Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Очки

Валерия Колесникова. Колесникова Валерия Вячеславовна родилась в 1977 году в Воронеже. Журналист, преподаватель факультета журналистики Воронежского государственного университета, кандидат филологических наук, автор научных статей, соавтор учебных пособий. Живет в Воронеже.

Сегодня мне, прекрасно отдохнувшему на Крымском побережье, загоревшему и вполне счастливому тридцатилетнему парню, позвонила родная тетка и обычным голосом произнесла:

— Привет, Костян. Вернулся? А только что умерла твоя бабушка (кстати, ее мать и моего отца тоже). Она знала, что ты вот-вот должен приехать. Ждала. А потом я ненадолго ушла в магазин и увидела ее уже на полу…

Я положил продолжавшую невыносимый монолог трубку и тотчас решил поехать к бабушке. Увидеть ее в последний раз. Не в гробу, а в привычной обстановке, да, вот так, проведать... Завтра у бабушки день рождения, и я привез ей, как обычно, подарки с моря. Какие — теперь не помню. Но сразу поехать я не смог физически. Я очутился на мокром от разбитой кружки полу и долго не мог встать. Затем все-таки собрался с силами и поехал. Всю дорогу я мысленно беседовал с ней. Больше всего на свете мне хотелось, чтоб она мне каким-то образом ответила, как в детстве, когда я просыпался от ночного кошмара или пугался темноты: «Я здесь! Не плачь, мой хороший». И зловещий мир в это же мгновение освещался ее теплым, скрипучим и умиротворяющим голосом. «Бабушка, — шептал я и в этот раз. — Милая бабушка! Только скажи, что ты здесь, дай знать, что мир не конечен, что ты слышишь меня, что ты где-то совсем рядом». Но больше бабушка не отвечала. И вселенная молчала тоже. 

В пустой комнате с выставленной теткой на ветхую тумбочку фотографии улыбался мне самый дорогой человек, и горела свеча. Да, у меня были мама и отец, любимые и обожаемые, но бабушка есть бабушка, это надо понимать. Меня оглушила тишина опустевшей комнаты. Невольно я опустился на колени и закрыл ладонями лицо. Под ногами оказались треснувшие бабушкины очки в старой оправе, никем не замеченные. Самая дорогая реликвия из найденных мной в доме. Остальное тетка, вероятно, успела вышвырнуть вон. Я положил очки в карман и навсегда попрощался с комнатой, согревавшей меня столько долгих лет, комнатой, где чай с вареньем казался лечебным, а бабушкины шершавые руки волшебными...

Последним местом нашей встречи с бабулей стало кардиологическое отделение, куда уже несколько раз она попадала. Я принес ей розы, подаренные моими учениками к экзамену — начиналось лето, и один предательский цветок отломился прямо при входе в больничные покои. Я принес ровно шесть цветов, четное число, плюс один надломленный. Я тогда не предполагал, что сломанный цветок предскажет невосполнимую для меня потерю...

Мне шестнадцать лет, я получил в подарок долгожданный кассетный плеер! Он был весь беленький-беленький, новенький и «ваще предел всех мечт». Я клянчил его у родителей целый год, и вот сбылось. Комната, в которой я обитал, сразу наполнилась любимыми мелодиями. Особый кайф был в том, что это никто-кроме-меня-не-слышал! Я ритмично дергался часами — в такт музыке, переставлял затертые кассеты и «однозначно балдел». Бабушку мое вихляние скорее забавляло, к новинкам она обычно относилась спокойно, но неожиданно для меня вдруг запросила послушать эту штучку.

— Вот так помру и не узнаю, что такое плеер, — шутила моя бабуля.

