильки и стога.
Сколько судеб и связей,
Сколько временных лет?
Кто – из грязи да в князи,
Кто – холоп иль поэт.
Кто – с глазами пророка,
Кто – с лицом хитреца…
Знаю: око за око,
Помню: сын за отца.
Пусть не всё ещё гладко
На раздольной Руси.
Туча – в небе заплатка,
Митингуй иль коси.
Не поспеешь до срока,
Знать, беду наживёшь?
То ли ветер с востока,
То ли шепчется рожь…
* * *
Копошится в шиповнике шмель,
Кладовые у августа полны.
И камыш не напрасно шумел,
И плескались житейские волны.
Приготовилась к ливням земля,
Но возможны вторые покосы.
И хозяйски пророк Илия
Колесницы подмазывал оси.
Богоносная эта страда
Не кончалась бы только подольше.
И ломается неба слюда,
Набираясь в святые пригоршни.
* * *
Ночным дождям недолго всхлипывать,
К утру рассеется туман,
Когда острее запах липовый,
Угрюмей вдоль дорог бурьян.
Недолговечно запустение,
Расстраиваться ни к чему.
Как к солнцу тянутся растения –
Просверливают звёзды тьму.
Такое нам досталось времечко –
Жить накануне перемен.
И запевает канареечка,
И горе – не беда взамен.
И пусть шоссе не очень ровное,
Россия тем и хороша,
Пока ещё не оцифрована
Её печальная душа.
* * *
Поэт попал в больницу,
Почти на двадцать дней.
Тревожились синицы,
Отнюдь не соловей.
Слежался снег на взгорке
И медленно сходил.
И медсестра с иголкой
Земных сулила сил.
Звенящие иголки,
Искристая капель,
И сумерки не горьки,
Особенно – теперь…
И белизна халата,
Палаты простота,
Как будто медсанбата
Похожа – да не та…
Выдумывать не стоит
О времени былом.
Микстуры и настои,
И лампа над столом.
Из гаубичной гильзы,
Закопчены края…
Халаты, словно ризы,
И родина – моя!
* * *
Цвета замёрзшей брусники
Выдался нынче закат.
Озеро. Всплески и блики.
Осени пристальный взгляд.
Долго ли коротко длится
Сказочка с горьким концом?
Мудрая чёрная птица,
Леший с печальным лицом.
Бабка сидит на крылечке,
Ждёт не дождётся гусей.
Ягоды волчьи, как свечки,
Встретят нежданных гостей.
Радостно встретиться с грустью,
Беды не слишком страшны…
И запоздалые гуси
В небе холодном слышны.
* * *
Опять над Москвой скандинавский циклон,
Грустит в зоопарке простуженный слон.
Он мог бы порадовать Мишу и Машу,
Но слон не глядит на остывшую кашу.
А возле метро разноцветье зонтов
Смущает немного бездомных котов.
Но майская влага – не та, что зимой,
Черёмухи запах плывёт над Москвой.
Какие надежды, какие мечты!
И сложены песни уже и зонты.
И мокрый арбатский чудной воробей
Доволен бесхитростной жизнью своей.
* * *
Крещение – светлый обычай,
Пришедший из прошлых времён.
Зима не меняет обличий,
И долго не слышно ворон.
И крутится медленно ворот,
Хрустального полно ведро,
И дымным не кажется город,
И в полночь морозно светло.
И вышедшие издалёко
Созвездия высветят сруб,
И колокол сельский с востока,
И ветер доверчиво груб.
И как-то по-детски колючи
Метели родной стороны.
Спускаюсь с обветренной кручи,
И проводники не нужны.
И в суетном мире подлунном
Готовом предать и помочь
Снегов заколдованных дюны
Мерцают в крещенскую ночь.
* * *
Всё реже иконные лики
Встречаются в русских полях.
Грачиные чёрные крики
Застряли в нагих тополях.
Живём без намёка на солнце,
Идут затяжные дожди.
А если надежда проснётся,
То лихо, дружок, не буди.
Печалей и песен в достатке
В моей гулевой стороне…
Полей золотые заплатки
По-прежнему дороги мне.
По-прежнему дороги сроки,
Былинных времён череда.
…Светлеет слегка на востоке,
И в лужах – живая вода.
* * *
Сор из избы не буду выносить,
Ещё не наступил предзимок первый.
Пришла пора в лесах грибы косить,
Теперь их много, на слово поверь мне.
Кувшинки серебрятся на реке,
А берега позолотила пижма.
