Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Туда, где солнце

Сергей Бурдыгин. 55 лет. Член СП России. Живет в Оренбурге.

Небо подёрнулось сединой и перестало казаться глубоким. Утро обещало быть таким же душным и жарким, как и многие предыдущие. Стакан медленно прошаркал к арыку: ржавая вода не содержала никаких признаков жизни. На плантации ещё никого не было, поле дышало тишиной , за ночь оно отдохнуло от людей и радовалось этому. Чёрт бы побрал этот лук. Везде лук. Лук и корейцы. Корейцы пахнут луком, лук — корейцами. Иногда кажется, что где-то там, у себя на родине, они тоже выросли на луковом поле, под присмотром тамошних бомжей.

Надо перепрятать сало. Обязательно надо его перепрятать, не зря же старик Диабет в прошлый вечер плёлся за ним от хижины до самого сухого тополя, где у Стакана с Китайцем схрон. Плёлся и ныл, что хочет есть и поспать на чистой постели. Будто Стакан мог ему тут же, у арыка, устроить пятизвёздочную гостиницу. Ещё старуху бы тебе, Диабет, и жизнь станет совсем пряником, да?

Сало они с Китайцем выменяли в деревне на ящик огуречной рассады. Обычно ходили туда за самогоном, но на этот раз они задумали совсем другое, чем выпить во время работы, и сало им дали не сразу, только в пятом или шестом дворе щуплая бабка с глазами любопытного кролика вынесла наконец шмат, правда, желтеющий уже и мягкий.

Ладно, сойдёт и это. На худой конец, не каждая собака, если схрон обнаружит, позарится. А вот Диабет, тот сожрёт с удовольствием, сожрёт и не икнёт даже, ему, трухлявому, всякая еда — в рот, без толку только.

С ним, с Диабетом, никто даже водку по вечерам пить не хотел. Водку эту по вечерам Хозяин выставлял после работы обязательно, как и договаривались: по бутылке на двоих, не больше и не меньше. Впрочем, водкой эта смесь являлась вряд ли, наверняка — спирт какой-нибудь дрянно-разбавленный, да только кто из обитателей здешних хижин что-нибудь другое пивал в последние годы? А Диабет, он и этой дряни хотел всегда вылакать побольше, и, если тот, с кем случалось делить «пузырь» за ужином, медлил или мешкал, старик ухитрялся-таки плеснуть себе лишнего.

Бивали его за это, и не раз, но опять же всякий раз не зло и не очень больно, — поживший человек всё-таки, — и этот поживший, отойдя от побоев уже к следующим сумеркам, опять норовил соседа обделить.

Он и работал так же — кряхтел, ныл, за спину хватался. Его уже и ящики таскать не звали, и от мотыги отгородить старались, но Диабету на плантации всё равно было гибельно. Маленькими ладошками он прикапывал рассаду в землю и шептал при этом что-то таким же маленьким жалким ртом, из которого выглядывали грязно-жёлтые бодылья зубов.

— Шёл бы ты на пенсию, старик, — смеясь, говорил ему Слон, почёсывая живот-холодец, — чего тебе тут загибаться?

— Рано мне ещё на пенсию, — ворчливо шепелявил Диабет, — годами не вышел. И потом — кто мне её даст, без паспорта, без прописки?

— А тут тебе что дадут? Пинка под зад к первому снегу?

— И то ладно, — старик гладил ладошками щёки, прикрывал глаза, — здесь кормят. Выпить есть… В зиму плохо будет… Где жить?

Зиму здесь не любили все. Даже Слон.

По всему выходило, что он был тут самым главным, с этим никто и не спорил, разве что Малахольный в день своего приезда. Привёз его Таксист слегка пьяного, Хозяин по традиции новичка ещё угостил, тому и показалась жизнь малиной. Как зашёл в хижину, сразу и улёгся на слоново место у окна. А Слон со всеми как раз на плантации работал. Впрочем, работал — это не про него, Слон наверняка и на зоне от великих и мелких трудов отлынивал, а уж на плантации его и сам чёрт спину гнуть не заставил бы. Сидит, рассаду перебирает, бормочет что-то. Уж совсем хилый росток найдёт, отбрасывает в сторону. И всё. Зачем его корейцы взяли?

Обычно Хозяин (жена, кстати, звала его Ченом, участковый — почему-то Егором, а Слон — Членом, а то и похуже) лентяев вычислял сразу и, разумеется, не жаловал.

— Я, — говорил, — за каждого из вас пятьсот рублей Таксисту отдаю, водкой пою-кормлю, а вы тут работать не хотите? Хорошо, идите на все четыре стороны, только сначала деньги, на вас потраченные, отработайте.

Случалось, этот Чен-Егор-Член даже бивал особо ленивых, да только здешний люд к физическим страданиям давно привык и безразличен к ним как-то, даже старик Диабет хоть и ноет порой, но скорее от скуки и желания о себе лишний раз напомнить.

