Двенадцать раз уже те вишни
Александр Боданико (Александр Николаевич Иванов). Живет в Москве.
* * *
Двенадцать раз уже те вишни,
Что возле дома твоего,
Цветами сыпали неслышно,
Встречая первый майский гром.
Твой дом, темнеющий с годами,
Хранил свет вашего окна,
Как будто, ждёт, как прежде, мама
Тебя с прогулки допоздна.
Но ягод нет на вишнях тонких
И яблонь яблоки не гнут.
Зелёный двор ушёл в сторонку
И задремал, как старый пруд.
Цветёт вода, крошится камень,
А я, смакуя летний сплин,
Где губ касались мы губами,
Стою на Знаменской один.
* * *
Не торопитесь открываться
И звать на пир души своей
Нелюбопытных постояльцев
И любознательных гостей.
Всё, что Вы любите и чтите,
Опору в жизненной борьбе,
От всевозможных перепитий
Храните втайне при себе.
Не обсуждайте книг любимых
Ни с кем без видимых причин.
Молчите о стихах и фильмах.
Владейте музыкой один.
Из книг и песен тихой сапой
Мы строим в дальнем уголке
Свой тёплый дом с зелёной лампой,
Где дверь на кованом крючке.
Там на пузатой печке чайник
С боками медными свистит.
Не слышно там машин случайных
И криков сбившихся с пути.
Листая ветхие страницы
С бокалом терпкого вина,
В привычном тазике с горчицей
Вы не дотянетесь до дна.
Пока снаружи повсеместно
Мир превращается в дурдом,
Неплохо скрипнуть старым креслом
И побеседовать с котом.
* * *
Я выдохнул тебя. Не обессудь.
Как душу выцедил из крови и натуры.
В размазанный по небу Млечный путь.
В созвездие античных Диоскуров.
В осознанном, решительном бреду,
Лаская и терзая твоё имя,
Я отпустил твой беспокойный дух,
Оставшись молчаливым анонимом.
Прости. Мне далека такая роль, —
Отчаянно влюблённого паяца,
Готового поверить в твою боль
И ею без оглядки надышаться.
* * *
Пока горит твоя свеча,
Часы считая по складам,
И кровь по лезвию меча
Бежит, и тает без следа,
Пока темнеет за окном
И за стеною кавардак,
Я остаюсь безмолвным сном,
Сжимаясь в каменный кулак.
Я пробираюсь между строк,
По шатким лестницам витым
В далёкий, сонный уголок,
Как сновиденный пилигрим.
Когда в луну ударит ночь
У долгой утренней черты,
Тебе меня не превозмочь, —
Я буду жечь твои мосты.
Пока оковы на губах
И в руку тянется рука,
В твоих весенних, быстрых снах
Я буду жить исподтишка.
Ты в ночь сегодня, как вчера,
Затеплишь белую свечу...
Чернила капают с пера,
А я молчу, молчу, молчу.
Вальс-Каприз
Белый снег мерцает над городом
Серебристыми блёстками падая вниз
И снежинки тают за воротом
Деловой и задумчивой fille le caprice
Ты идёшь заснеженной улицей
Мимо броских витрин и зеркальных дверей
И вокруг тебя точно вьюжится
Феерический вальс белоснежных огней
И лица твоего касаются
Мириады снежинок сгорая тотчас
Словно бабочки собираются
На огонь удалённый от жаждущих глаз
Ты идёшь и улица стелется
Точно белый ковёр убегающий вдаль
И протяжно дышит метелица
Укрывая глаза в голубую вуаль
И кричат гортанные дворники
Истекающий год завершает свой бег
И, вживаясь в роль алкоголика,
Кто-то думает в этот момент о тебе.
* * *
Незнакомка что за диво
Словно вестница из грёз
Звон прозрачного мотива
В светлом облаке волос
Песня радужной капели
В лёгкой поступи её
Незнакомка птичьей трелью
В полусумраке плывёт
Словно тихий шорох шёлка
Словно лунная тропа
Исчезает незнакомка
В беломраморных столпах…
* * *
Конечно скучал. Так бывает со всеми,
Кто заживо рвал то, что близко ему.
