Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Такая долгая осень

Алла Пятибратова. Живет в г. Бишкек (Кыргызстан).

Ну, зря. Зря согласилась. Как чувствовала, не хотела подходить к телефону. Долго ждала, пока он замолчит. А через полчаса, когда затрезвонил снова, нехотя подошла, положила ладонь на трубку, борясь с желанием не поднимать её, но любопытство всё же победило. Да ладно, какое там любопытство, просто привычка всегда отвечать. И часто потом об этом жалеть.

— Добрый день! Это Женя? — послышался в трубке женский голос.

Не дожидаясь ответа, женщина продолжила торопливо:

— Мне ваш номер дала Светлана Васильевна. Она моя… то есть наша общая знакомая. Помните? Она сказала, что только вы мне сможете помочь. Не отказывайтесь, пожалуйста! Мы уезжаем послезавтра, больше обратиться не к кому. Пожалуйста!

Вот как! Женя удивилась.

— Светлана Васильевна? Она же уехала почти три года назад. Вы с ней общаетесь?

— Нет, с тех пор, как уехала, нет. Она дала ваш номер, когда я её провожала, и сказала, что я смогу обратиться к вам, если надумаю уезжать. Вот, надумала… Повезло, что ваш номер не изменился за это время.

Вам, может, и повезло, подумала Женя. Ей захотелось положить трубку. Или сказать, что не туда попали. Ах, нет, этого уже скажешь, поздно. И Жене моментально стало тоскливо. А если просто бросить трубку?

Она продолжала молча слушать женщину, запутавшуюся в длинных объяснениях. Голос был умоляющим, а это всегда её напрягало, Женя долго не выдерживала и соглашалась на всё, лишь бы её ни о чём и никогда не умоляли. И сейчас она чувствовала — ещё немного и сдастся.

В трубке стало тихо. А потом зашмыгало, захлюпало.

— Послушайте… э… как вас зовут? Елена? Вы там что, плачете? Не надо. Да, я понимаю, что не из-за меня. Хотите зайти? Ну, хорошо, заходите…

Она не стала говорить, что вообще-то это лишнее. Можно было сразу всё оставить, без всяких знакомств. Хочет сначала посмотреть условия, что ли, усмехнулась Женя. Вряд ли они понравятся. Но выбора у неё нет, придётся смириться. А, впрочем, она уже давно, конечно, смирилась. Иначе не стала бы звонить и вот так прыгать вниз головой с вышки, не зная, есть ли внизу вода.

Почему всегда все уверены, что я не смогу отказать, злилась на себя Женя. Может, попробовать отвертеться, когда придёт эта Елена, придумать какую-нибудь «уважительную» причину. Какая причина могла бы потянуть на уважительную?

Стук в дверь раздался уже минут через семь после телефонного разговора. Значит, насчёт «вниз головой» я права, подумала Женя. И открыла дверь.

Молодая стройная женщина была вся промокшей, короткие светлые волосы слиплись, с чёлки капало на лицо. Женя хотела пошутить, что слёз, видимо, было слишком много, но осеклась, увидев тёмные припухшие глаза.

— Заходите быстрее! У вас зонта, что ли, нет? Такой дождь льёт…

— Зонт есть, просто не взяла, думала, бегом, бегом, не успею промокнуть…

Нежданная гостья снимала мокрую куртку, туфли и всё что-то бормотала глухим голосом, словно и его пропитало дождевой водой.

Женя повела гостью на кухню, начала варить кофе, слушая её вполуха и думая о своём. Она не хотела знать, кто эта незнакомка, куда уезжает, с кем. Это был посторонний человек, вошедший в её жизнь, может быть, всего на час. Потом он уйдёт, скорее всего, навсегда. И в памяти Жени не останется даже его образа, его сотрёт этот дождь.

Дождь! Вот что не давало покоя Жене. Почему они все уезжают, когда идёт осенний дождь? Или так ей казалось? Но её память хранила лишь эту картину — осень, низкое пасмурное небо, они под дождём бегут к такси, торопливо обнимаются, молча, потому что уже сказаны все прощальные слова. Дежурные, не согретые душевным теплом, потому что в душе ничего нет, кроме терпкой горечи, прописавшейся там на долгие годы вперёд.

Может быть, дождь нужен был для того, чтобы скрыть их слёзы, или, наоборот, скрыть, что слёз нет?

Друзья и знакомые уезжали семьями и поодиночке. Будто кто-то незримый отдавал приказ, и все снимались с места одновременно. Потом на какое-то время движение затихало, только нет-нет, да и срывался кто-нибудь нетерпеливый, а остальные будто чего-то выжидали. И вот снова поступала команда «приготовиться!», и кто-то нажимал на курок стартового пистолета…

— Часть мы успели раздарить, но ещё так много осталось, — услышала Женя. — Мы долго сомневались, стоит ли уезжать, ведь здесь вся жизнь, дом, родные, друзья… Но потом они стали понемногу разъезжаться, разъезжаться, разъезжаться, разъезжаться…

Женя замерла в ожидании, сколько ещё раз гостья повторит это слово, словно камешком брошенное в воду. Ей показалось, что и Елена затуманенными глазами наблюдает за кругами на воде — разъезжаются, первый круг, разъезжаются, второй, третий… С каждым кругом близких людей рядом становилось всё меньше.

