Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

На черный день

Лариса Ратич. Поэт и прозаик. Член Союза писателей России, Санкт-Петербургское отделение.

Какой глупец сказал, что деньги не пахнут?! Сима точно знала, что это не так. Конечно, старые купюры запах имели неприятный: они воняли чужими руками, рыбой, иногда — бедой; но зато новые! — это было ни с чем не сравнимое удовольствие. Неновые деньги Симу всегда раздражали, они никогда не укладывались в плотную стопочку, а вечно торчали из нее то поломанными углами, то потрепанными, замятыми изломами.

Сима всегда старалась обменять деньги на новые. Это было довольно хлопотно, но зато — в удовольствие. Когда денег накапливалось достаточно, она непременно шла в банк и просила: «Обменяйте, пожалуйста, на крупные. Только новыми, очень вас прошу, это — на подарок, на свадьбу. Неудобно старые дарить!»

Она уже примелькалась в ближайшем отделении и даже приобрела «связи», поэтому обмен происходил без проблем. Конечно, басни про свадьбу никого не обманывали (Симу послушать, так она только на это и тратится!), и работники банка иногда, завидя ее, выразительно крутили пальцем у виска («странная женщина!»), но, однако, не отказывали. Они тут всяких видали. 

Но в банке ошибались: Сима была более чем здорова. А новые деньги — это, если хотите, хобби. Правда, иногда это хобби очень мешало: потратить или разменять новую банкноту было для Серафимы Ивановны смерти подобно! Но делать это время от времени приходилось, и тогда она действительно чувствовала себя больной и разбитой и без конца сыпала упреками:

— Можно было и не покупать! Так деньгами разбрасываться — скоро по миру пойдем!

Муж слушал-слушал, но в конце концов срывался: 

— Хватит, скупердяйка!!! Сил нет!!! — И только тогда она замолкала.

Супруги прожили почти сорок лет, и Дмитрий Анатольевич (муж) давно привык и смирился с жадностью жены, но иногда бывал просто поражен. Так, она однажды целый месяц бегала к соседке за томатной пастой («Дай одну ложечку!»), а у самой стояла непочатая пятикилограммовая бадья этого самого томата! Очень просто:

— Не хочу пока открывать из-за одной ложки. Только начни! — не заметишь, как и кончится!

Прекратила она свои походы за томатом только тогда, когда соседка, в очередной раз давая «в долг», вдруг сказала:

— Ну вот, Симочка, теперь ты должна мне ровно стакан томата, я подсчитала. Так что сразу стакан и вернешь; что ж по ложечке мелочиться?

Почему молчаливая соседка вдруг так сказала, Сима не знала, и страшно обиделась:

— Какая мелочная!

Но, муж, однако, взорвался:

— Правильно!!! Хоть раз тебя проучить!!! Если подсчитать, сколько ты у нее за эти годы выпросила — по ложечке, по щепочке! — такой должище получится! Срам какой!!!

И сам открыл банку (Сима со страхом, молча смотрела: уж очень был сердит); щедро, «с горкой», начерпал стакан томата и сам отнес соседке. А Симу строго предупредил:

— Еще раз! — руки-ноги повыдергиваю!

Пара была бездетна, и если Дмитрий Анатольевич очень из-за этого расстраивался, то Сима, наоборот, была довольна: затрат намного меньше. Хотя, конечно, тоже делала вид, что хочет детей.

Но Бог не дал, и хорошо. Иногда Сима представляла себе, как бы они жили с детьми, и даже поеживалась; она достаточно такого у других насмотрелась, не по ней эти «радости».

Сима всегда хорошо зарабатывала: трудилась поваром в столовой. Нечего и говорить, что место было выгодное. Каждый день Сима, с чувством полного удовлетворения, несла домой плотно набитую сумку. Так делали все, начиная от завпроизводством, и заканчивая посудомойкой. И все были довольны друг другом.

Но Серафима Ивановна уже собиралась на пенсию и с ужасом думала, как же она будет жить дальше. В столовой ее, конечно, не оставят, уже предупредили. А как жить без привычных «приносов»? Это что же, придется покупать?! Симочку такая мысль чуть ли не сводила с ума.

Муж, как ей казалось, слишком легкомысленно к этому относился. Он уже два года был на пенсии и считал, что ему — достаточно. Правда, время от времени отбивал «атаки» жены, которая никак не могла смириться, что он не хочет больше работать.

— Наработался, хватит! — сердился муж. — Дай мне покой!

Он был рад выходу на пенсию и хотел, наконец, насладиться отдыхом, потому что всегда работал тяжело, на износ — сварщиком на заводе; никогда не отказывался, если надо было повкалывать в выходные или сверхурочно. А все Сима! — дескать, надо не упускать ни одной возможности заработать лишнюю копеечку! «На черный день», — так она любила приговаривать. И сейчас немилосердно гнала мужа: 

— Иди в сторожа, лентяй! Чего ждешь?!

