Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Банши

Анна Юрьевна Смирнова. 34 года. Родилась и проживант в Москве. По образованию врач.

Банши
          За право на эвтаназию.

Наконец и по мне,
   по моей облапошенной жизни
Причитать и рыдать
   белокурая примется банши.
Где была же ты, злая подруга,
   с бессмысленной тризной
Лет на пять или даже на десять,
   но только пораньше?
Для чего свои гадкие перья
   изогнутым клювом
Начищала ты будто для славной
   хмельной вечеринки?
Может, стаю свою позовёшь —
   и я крови налью вам
Из артерий, разорванных
   в нашем слепом поединке.
Приходила б тогда,
   когда сил было вдоволь, удачи,
В то счастливое время,
   когда бы на равных мы были.
А сейчас… Не хочу,
   но ведь слышу, как люди судачат,
Как глаза с облегченьем —
   не я! — от меня отводили.
Белых стен тишина,
   проводов бесконечная жила,
Только вечная боль — позади?
   впереди? — в моей клетке.
Ты бы, банши моя белокурая,
   мне удружила:
Хватит плакать и петь,
   просто выдерни шнур из розетки.


Река

На миг не смолкая, гремит неуёмный поток,
Лишь брызги туманной стеной в человеческий рост
И ветры над ним в разлохмаченный спелись клубок,
Бушующей силой держа свой недремлющий пост.
К просторам морским устремилась с вершины горы
Река сквозь земную кору и гранитную твердь.
И нет той скалы, где она не прогрызла б норы,
И нет тех холмов, что она не смогла бы стереть.
А берег её каменист и пугающе дик —
Ни заводей тихих, ни спусков отлогих к воде.
И зверя, что в жажде бы к волнам стремнины приник,
И птицы, что б рыбу ловила, не встретишь нигде.

А где-то за вихрем клокочущих в пене ветров,
Совсем на другом берегу — не поверишь глазам! —
Раскинулась тень опоённых прохладой садов,
Цветущие кроны подобны лихим парусам.
Неспешные пчёлы и запах лугов заливных,
И зреет малина, и плещется в озере сом…
Как будто бы Боги молитв понаслушались чьих —
И вот тебе место, где жить бы, где строить бы дом!

Да только река… И задумает кто-то искать
Спокойного брода — пройти и не вымочить ног.
Кто духом слабее и вовсе отправится вспять —
Мечтать о несбыточном тоже, возможно, порок.
А кто-то, не мешкая, скинет пожитки с плеча
И ринется вплавь сквозь объятие мутной воды
Бороться за счастье…
     Несётся стремнина рыча,
И манят к себе, словно вызов бросая, сады.


Мария

Я приду к тебе перед рассветом
В час, когда прохладой веет грусть.
Я не с просьбой и не за ответом —
Я сегодня просто помолюсь.
Неземной печалью ты сияешь
На склонённом в горести челе.
Двадцать сотен лет уже прощаешь
Тех, кто гнал Иисуса по земле.

Ты качала Сына на коленях,
Зная жребий, вверившись судьбе.
Был бы Он и так тебе священен,
В каждой бы и так звучал мольбе.
Но иначе небо распорядилось:
Сын ушёл. И за верстой верста
Тридцать и три года тебе снилась
Тяжесть перекладины креста.
Он отдал себя последней жертвой,
Искупленьем обернулась смерть.
Ну а ты… Могла бы — стала первой,
За него готовой умереть.
Помнишь, как клонился день к зениту,
Пыль на коже милых, голых ног,
И лицо толпы, слепая свита…
Каждую минуту, как ожог!

Тихо луч скользнёт под своды церкви,
По рукам, изломанным в мольбе.
О тебе, твоей великой жертве
Перестали помнить и скорбеть.
Только лишь, когда на свет явился
Мой ребёнок, стала понимать:
Если с ним хоть что-нибудь случится —
На Голгофу следом идёт мать.


***
В твоих глазах горит дотла
Всё то, в чём раньше сомневалась,
Все, кого раньше я звала,
Кого любила, с кем прощалась.
В своём паломничестве ты
Вдруг приземлился на планете,
Где ещё верят в прах святынь
И ищут поводы для сплетен.
Ты разбежишься для прыжка,
Но держит крепко тяготенье.
И тянется моя рука
К тебе, как жертвоприношенье.
Как я посмела опоздать?
И ошибаться раз за разом?
Рок или случай — что гадать,
И если бить — наотмашь сразу.
Твоими песнями живу
И разукрашиваю память.
Мы рвём на луках тетиву,
Чтобы больней друг друга ранить.
Прижму клеймо к своей груди:
Рабыня! Радуйся победе.
К тебе — ты только подожди —
Приеду. На велосипеде.
 

Рыжая

Покинуты дачи — до лета закрыты,
Машины ползут по размокшим дорожкам.
Все вещи забрали. И только забыта
Ненужная в городе рыжая кошка.
Весной притащили найдёныша дети.
Ну, пусть остаётся — ведь лишней не будет.
Живёт под террасой, и дома не метит,
И ест, что оставят от ужина люди.
Платить эта кошка совсем не умела:
Мышей не ловила и птиц не гоняла.
Но как иногда она тёрлась всем телом
О ноги любимых, как громко мурчала!
И что-то в ней было от гордого перса,
Чуть-чуть от сиама, ангорки немножко.
А, в общем, по виду — совсем не принцесса,
Породы — дворовая рыжая кошка.
Такую и брать-то в квартиру неловко:
Ковры и диваны, хрустальные вазы.
Она не украсит собой обстановку
И будет по шторам дизайнерским лазить.
А детям сказали — она нас дождётся,
Под снегом отыщет какие-то крошки.
Всегда есть помойка и крыша найдётся.
Она же привыкшая дикая кошка.
И вот у забора любимых хозяев
Лежит она, тщетно пытаясь согреться.
И лишь иногда тусклый взгляд поднимает —
В случайные фары с надеждой вглядеться.
Но снова не те… И тяжёлые веки
Опустятся, в сон потянув её вскоре,
Где чешет за ухом рука человека,
Где полная миска и собственный коврик.
И ловит беспечно скользящие тени,
С хозяйской ладонью борясь понарошку.
А вечером тёплым клубком на коленях
Всем сердцем мурлычет счастливая кошка.
Накинет зима милосердно покровы
Пушистого снега. Нет смысла бороться.
Ведь если не врут, то когда-нибудь снова
Одна из семи её жизней начнётся.
Пройдёт незаметно текучее время:
Детей будут ждать старики у окошка
Ненужные, лишние, брошены всеми
Те, кто не взял с собой рыжую кошку.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0