Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Растянусь я, раскинусь до далёкого края

Олег Николаевич Скрынник. Оренбург.

*  *  *
Растянусь я, раскинусь до далёкого края
И ладонями город незнакомый укрою,
Чтобы женщина, жизни которой не знаю,
Проводила её в доброте и покое.

Я собою заполню дворы и дороги,
Тротуары, белённые снежною пылью,
Чтобы там, где проходят любимые ноги,
Проезжали лишь трезвые автомобили.

Где идёт она,
Будут закрыты все люки,
И разбитый фонарь
На минуту зажжётся во мраке,
И прижмутся по швам
Изумлённого жулика руки,
И примёрзнут сосульки,
И кроткими станут собаки.
И часы на её драгоценном запястье,
Поцелуем дыханья,
Упругим туманом надуты,
На недели растянут мгновение счастья,
А печальные дни сократят
До минуты.

Я до дома её донесу на руке.
А когда она скроется в комнате белой,
Проползу за порог,
Спрячусь
В бронзовый гвоздь в каблучке.
И подумаю:
«Что ж я, паршивец, наделал!»


*  *  *

Ночь шальные дождинки заносит в окошко.
Ты сегодня уходишь опять, не придя...
Наверху оголтелая рвётся гармошка
И гремят каблуки, тишину бороздя.

И гремят каблуки...
По асфальту, сквозь ветер,
Среди пляски деревьев,
Под хохот огней.
Пистолетным раскатом,
Грозой на рассвете.
Барабанною дробью на казни моей.

Наверху веселятся и громко судачат
И под хрипы басов, целый мир возлюбя,
Стройно тянут, что волны, мол, стонут и плачут.
При тебе... О тебе... Про тебя... Без тебя...

Ты засовы дверей торопливо отводишь —-
И грохочет пустой, оглушительный час.
Ты однажды пришла.
И теперь ты уходишь.
Ты уходишь...
Уходишь в стотысячный раз.

Побежать. Закричать. Захлебнуться слезами?
Тихо стать у окна. И сквозь дыры очков
Подымать с тротуара пустыми глазами
Запоздалые звёзды твоих каблучков.

Гармонист, предводитель рокочущей своры,
Сквозь безумье и буйство распаренных тел:
"Когда б имел златые горы!"

Когда б
Имел...


*  *  *

Доктор ты мой замечательный!
Радостями и печалями
Взгляд твой, тепло излучающий,
В сердце моём отпечатался.
Это ж превыше всех чаяний:
Силы черпать из отчаянья.


*  *  *

Скорбим о счастье неудавшемся,
Грустим о выдуманном горе
И словом, под руку попавшимся,
Грешим подчас в минутном споре.

А рядом, пристально смотрящее,
В своём недремлющем дозоре
Ждёт наше счастье настоящее,
Ждёт непридуманное горе.


Из цикла «Мамино детство»
Пароход в Березники


По воде бело, мохнато
Низом стелется туман.
Мы с бабулей на канатах,
А над нами – капитан.

Узелки, баулы, лица –
В небывалой тесноте.
Чётко бьют чечётку плицы
По разбуженной воде.

Ели еле держат лапы.
Мели мечены флажком.
Там, за мелями, мой папа
Где-то очень далеко.

Мели. Ели. Снова мели.
Мутный мучающий сон.
А внизу – всё мелет, мелет,
Мелет воду колесо.

Где же спрятался ты, папка?
Где же служишь ты, солдат?
Истерзала дочка попку
О жестокий о канат.

Мели. Ели. Ели. Мели.
По соседству, на корме
Тётки песни перепели.
Обернулися ко мне.

-— А куда плывёшь ты, дочка?
-— Вот, возьми. Её едят!
-— Без косынки, без платочка…
-— Хорошо, хоть нет дождя!

Тут, открыв свою корзинку,
Тётка рыжая одна
Повязала мне косынку
Расписного полотна.

И, пригладивши руками,
Вновь затеяла мотив
Тот.
Про город, что на Каме,
Что ногами не дойти.
Ни за день, ни за неделю…

Бередя свою тоску,
Тётки яростно хрипели.
Пароход им вторил: «Гу-у-у!»

А внизу по мокрым плицам
Звонко шлёпала вода:
«Не добра-ат-ться!
Не проби-ит-ться!
Не доплы-ыт-ть вам!
Никогда-да-да-да!»

Солнце голову склонило,
Отвернулось от реки.
Засверкали крокодилов
Злые очи-огоньки.

Незнакомым словом «бакен»
Щегольнул какой-то бас.
Крокодилы ж как собаки –
«Клац-ац-ац!» —— пугали нас.

Над кипящею рекою,
Огромадны, недобры,
С кровожадным диким воем
Закружили комары.

Надо мной они летали.
И уж снизился один…
Вдруг
Подплыл вплотную ялик.
В нём сидел…
Гекльберри Финн!

Поглядел вокруг сурово.
Сделав рупор из руки,
Загремел:
«Отдать швартовы!
Мшина стоп!»

-— Березники.



Картошка

Если картошку порезать на пластики
И уложить прямо так на плиту,
Где уголёк разгорается красненьким,
Можно такую испечь вкусноту!

Если лишь вкус обожжённого пальчика
Помнит потом этот маленький рот, —-
Можно увидеть, как девочка с мальчиком
Из сундука новый клубень берёт.

Если, умяв и его, не приметили –
 Было то вьявь или, может, во сне? —-
То в сундучок за картошкою третьею
Могут детишки забраться вполне.

Если, стащить не успевши четвёртую,
Третью почти что сырою едят, —-
Значит, бабуля пальтишко потёртое
В сенцах снимает, с базара придя.

В кухню войдёт. Над плитою поохает,
Грея костяшки мороженых рук.
Взявши кастрюльку, к чулану протопает
И приоткроет заветный сундук.

Выйдет оттуда тихонечко боком, и
В комнату нашу неслышно войдёт,
Где мы усердно сидим за уроками, ——
И подзатыльников нам надаёт.

-— Что ж вы наделали, дети безмозглые!
  Словно об стенку горох, говорю!
  К ночи придут с Оружейного взрослые.
  Как я теперь им похлёбку сварю?

Мальчик – подельник мой, дядечка Ванечка, —-
Грянет на улицу от тумаков.
Я же укроюсь за старым диванчиком,
Меж умудрённых седых пауков.

Баба кастрюльку с последней картошиной
Ставит под образ, согнувшись в беде,
И перекрестится.
«Господи Боже мой!
Дай же нам хлеб на сегодняшний день».





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0    


Читайте также:

Олег Скрынник
Тайкино счастье
Подробнее...