Как хорошо блуждать в березняке,
Не думая о прелестях Парижа.
Какие дни, какие купола,
Светлея, растворяются в тумане!
А потому печаль моя светла,
И пусть прореха вечная в кармане…
И помнящая предков береста
Мила провинциальному поэту.
И в шелесте скользящего листа
Легко признать грядущего примету.
* * *
В туманном поле стылые столбы
В молчанье ждут дрожащего рассвета.
Не избежать задумчивой судьбы,
Раскаяния и прихода лета.
Хранит кувшинки старый водоём,
Хранит преданья русская дорога.
Здесь иногда легко молчать вдвоём,
Когда судьба глядит не очень строго.
Здесь в отраженье неба и воды
Не хочется искать тоски и грусти.
И в молодых побегах лебеды
Былинные проглядывают гусли.
И я иду на задремавший звук,
На сонное дыхание деревни,
Где в лопухах таится ржавый плуг, –
Туманный символ яви и виденья.
* * *
Оставьте скрижали евреям,
А русским – милей береста…
В бараке текут батареи,
И церковь в селе без креста…
По осени сорные травы
Опять навевают тоску.
И дым разорённой державы
Ложится, как лыко в строку.
Куда же от этого деться?
Студёный струится ручей.
…Стою, не могу наглядеться,
Как в марте глядят на грачей.
Поэтому – по боку склоки,
В зазубринах снежная жесть...
И в шелесте мёртвой осоки
Душе утешение есть.
* * *
Когда на дороге холодные лужи
И серенький дождик рябит,
И в небе последние ласточки кружат,
И призрачны гроздья рябин.
Когда не прожить без любви и печали
Теряющих веру полей.
Вот и поезда так ещё не кричали,
Пугая ворон с пустырей.
И призрачно прежнее тихое счастье,
И в неводе – тина, песок...
И вновь ни за что невозможно ручаться,
И тонет в тумане лесок.
В котором на пнях золотятся опята,
Теряется в травах тропа.
Как тут не поверить, что прошлое – свято,
А вера с надеждой – слепа.
Поэт
Не хотел любоваться рассветом,
Опасался открытых дверей.
Но при этом всегда был поэтом,
Почитающим ямб и хорей.
Бормотал и вынашивал строчки,
Наживлял червяков на крючки...
И хранил тишину на мосточке,
Если ночь расширяла зрачки.
И бродил до утра среди ночи,
Упираясь в дрожащий рассвет,
Где кувшинок холодные очи,
И кукушки печальный привет.
Ностальгическое
И на кой черёмуха зацвела?
Пиво пьём на лавочке из горла.
Пролетает мимо тяжёлый жук,
И бутылка падает вдруг из рук.
Ничего, ребятушки, есть ещё,
И печали нечего брать в расчёт!
На газете – пиво и два леща,
И портрет Владимира Ильича.
* * *
Прутиком царапаю по насту,
В роще ожидаю тишину.
Господи, спасибо за напасти,
За апрель и скромную весну.
Время Благовещения скоро,
Значит, будет нежность и свеча.
Много в доме накопилось сора,
Но не это главное сейчас.
Как-нибудь с напастями поладим,
Помолясь, пойдём по холодку,
По искристой наледи и глади
Русскому сподручней ходоку.
Лёд на речке постепенно тает,
Хлеб насущный на Руси горчит…
А любовь немного поплутает,
И в окно, как в детстве, постучит.
* * *
По лезвиям речной осоки
Скользит вечерняя заря.
Молчат поэты и пророки,
К чему тревожить вечность зря?
Такое время недоступно
Иноплеменному уму.
И высыпали звёзды крупно
В небес холщовую суму.
И соль блестит на чёрном хлебе,
И грустен взгляд полей ржаных,
И дальние зарницы в небе,
Где тени мёртвых и живых.
* * *
Странствие дождь обещает.
Долгим ли будет оно?
Вновь подорожник и щавель
Стали со мной заодно.
Жизни ржавеет подкова,
Но не ломается, нет!
Слякоть и тьма пустякова,
Если за лесом – рассвет.
Если на взгорке у речки
Свистнуть готовится рак
Радостны всякие встречи,
Если ты сам не дурак.
Если не грех оглянуться
На затуманенный путь
Вспомнишь, как тополи гнутся,
Вспомнишь ещё что-нибудь.
Вспомнишь, а дождь заторопит
И поспешишь налегке
В край среднерусских утопий
В выцветшем березняке.