Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Краеугольный камень

Владислав Швец. 37 лет. Живет в Новосибирске.

Краеугольный камень

Есть в знании вера
В незыблемость общих начал
И в бытности — сфера,
Где разум от века молчал.

Кто, с жизнью не споря,
Запретных плодов не вкусил,
Тот плачет от горя
Над сонмом непонятых сил.

И, если не сдавит
Усталое сердце броня,
Пытливец представит,
Надежду на милость храня,

Что мысль однобока,
А мир — взбаламученный плёс
И надобно Бога,
Но Бога без горя и слёз.

Призвание

Там, где я не бог, меня не будет;
Там, где был, — искал.
Жизнь воспоминания не будит —
Нес, да расплескал.

Мука паче гордости и славы,
Но не на века:
Лягут перечеркнутые главы
Вдоль беловика.

И приду я — наяву, не в грезах —
В новые края,
Мир людей, красивых и тверезых,
По себе кроя.

Я откроюсь тысячному вечу —
Воли невпроед —
И, услышав: «Ты не Бог!», отвечу:
«Я Его поэт».

Среда обитания

Всемогущий Господь, просветли —
Что не блажь, то потреба:
На какой высоте от земли
Начинается небо?

Пусть на той, где уходят в полет,
Где мы смотрим и дышим,
И тогда человек предстает
Порождением высшим.

Я созрел и на веру приму
Мысль, что небо повсюду,
Но поведай об этом всему
Ослепленному люду —

Ведь по сирости носят хомут
Бирюки-недотроги,
А услышав Твой голос, поймут,
Что и сами как боги.

Ипостась

Мы живем с неявным, книжным Богом,
Растворенным в памяти мирской.
Он не созерцатель с ясным оком
И не созидатель в мастерской.

Он — мечта, которую однажды
Бережным трудом — не впопыхах,
Не для пущей сытости — от жажды
Воплотили в притчах и стихах.

И теперь он всюду между нами:
И у тех, кто смотрит свысока,
И у тех, кто обойден чинами,
Слово «Бог» не сходит с языка.

Этот образ никому не внове —
С ним сроднились, мудрости вкусив, —
Но такой, запечатленный в Слове,
Бог красив. Поистине, красив.

Искусство как оно есть

Счастлив стихотворец с повадками ловца:
Встанет лыко в строку для красного словца.

Смысл рождает повод, а цели не ясны,
Им замена — жажда грядущей новизны.

Но живой стихии не надобен расчет —
Дерево не знает, зачем оно растет.

Только вьются ветви и прядает листва —
Это вместе радость и правда естества.

Слово в слово

Представьте фотографию Христа:
Бесстрастной, ей не может быть присуща
Торжественность священного холста.

Десница живописца всемогуща
И вдохновенно льстит, вообразив,
Что имярек изысканно красив.

А Он красив неявной красотой
С печалью неразгаданной в обнимку,
Но их не видно в дымке золотой.

Лишь вняв несуществующему снимку,
Пытливец разгадал бы, чем объят
Всю тайну жизни высказавший взгляд.

В одни ворота

Дорогу осилит не всякий идущий,
Когда ее небо темно:
Пройдет она топью, жнивьем или пущей —
Заранее знать не дано.

Блуждать среди сонма разломов и трещин
Страшнее, чем жить взаперти;
Счастливый исход за труды не обещан —
И все-таки стоит идти.

С судьбой, принимающей вид недотроги,
Немыслимы тяжба и торг,
Но самые тайна и зыбкость дороги
Внушают холодный восторг.

И если надежды на лучшее шатки
И все ожидания — ложь,
То рядом — забвение в царстве загадки,
Куда равнодушный не вхож.

Рациональная ностальгия

Прошлое всегда прекрасно
Тем, что больше не опасно.
То, что вышло безобразно,
Остается под замком.
То, что было сердцу мило,
Втайне служит как белила:
Белым черное залило —
Нить связалась узелком.

Но прорехи и огрехи,
Как и сущие успехи, —
Те же памятные вехи,
Та же самая статья.
И, кладя густой румянец,
Наводя на шрамы глянец,
Память тешит горьких пьяниц,
Пьющих чашу забытья.

Сбросить упряжь — и забыться!
Боль живущих — рай сновидца.
Пусть струится и клубится
Старых зарев сладкий дым.
Благо — верить самым дошлым:
Все явившееся пошлым
В будущем сольется с прошлым
И окажется святым.

Преемственность

Я во времени не одинок:
Будет тот, кто совьет мне венок;
Если сын — воспитаю в нем гения,
Если дочь — дам ей имя «Евгения».

Жизнь берущий как дар, не взаймы,
Его мысли и чувства прямы;
Родом свой — говорят: «Продолжение»,
Родом чуждый — его одолжение.

Сколько путников — столько путей;
Но плеяда любезных детей
На родных и сторонних не делится,
И Юнона — одна им владелица.

Все мы — песни в лазурной тиши,
В каждом — рифмы движений души,
Свежесть празднества, утро воскресное;
Только это и есть интересное.

Воздержанность

Никто не знает, Бог я или нет:
Я наяву ничем себя не выдам,
Не возмущу движение планет,
Повелевая призрачным болидом,

Не расскажу, зачем я был рожден,
На что мне так потребны стать и воля —
То, чем еще не всякий награжден
Для рыцарства без шпаги и пистоля;

Нет, я пребуду в ранге «пескаря»,
Смотря на мир в открытом книжном томе,
Довольствуясь пространством пустыря
И хоронясь до срока в отчем доме;

И будет взгляд мой — жадный уголек —
В безмолвии глубок необычайно…
Вам вольно видеть в сказанном намек;
Что ж, все в словах намек, а больше — тайна.

Энтропия

Давайте подольше не сложим
Зазубренных наших мечей —
И в трудном бою потревожим
Покой вековых обручей.

Ни бытность в довольстве и холе,
Ни нравы покорной толпы
Не льстят неприкаянной воле,
Свернувшей с избитой тропы.

Возьмемся — и все же не сдвинем
Твердыню юдоли мирской;
Но пусть мы подольше не сгинем,
Сражаясь с тлетворной тоской.

И, мысля, что наше бунтарство
Земных не сровняет бугров,
Приблизим заветное царство
В одном из возможных миров.

Crescendo

На миру и росток не взойдет —
Тайный сказ доверяют конверту;
Человек подведет под омерту —
Одиночество не подведет.

Полный силы на что не горазд —
Умудренный стремится к низовью;
Полнота разрешается кровью —
Пустота никогда не предаст.

Где приволье, там шумный посад —
Над затвором содом не довлеет;
Жизнь то мерит, то режет, то клеит —
Смерть, отрезав, не смотрит назад.

Без контура

Птица в небе не молится небу,
Рыба в море не видит воды,
И гурман обращается к хлебу,
Лишь смирившись с тисками нужды,

И бунтарь ощущает запястья,
Лишь примерив на них кандалы;
Так и в счастье не знают о счастье,
Ибо дни равномерно светлы.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0