Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Если бы Земля была плоской...

Виктор Конвоев. Вологодская область, п. Чагода.

Что-то жжёт грудь. То ли горчичник, то ли первый снег. За окном.

Я за окном, как за штурвалом. Стою, смотрю по ветру...

Где-то там, на юге, за сотней горизонтов, за кучей домашних (и не только) дел, быть может, тоже за окном — ты: стоишь, смотришь против ветра. В этом ты вся. Ты — борец. Я — нет.

Врач сказал, у меня ослаблен иммунитет. Прописал витамин Е. Маленькие красные шарики. Гладкие и безвкусные. Они почему-то не тонут в воде, и мне приходится каждый раз спускать воду в унитаз...

Я не хочу усиливать свой иммунитет. Он устал быть сильным. В последний раз я болел... Не помню — когда. Кажется, давно. В больнице лежал.

И почему говорят — лежал? Чёрта с два я там лежал! Ну, спал, конечно, ночью.

Лежал...

Сидел, ходил... Бегал. За девчонкой одной. И от неё.

В больнице обычно все на компании делятся. Мало кто в одиночку.

Очень мало: я да она. Поэтому, наверное, и сошлись. Впрочем, в компанию, опять же.

Не помню, как её звали. Должно быть, так же, как и теперь зовут. Помню только, что некрасивая, невысокая, несмелая... В общем, не ты.

Но отчего-то общался я с ней. Может, от скуки.

Мне нравились её доброта и простодушие.

Интересно, что ей во мне нравилось?

Я об этом её не спрашивал. Не то, что бы было неинтересно. Просто, не хотел.

Я хотел, чтобы она меня спрашивала. Мне нравилось отвечать.

...со мной всегда так. Почему-то, когда я спрашиваю, у меня всякий раз такое чувство, будто я навязываюсь. Поэтому отвечать мне легче, чем спрашивать...

Отвечать, рассказывать. О смысле жизни, о том, что смерть со смыслом это гибель, а жизнь без смысла это смерть. И прочие такие странные, но предсказуемые глупости.

Но случалось и непредсказуемое...

Я захотел рассмотреть её. Она согласилась. Разделась. Легла…

Позже я прижался ухом к её пупку. Смотрел на приоткрытые губы.

Сказал:

— Лишь однажды выбравшись отсюда, мужчина затем всю жизнь пытается залезть обратно.

Она спросила:

— Ты что — больной?

Я удивился: ведь она же знала, что...

— Да, у меня пневмония.

Через неделю меня выписали. Я не спросил у неё ни адреса, ни телефона.

И вот — не помню, как её зовут. А ведь у меня не так уж много знакомых, кого можно попросить: — Можно я прижмусь ухом к твоему пупку?

Не так много и не так мало. И вообще никак. Нисколько.

Глупый... Ты сказала, что я глупый. Как давно это было! Сколько лет прошло? Пятнадцать?... Четырнадцать.

И что?

Всё то же: я, окно... Глупый.

А я боялся, что смешной. Даже не знаю теперь, что хуже. Жаль, что не дурак. Дураки, говорят, все поголовно счастливы. А ведь и в ус не дуют, что такое счастье и к ужину или к обеду его подают. Оно им и не нужно.

А вот есть.

И вроде бы чего проще: взять у того, кому не нужно, и дать тому, кому нужно. Так нет!

Закон подлости.

А может...

Чем я хуже дурака?

«Не нужно, не нужно, не нужно, не нужно...»

Всем!

Глупый, счастье не обманешь.

Я редко думаю о том, какая ты теперь. Я боюсь подумать, что ты изменилась. Стала какой-нибудь статной, манерной дамой... Кошмар!

Благо, в моём сердце ты всё та же.

И чем только тебя там кормят, что ты так хорошо сохранилась!

А мне уже сорок.

Скучаю ли я по тебе? Скучал ли?

Да у меня никогда ничего и не было-то, кроме твоих глаз. А они и теперь со мной: стоит мне закрыть свои, как я вижу твои... — вот где утонул бы с удовольствием.

В своё время и тонул. С головой исчезал в них из реальности.

В своё время?... Значит, не совсем они теперь со мной-то, твои глаза: одно дело — действительно тонуть, и совсем другое — представлять, как тонешь.