И так «доставала», что Дмитрий Анатольевич уже начал подыскивать себе место, чтоб только перестала «пилить»…

…Он давным-давно не любил свою Симу и сейчас даже не мог вспомнить, а любил ли он ее вообще? И зачем женился?.. Впрочем, одно объяснение он помнил ясно: понравилось ему тогда, давно, что Симочка — такая хозяйственная, бережливая, аккуратная. Он, ухаживая, часто приходил к ним в гости и видел: здесь умеют жить. Сам Дмитрий Анатольевич (тогда — Димка) жил в общежитии, в комнате на четверых. Он, любивший чистоту и порядок, просто мучился: заставить своих соседей «не быть свиньями» оказывалось нелегко. 

А тут — Симочка: ладненькая, серьезная, аккуратная. И сказала: 

— Если мы поженимся — будем жить самостоятельно: на меня бабушка-покойница дом переписала. 

Вот этот аргумент, — помнил Дмитрий Анатольевич, — и оказался решающим. Он моментально женился. И был счастлив! Свой дом, свое гнездышко! — это тогда было пределом его желаний.

Да и Симочка поначалу бесконечно умиляла. Дмитрий Анатольевич думал: «Вот повезло так повезло!» Дома — чистота, уют, покой. Всегда наготовлено, выстирано, выглажено. И это — при том, что Симочка на работу уходила ни свет ни заря, а приходила — усталая. Клад, а не жена!

Потом начал потихоньку замечать: уж очень она приземленная, очень. Сначала думал, что, может, это и неплохо. Ну, например, она не признавала никаких Дней рождения («Это ж какие расходы, ты посчитай!!!»). В такие дни они просто устраивали торжественный ужин на двоих (Сима «в честь праздника» прихватывала из своей столовой какой-нибудь деликатес). Даже цветы от мужа — она не одобряла:

— Зачем? Постоят три дня — и в ведро! Считай, выброшенные деньги!

При этом и сама никогда и ничего ему не дарила, а просто давала какую-нибудь крупную купюру:

— Поздравляю, Димочка! Купи себе сам, что захочешь.

Какое там «что захочешь»! Дмитрий Анатольевич без ведома жены не имел права бутылку пива себе купить, не говоря уже ни о чем другом! Тем более, что через день-два она, как ни в чем не бывало, «вспоминала»:

— Ой, у тебя, кажется, денежки есть? Зайди, милый, купи вот по этому списку, если тебе не трудно.

Не трудно. Тем более что список — точно на «подаренную сумму»…

Свою же зарплату (а теперь — пенсию) Дмитрий Анатольевич отдавал жене, что называется, до копейки. Буквально «до копейки» — с непременным предоставлением расчетного листка.

И если у него на работе «собирали» (мало ли поводов, сами понимаете!), то он всегда знал: вечером будет крик, обида и слезы:

— Сколько можно?! Наверное, только такие дурачки, как ты, на все сдают! Вот я позвоню куда надо!!! Мало не покажется!

И приходилось просить, успокаивать, обещать, что «вот-вот дадут премию», а в воскресенье — опять вызывают; заплатят вдвойне. И мало-помалу, через валерьянку, Серафима Ивановна успокаивалась до следующего раза. Не сдавать деньги, когда все сдавали, Дмитрий Анатольевич, как того требовала жена, не мог: все-таки отношения в коллективе — штука деликатная. Это у них там, в столовке, любое застолье — не проблема, потому она и не понимает. Работала б в другом месте — было бы проще.

Они никогда никуда не ходили и не ездили. В кино? — зачем, если есть телевизор. В дом отдыха? — так ведь речка и тут есть. «Копеечку к копеечке — рублик набежит!» — любовно ворковала Серафима Ивановна.

В доме у них было чисто, прилично, но… Не было того, что Дмитрий Анатольевич называл про себя «красота». Он много раз пытался уговорить жену:

— Давай купим новую мебель, современную, красивую, чтоб глаз радовался!

Сима упорно сопротивлялась:

— У нас все есть! Не морочь голову!

Да, все есть, но разношерстное, сто раз обтянутое — перетянутое. А хотелось праздника… Однажды он, на свой страх и риск, на всю премию купил новые шторы — так ведь жена, мало того, что закатила один из самых больших скандалов, заставила его съездить в магазин, чтобы сдать покупку. Шторы, к радости Дмитрия Анатольевича, категорически отказались взять обратно. Тогда Сима поехала сама — тоже не помогло; обмен — пожалуйста, на ту же сумму, а про возврат — и речи быть не могло.

Так и остались эти шторы дома, пришлось повесить. И были они легкие, чудесного песочного тона, радующие глаз; и, конечно, резко контрастировали с убогой обстановкой (не в пользу последней). Когда Сима отбушевала окончательно, Дмитрий Анатольевич попробовал было убедить ее начать что-то менять, но… И остались шторы в гордом одиночестве. Ясно, что навсегда.

— Куда, на что мы копим эти деньги, объясни ты мне?! — это если муж уже не выдерживал. — Что, в гроб нам положат?

— На черный день!!! — в сотый раз категорически отрезала супруга. 

И однажды Дмитрий Анатольевич ей ответил: 

— Да жизнь с тобой и есть — один сплошной, длинный черный день, будь ты неладна со своей жадностью!