А может, и попросту, вытоптал семя,
И выжег все корни, и выплеснул муть.
Я письма писал только в мыслях, на память.
Звонил, отключив от сети телефон.
Без цели сказать и без смысла исправить,
Держал на контроле, как тайный шпион.
Пусть будет, как есть, и не станет, как было.
Пускай на бульварах останется лёд.
К чему по ступеням карабкаться в мыле,
Когда обрывается в пропасть пролёт.
Проблески
Я всей душой метнулся в них,
За мимолётным быстрым взглядом.
И затерялся в тот же миг
В спиралевидных звездопадах.
И дымкой палевою был
Тотчас мучительно обласкан,
И в ней, как в море тёплом плыл
Кружась, в пленительную сказку.
Как будто стал я невесом,
В ночи теряя очертанья,
И мчался звёздным гончим псом
За ослепительным сияньем.
Я мчался вдаль среди комет,
И звёзд, и сполохов дрожащих,
И облекаясь в мягкий свет
Сгорал в очах твоих щемящих.
В них было всё — вселенной рёв,
Провалы пропастей туманных,
Исчезновение миров
В тенях мерцающих и рваных.
И ветер солнечный там был,
И затаённые начала,
И я смеялся и чудил,
И вечность пела и плясала.
* * *
Мы молча прощались с тобою,
И таял наш вечер во тьме.
И был он так тих и покоен
В парчовой закатной чалме.
Мы молча смотрели на тучи,
На траурный их окоём.
И солнце катилось с их кручи,
Но каждый молчал о своём.
Смотрели мы молча, на воду
В огне чешуи золотой,
Мы знали — на долгие годы
Без слов расстаёмся с тобой.
Истаивал вечер пугливый,
И в пасти небес грозовой
Вставал над тобой молчаливым
Серпом полумесяц кривой...
Я вспомнил тот вечер недавно,
Когда с колокольни косой
Церквушки над прудом прохладным
Летел перезвон неземной.
Мне было и горько и жутко,
Как будто бы знал я о ком,
Гремит этот глас нерассудка
Чугунным своим языком.
Тонул этот звон серебристый
В порыве шумливой листвы...
И в облике Девы Пречистой
Мне словно привиделась ты.
Я словно бы вновь приобщился
К туманности чистых очей,
И в них до конца растворился,
И стал я частичкой твоей.
* * *
Опять заискрился тот вечер
В воде миллионом свечей.
И был он покоен и вечен.
Сокрыт от мирских палачей.
И с новым ударом вечерни,
Последним ударом земным,
И Дева и пёс её верный
Ушли за лучом золотым.
Свободные строчки
Ты не та я не тот как жалко
Не в коня как о стенку вода
Не поверишь увы никогда
Не заставишь любить из-под палки
Эти дикие кони любви
Непокорные в пене кровавой
В серебристой исчезли пыли
За далёкой казачьей заставой
Неподкованных сотни копыт
Неподвластных седлу и уздечке
Что им трепет картонных сердечек
И безмолвие мраморных плит
Неподкованных и своевольных
Необъезженных яростный нрав
Растворился в просторах раздольных
Шелковистых уклончивых трав
Лишь теперь отлетающих стай
Перелётные белые крики
И осенние хмурые лики
О тебе мне напомнят
Прощай.
* * *
Московский воздух пыльный летом,
Как ожидалось, сух и горек.
Скучающим анахоретам
Открыт любой забытый дворик.
Пустеют улицы столицы
От понаехавших и местных.
Все убывают за границу,
По дачам, деревням безвестным.
Над беспокойным Третьим Римом
Стоит июнь - могуч и молод,
Рим обращая нелюдимый
В провинциальный сонный город.
При свете дня оставив книги,
Ты запахнёшься скромной тогой,
В солдатских, стоптанных калигах
Шагнув с домашнего порога.
На шумном, солнечном базаре
Купив себе вина и сыра,
Ты навестишь наш город старый
С улыбкой грустного сатира.
Там, по безлюдным переулкам,
Промеж знакомыми стенами,
Ты снова выйдешь на прогулку
С родными, близкими тенями.