Она была грузной и неуклюжей, поэтому я с целью сохранности техники уложил бабушку на диван, надел на нее свои наушники, а сам плеер положил прямо на живот... Но просчитался. Бабуля заулыбалась услышанной музыке, решила немного повернуться, и злосчастный плеер соскользнул прямо на пол. Плавно так соскользнул, без причинения ему вреда. Но нас с бабушкой охватил обоюдный испуг, а я, подрощенный недоумок, еще посмел и накричать на нее: замечу, я был в таком гневе впервые. Потом, конечно, мы помирились. Плеер оказался целым и невредимым, а я всю жизнь чувствовал себя виноватым за этот предательский крик. «Дуралей, — думал я тогда, — как я только посмел на нее разозлиться, ведь если бы ни бабушка, то не видать мне этого плеера как своих ушей. Она уговорила родителей его купить, да и вообще, она дала жизнь моему отцу. И если бы не было ее, не было бы даже меня, не то что плеера». Это воспоминание мне и сейчас не давало покоя. Сколько я бы отдал плееров, телевизоров, машин, квартир, да что квартир, своих лет жизни, чтобы она еще пожила...

Мне всего восемь лет, и я окончил первый класс. Бабушка на лето всегда уезжала в деревню, куда по возможности забирала и меня. Мне совсем не нравилась эта глухомань, зато пленила мысль о совместной жизни с бабулей при отсутствии родительского контроля. Как она меня берегла, холила и лелеяла! Утро начиналось с тарелки свежесобранной клубники, которую бабушка приносила прямо к моей кровати. Я спал, сколько хотел, гулял, сколько вздумается, ел только то, что нравилось: бабуля безупречно варила красный свекольный борщ, пекла пирожки с вишней и жарила картошку. Этим я и питался: деревенским духом и бабулиной стряпней. Вечерами мы гуляли вместе. Бабушка освобождалась от дневных забот, и мы бродили вдоль березовой, уходящей в лес, аллеи с нашим верным псом Леликом, которого я подарил бабушке. Нельзя сказать, что бабуля мечтала о собаке. Но принесенного мной с улицы белого и веселого щенка она, к моему удивлению, оставила. Мне в тот момент показалось, что бабушка обрадовалась Лелику, и лишь теперь я понимаю, что это было желание угодить мне, любимому внуку. Она — единственная, кто любил меня таким, какой я есть, просто за то, что я есть. Родители воспитывали, друзья испытывали и проверяли, возлюбленные оценивали, а бабушкина любовь была выше и сильнее, ибо в ней было какое-то вселенское добро и милосердие, которое особым образом преломлялось и на меня...

Вагоновожатый позволил мне в этот печальный день не платить за восьмичасовое катание в трамвае. Он только изредка поглядывал на меня через боковое зеркало. Я, не отрывая глаз от окна, с прискорбием смотрел на мелькающие лица прохожих и завидовал их беспечности. Мне никогда не быть таким, как прежде, ни-ког-да... Потускневшим от горя вечером я поблагодарил уезжавшего в депо водителя трамвая и протянул ему руку. Он лишь похлопал меня по плечу и добавил: «Я здесь…». У меня пробежал холодок по спине, ведь так прежде говорила моя бабушка! Как это могло быть, что человек, абсолютно не причастный к происходящему, вдруг произносит сакральную фразу? Мне даже показалось, что я начал бредить.

— Я здесь давно работаю, — расшифровал свою реплику вагоновожатый, пока я не успел опомниться, — но впервые вижу такого несчастного пассажира. Все будет хорошо.

— Да, я несчастен, я никогда...

Нашу беседу нарушил резкий звонок мобильного телефона. Я нехотя взял трубку.

— Вы Константин?

— Возможно.

— Вас беспокоят из морга. Вы только не волнуйтесь. То, что случилось сегодня…

— Не могли бы вы по возможности сократить вашу речь. Я очень плохо соображаю.

— Да, простите, мне надо было начать с главного. Ваша бабушка жива. Она пока в реанимации, но уже ждет вас и просит привезти ей очки.





Сообщение (*):

02.02.2018

Лидия Парамонова -Фокина

Спасибо, Валерия, за "Очки". Прои тронуло за душу. Всех благ Вам, творческих новинок и новых читателей. С уважением, Лидия.



Комментарии 1 - 1 из 1