А она не очень и обиделась. Так, надулась немножко, и все. Дмитрий Анатольевич ждал, что после таких его слов она, по крайней мере, захочет ему доказать, что он не прав. Женщина все-таки! Какая из них будет равнодушно принимать, что рядом с ней — каторга и мука? А Серафима Ивановна доказывать ничего не собиралась, она как раз вчера обменяла в банке деньги «для свадьбы» и пополнила очередную пачку.

Деньги Сима хранила только дома (однажды положила на счет, а спустя какое-то время — взяла; так ведь дали старыми купюрами! И еще посмеялись, когда она потребовала: «Я новые сдавала — новые и верните!»). Больше такого некомфорта Сима для себя не хотела. И не нужны ей эти проценты, раз такое дело!

Что у Серафимы Ивановны водятся денежки, никто и не догадывался: ни внешний вид пары, ни их быт не давали повода так думать. В одежде Сима тоже не была прихотлива, не перебирала, и мужу — не давала. Редко-редко все же приходилось (жизнь есть жизнь) отправляться в магазины, и тогда Сима так замучивала и продавцов, и мужа, что Дмитрий Анатольевич рад-радехонек был и дальше ходить в старом, лишь бы не претерпевать все это: бесконечные поиски «дешевле, еще дешевле», навязывание женой вещей, которые ему совсем не нравились. Но и тут, как всегда, Серафима Ивановна выходила победительницей. А потом все равно долго еще вздыхала и сокрушалась: 

— Зачем поторопились?! Надо было еще поискать! Я уверена, можно найти подешевле.

Вот так они и жили… Но однажды Дмитрий Анатольевич серьезно заболел, его положили в больницу. После обследования выяснилось, что нужна срочная операция, назвали сумму (и немалую!). Конечно, в прежние времена — Дмитрий это прекрасно помнил; еще до развала Союза — «болели бесплатно», а теперь…

Надо сказать, что Симочка (и это был единственный случай в их жизни, когда Дмитрий Анатольевич восхитился «нюхом» жены), когда деньги вдруг, в один момент, обесценились, — умудрилась ничего не потерять! Она накануне, где-то за полгода до известных событий, почему-то засуетилась, забеспокоилась:

— Дима, у меня нехорошее предчувствие. Надо срочно деньги вкладывать, вот увидишь!

И сделала, конечно. Дмитрий Анатольевич не вникал, что именно, да она и не очень-то делилась. Но зато после — она долго-долго собой восхищалась: денежки не только остались целы, но и приумножились. 

Многие тогда потеряли почти все. Получился всенародный грабеж среди бела дня: люди собирали деньги десятилетиями, чтобы в два дня остаться ни с чем…

…Итак, они были не бедны. Но сколько именно у них денег — Дмитрий Анатольевич догадывался лишь приблизительно. Он просто знал, что много. На черный день, она говорила? — ну что ж, похоже, для Дмитрия он уже настал. Он срочно поведал жене, сколько будет стоить операция. Она как-то загадочно помолчала, выслушав; потом кивнула: «Конечно, найдем выход».

А наутро, на обходе, врач сказал: 

— Что, голубчик, вы решили отказаться?

— От чего? — сразу даже не понял Дмитрий Анатольевич.

— От операции, от чего же еще! Вчера ваша супруга мне сказала, что такой суммы вам никогда не собрать. Ну что ж, дело ваше, но все-таки подумайте: может, друзья выручат или родные? Операция вам крайне необходима! Речь идет о вашей жизни, поймите.

…Дмитрий Анатольевич еле дождался Симочку к вечеру. Он готов был убить ее, разорвать на части!!! И, когда она пришла, он горько, еле сдерживая душившую его ярость, спросил:

— Что, Сима, нет у нас, значит, денег на черный день, да?!

— Таких, как здесь запрашивают, — нет! — Серафима Ивановна к атаке была готова.

— И что же, мне — умирать?..

— И так поправишься, — подобными речами супругу смутить было нельзя. — Я знаю. Полежишь еще немного — и домой. Это все обман, я чувствую.

Он начал просить. Унижался, плакал… Ах, если бы он знал, где она прячет деньги! Сам бы взял!!! Но Сима была непоколебима. «Симуляция», «шантаж», — это были наиболее легкие слова, которые она подобрала, глазом не моргнув.

…Дмитрий Анатольевич умер прямо в больнице, спустя две недели. К Симочкиному ужасу, похороны забрали значительную сумму, хотя, конечно, не сравнить с той, что требовали за операцию.

Серафима Ивановна все же ухитрилась и здесь выгадать: поминки решила вовсе не устраивать («Нечего всякую пьянь прикармливать!»). Соседка по этому поводу имела свое мнение:

— Зарыла как собаку!..

Ну и пусть. Подумаешь, какая умная! Посчитала бы сама: в морге — плати, попу — плати, да еще гроб, венки… Кому это нужно? Диме — так уж точно теперь все равно. 

Зато денежки целы. Вдруг, действительно настанет «черный день» — Симочка встретит его во всеоружии. 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0