— И мы решили, что и нам пора, — наконец вынырнула она.

— В Германию? В Россию? — спросила Женя, вдруг поняв, что она всё время молчит.

— В Израиль. У моего мужа мама еврейка.

Женя стала вспоминать, кто из её окружения уехал в Израиль, насчитала человек семь-восемь и сбилась.

— Мы пытались их пристроить, но сейчас они никому не нужны. Стали неподъёмным грузом, обузой. Те, кто уезжают, не знают, куда их девать. Дарят, просто раздают, раздают… но их так много, — Елена говорила извиняющимся тоном.

Знаю, кивнула Женя. И решила, что пора спросить:

— Сколько их у вас?

Елена ждала этого вопроса, сразу напряглась, опустила глаза, начала нервно разглаживать юбку. Ну, всё, напряглась и Женя. Сейчас назовёт какую-нибудь безумную цифру. Она дёрнулась, со стуком поставила чашку, выплеснув на стол немного кофе, схватила тряпку, долго вытирала клеёнку, исподволь поглядывая на гостью, которая, казалось, вместе с ней тоже вытирает мокрое пятно, но только глазами.

— Так сколько? — уже спокойно спросила Женя. — И в чём? В мешках, в коробках?

— В коробках… 55 или 56, где-то так, — слабым голосом сказала Елена. И быстро добавила: — Но они небольшие… коробки…

Она смотрела на Женю со страхом, ожидая, что прямо сию минуту её вежливо попросят пойти к чёрту вместе со всеми своими коробками. И в её глазах опять была мольба.

Женя не выдержала, отвернулась. Господи, и откуда ты свалилась на мою голову, беззвучно прокричала она.

Первые коробки появились в её доме лет пять назад, когда решила уехать подруга Таня. Она собиралась долго, поэтому коробок оставила не так много, сложив туда только, как она сказала, самое-самое, то, что отдать чужим никак было невозможно.

— Так я буду хоть спокойна, что пристроила в хорошие руки, — повторяла Таня. — Непременно заберу когда-нибудь, когда наступят лучшие времена. Устроюсь, а потом заберу.

Тогда Женя услышала это впервые — про «устроюсь и когда-нибудь заберу». Потом эту фразу, как заклинание, повторяли все. Они верили. И Женя верила — да, когда-нибудь, конечно!

А потом они уезжали. Садились в такси, махали из окна рукой, повторяли: когда-нибудь, когда-нибудь… И бесследно растворялись во времени вместе со своим заклинанием. Пропадали. Ни писем, ни звонков. Только коробки.

— Очень много, да? — опять виновато спросила Елена.

— Ну… не буду лукавить, многовато, конечно. У меня одна комната заставлена коробками, вы ведь уже четвёртая оставляете...

— Вы меня простите, ради бога! Такое неудобство… Но я просто в отчаянии!

— Так, давайте договоримся — раз уж я согласилась, не будем теперь про неудобства и прочее. И перестаньте извиняться.

— Да, да, конечно! Я вам так благодарна! И простите ради… Хорошо, больше не буду, — Елена запнулась, а потом затараторила с облегчением: — Как только мы устроимся, я вам тут же напишу! Или лучше позвоню. А потом, при первой же возможности, приеду и как-нибудь всё заберу. Вы не сомневайтесь, обязательно приеду и заберу.

— Когда наступят лучшие времена? — спросила Женя.

— Что? Ну, да, наверное, — неуверенно улыбнулась Елена.

Женя кивнула и тоже улыбнулась.

Проходили девяностые, год за годом. А они всё уезжали и уезжали. И все даты отъездов слились в одну, залитую осенним дождём. Казалось, даже оставленные ими коробки пахли сыростью, хотя Женя понимала, что это ощущение обманчиво.

И она продолжала терпеливо ждать обещанного возвращения. Хотя даже не знала, а живы ли они там, куда уехали. На каждый телефонный звонок сердце откликалось трепетом. Но звонков «оттуда» всё не было.

— Так, значит, завтра после пяти? — ещё раз уточнила Елена.

Она махнула рукой и начала спускаться по лестнице. Женя провожала Елену глазами и вслушивалась в её приглушённое бормотание: «Боже мой, боже мой, ну зачем всё так… как же я вам благодарна… вот и мы уезжаем… боже мой…».