И зачем я только выныривал!

Глупый, и не помышлял бы сейчас ни о каком счастье. А кушал бы кашку из пластиковой посуды да пил бы абрикосовый компот без косточек.

Счастье... Пройдёт — и не заметишь. А вспомнишь — и поймёшь: — Счастье!

Вот мне порой и кажется, что счастье существует только в прошлом.

Столько его там пропущено, незамечено — оглядываться страшно. А впереди — темнота, неопределённость...

Определённо, я из числа людей, живущих своим прошлым. Из тех, что не идут по жизни, а пятятся, чтобы видеть каждый свой след. Смысл движения — оставление следов. Неважно каких: маленьких, глубоких, смазанных, чистых... Двигаться, не глядя — куда, но видя — где прошёл и что оставил.

Жаль, что я не дурак. Не человек без прошлого и будущего. Не человек настоящего.

Интересно, чем человек настоящего может отличаться от настоящего человека?

Небо, земля... Как створки ворот, что скрывают тебя. Я бегу, распахиваю их — за ними другие. А за другими ещё. И ещё, и ещё... Без конца.

И это не игра. Это очень серьёзно.

Если бы Земля была плоской, мы бы виделись каждый день. Я бы не вспоминал тебя. Я бы не был счастлив в прошлом. Ведь вспоминая себя с тобой, я делаю того себя счастливым. Я показываю ему то, что он проморгал, пятясь по жизни. Я говорю ему: "Эй, приятель, ты прошёл босиком по траве. Ты просто счастливчик!" Пусть он ни черта не слышит. Но я-то верю, что был счастлив.

Какая уж тут игра!

Серьёзно. Я просто гений, если хоть что-то мыслю в ней.

Однако, я, к сожалению, и не дурак.

Дети катают из снега комки размером с баскетбольный мяч. Земля ещё не промёрзла и налипает вместе со снегом... В итоге получается не снежная баба, а какой-то "шоколадный заяц"...

Если бы снег стал чёрным, то лучше бы я ослеп. Или умер. Лучше — умер.

Во сне, глядя тебе в глаза, утонул бы, исчез из реальности.

Ты моя муза. Я знаю, что ты это знаешь. Но от этого не легче.

Ты очень строгая муза. И наши с тобой взаимоотношения не вполне стандартны... Если других муза посещает, чтобы они начали творить, то мне приходится творить, чтобы удостоиться удовольствия тебя увидеть.

Вряд ли я творю тебя: я же не гений.

Я спросил проститутку, верит ли она в любовь.

Я хотел, чтобы она соврала. Я хотел, чтобы у меня пропало желание заниматься с ней сексом. Я хотел чистоты.

Но она не соврала. Она сказала: — Я верю.

Она сказала это так... Так... Так не врут.

Я не хочу усиливать свой иммунитет. Я хочу быть человеком, чьи чувства сильнее сердца. Тем, кто хватается за грудь, читая концовку "Ромео и Джульетты". Тем, кто вскрикивает, наступая в темноте на кошку. Тем, кого боятся ранить. Тем, у кого не будет счастливого прошлого, потому что его сердце разорвётся от счастья. Я хочу вдыхать жизнь.

Но...

О чём я сейчас думаю — о тебе.

О чём хочу сказать — о тебе.

О чём молчу — о тебе.

В последнее время я часто и долго вспоминаю о тебе. И мне очень хорошо в такие минуты. Но, не смотря на то, что у меня так много их, воспоминаний о тебе, когда я задумываю их до дыр, мне хочется чего-нибудь новенького... Вот тут-то я и осознаю, что тебя рядом нет. И тогда мне становится больно... Но это мои проблемы. Я не напишу тебе о них, не скажу...

Потому что ты будешь жить долго и счастливо и не со мной...

У меня спокойный, ровный пульс. У меня идеальное давление. Лишь немного повышенная температура и небольшие хрипы в лёгких. С одиннадцати лет у меня диагноз "хронический бронхит", и я состою на учёте у терапевта.

Но у меня сильное сердце. Очень сильное. Слишком сильное...

И хочется верить, что грудь жжёт горчичник.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0    


Читайте также:

Виктор Конвоев
Огромный собачий секрет
Подробнее...