Смеркалось. Женя зажгла в зале свет. Подошла к закрытой двери другой комнаты, постояла немного, даже подержалась за ручку, но решила, что ещё недостаточно темно, чтобы туда зайти. Когда в комнате несколько месяцев назад перегорела лампочка, она даже обрадовалась и не стала вкручивать новую.

При свете эта комната напоминала склад. Никакой мебели, кроме маленькой табуреточки, здесь не осталось, Женя всё давно потихоньку перетаскала в зал, освобождая место для новых коробок

Они стояли вдоль стен, постепенно вырастая вверх, чуть ли не под потолок. Одинаковые и безликие. Они отобрали у неё часть места под крышей, оставив ей для жизни другую комнату, чуть побольше.

— Приют для бездомных коробок, — грустно посмеивалась Женя. — Какое счастье, что хотя бы кормить вас не нужно!

Сколько их тут было, она никогда не считала. Роль цифр взяло на себя слово «много». Завтра здесь появится ещё 55 или 56 коробок, «где-то так», и их незаметно поглотит слово «много», ведь ему всё равно, сколько цифр в него вмещается.

Женя всё же не удержалась, приоткрыла дверь и заглянула. Скоро совсем стемнеет, а пока сквозь тонкие шторы ещё просачивался слабый свет уходящего вечера. За окном что-то своё продолжал бормотать дождь, уже совсем тихо, словно убаюкивал сам себя.

Она вернулась в кухню. Налила в чашку холодного кофе, присела за стол и стала вспоминать. Как они уезжали. Воспоминания всплывали, как размытые картинки. Будто она листала альбом со снимками, сделанными неумелым фотографом. Женя пыталась разглядеть лица, уловить мимику, но даже не пыталась вспоминать голоса, её память не смогла их удержать, они стёрлись первыми.

Чашка на столе уже была едва видна. Женя зажгла свечу и пошла в свой «приют для бездомных». Постояла на пороге, подняв свечу выше головы. Этого можно было и не делать. Даже в темноте видны были коробки, расставленные по всей комнате и вдоль стен.

Каждый вечер она приходила сюда со свечой, усаживалась на табуреточку и заводила разговор.

— Завтра придётся вам потесниться, прибудут новые постояльцы, — начала Женя, поставив на пол подсвечник и присев. — Временные постояльцы, как и вы.

Она хотела добавить ещё «и чужие», но подумала: какая теперь разница. Встала, походила по свободному от коробок пространству, прикидывая, что и куда можно передвинуть так, чтобы поместить ещё 55 или 56, «где-то так». Женя хмыкнула.

— Ладно, завтра…

Она снова села и задумалась. И сама не смогла бы сказать, о чём. Как-то обо всём сразу. Дождь убаюкивал, и её стало незаметно клонить ко сну. Она едва не свалилась на свечу, встрепенулась и тихо сказала, обращаясь к коробкам:

— А, может, лучшие времена наступят прямо завтра?

Ответа Женя не ждала. Подошла к тому ряду коробок, который назывался «Танин», открыла одну из них, вытащила оттуда книгу и поднесла к свече. Это оказался Шиллер на немецком языке.

— Ну, Танюш, ты же знаешь, я не читаю на немецком… — сказала Женя книге. — Ничего. Потом найду что-нибудь…

Она положила книгу обратно. Походила вдоль рядов и остановилась возле того, который назывался «Элкин».

— Привет, Элла! Ну, как дела? Завтра придёт Елена, она тоже уезжает в Израиль. А что если вас поставить рядом? Пожалуй, так и сделаю. Кто знает, может, вы там пересечётесь. Будете вспоминать дом, и ты, наконец, напишешь мне… Но сегодня, если ты не против, я к Светлане Васильевне, что-то давно с ней не общались…

Из коробки в ряду, который назывался «Светлана Васильевна», Женя достала сразу две книги, но не стала смотреть на обложки, ей было всё равно, как они называются и кто их написал. Обычно она открывала книгу, как откроется, и читала вслух с любого места, пока хватало сил или пока не начинали слезиться уставшие от слабого света глаза.

Она примостила свечу повыше и раскрыла книгу. Маленькое пламя дрожало, и текст расплывался. Но Женя всё равно начала читать, иногда поднимая глаза и оглядывая внимавшие ей коробки. И так текло время.

Когда она вконец устала, свеча уже почти догорела. Пожелав всем доброй ночи, Женя пошла в свою комнату. Книгу она оставила на полу, решив, что завтра ещё почитает её. Она так и не узнала ни названия, ни автора. Достаточно было того, что книга была про лучшие времена.





Сообщение (*):

13.04.2018

Гульшат

Очень понравился рассказ. Про меня будто. Будто я сама написала его. Алла, здОрово! Думаешь, что в наше время... Но не отставляй свой талант в сторону, пиши, пиши еще!Востребовано! - До востребования!



Комментарии 1 - 1 из 1