Стакана, как и всех, тоже привёз Таксист. Хитроватый дядька с масляными глазами нашёл их с Китайцем воскресным утром у стеклоприёмного пункта, где они вот уже с полчаса безуспешно клянчили у бабы Маши мутный и некрепкий самогон. Баба Маша, прикрывая пухлой ладонью дырищу на некогда цветастом халате, призывала их поискать пустые бутылки, дабы на питие заработать, но в тот день они с Китайцем так тяготились похмельем, что ничего искать были не в состоянии. Таксист это сразу приметил и предложил им работу с кормёжкой и выпивоном, правда, у корейцев, но зато за две тысячи в месяц. Работа на таких условиях была вроде бы подарком, но вот корейцы… Слава об их плантациях была нехорошей.

Но куда деваться в таком состоянии организма?

Таксист их довёз до места (ехали долго, километров восемьдесят от города будет). Хозяин похмелил, отвели их в хижину, совсем, как Малахольного, когда он на слоновом месте устроился. Только они с Китайцем опытные были, старожилов подождали, а Малахольный — он по жизни такой, всё на себя тянет. Вот и плюхнулся на чужое место.

Слон, как пришёл, аж икать начал от удивления:

— Что это за клоп, — говорит, — мой матрац обмочить собрался?

— Ничего я не собираюсь, — опрометчиво ответил тогда Малахольный. — А ты-то кто?

— Кто я, это мы потом разберём, — нехорошо улыбнулся Слон, — а вот что ты сейчас обос…шься, так это я тебе обещаю.

Отволокли новичка в угол хижины, попинали.

— Зарежу, — проскулил он.

Попинали уже посильнее, Артурчик даже табуреткой по голове его звезданул. Он, Артурчик, когда злой, может человека на куски порвать, с башней у него что-то. Тут вообще нормальных мало, даже Китаец — вечно спокойный, словно со сна, — и то сорваться может, как иногда на Хозяина, когда макароны с тухлым мясом вечером дали. Китаец — он вообще-то узбек вроде, как говорит, но уж как прилепилось к нему прозвище, с тех пор, как он на теплотрассу жить пришёл, так и пошло-поехало.

И вот сорвался он на Хозяина, кричать начал. А тот спокойно так прут арматурный взял — и Китайца по лицу.

— Вы мне ещё тут забастовку устройте, — сказал. — Вы кто вообще? Тьфу, погань! Не люди вообще. Я вас пригрел, работу дал…

— А деньги? — не унимался Китаец. — Две тысячи обещал и не платишь.

— Не я обещал, Таксист. А потом — зачем тебе деньги? Ты пропьёшь их сразу. А кто работать будет? Вот сезон кончится, рассчитаемся.

— Рассчитается он, — ворчал потом в хижине Артурчик. — Я в прошлом году у таких арбузы сторожил. Хрен чего дали. Хорошо хоть до города осенью довезли, а то жил бы в поле.

— А что ж ты опять в рабы нанялся? — поинтересовался Стакан.

— А ты? Куда нам деваться?

Уж действительно, на плантациях счастливых людей не было. И почти все бездомные. Разве что Корявый, говорят, квартиру свою кому-то на полгода сдал, да Лёнька Пупок от кредитов прячется. Китаец вообще в город из-под Ташкента пришёл. Зачем пришёл? В России лучше, что ли? Везде одно — выживает тот, у кого деньги. Деньги и власть. У Стакана не было ни того ни другого, хотя работал он раньше комендантом зенитного училища. Снимал квартиру за счёт армии, ждал в очереди свою, жену любил... Потом училище закрыли на хрен (будто бы с воздуха на нас никто не нападёт, если что), жена ушла вместе с компенсационными деньгами (а как же иначе!), вот и "снимать" пришлось в конце концов картонный домик у теплотрассы. Пил, конечно, — с того и беды. Так ведь и выпивать приходилось из-за бед…

Сало он перепрятал под большой камень неподалёку от арыка. Стакан только приподнял этот камень, из-под него какой-то жук головастый сиганул. Ишь ты, всюду жизнь… Только на хрен она нужна. Надо сказать Китайцу, где сало. Мало ли что с ним, со Стаканом, может случиться. Загнуться недолго. На прошлой неделе Профессор крякнул. Прямо на поле — опустился за рассадой и повалился набок. Будто и не был он никогда, как говорил, учителем географии. Что его на плантации привело? Никто уж и не узнает теперь, и могилку никто не посетит. Закинул Профессора Хозяин в свою "ГАЗель" грузовую и увёз куда-то за лесопосадку. Уж явно не на кладбище в землицу с оградкой…

Они живые-то здесь не нужны, а уж мёртвые — и подавно. Ни родные искать не будут, ни милиция. Участковый вон приезжает к Хозяину, угощается, водку хорошую пьёт. Иногда привозит обратно тех, кто убегает. Наверняка тоже не за бесплатно.

Стакан погладил рукой схронный камень и снова посмотрел в небо. Оно седело ещё больше. Ещё немного — и надо будет идти на плантации. Мы — не рабы. Рабы — не мы… Или немы? Бежать они с Китайцем решили после той истории с тухлым мясом, поняли, что хорошего тут точно ждать нечего. На побег тут решались многие, и не всем работать надоедало или Хозяин их доставал, просто воли хотелось. Большинство возвращалось обратно — кого Хозяин ловил, кого участковый приводил, а кто и сам приплетался: водка манила дармовая, да и до города без денег хрен доберёшься.

Бегунков не жаловали: случалось, их Хозяин сам бивал, случалось, шестёрки из хижины. В общем, жизнь вернувшихся была такой, что не позавидуешь. Но всё равно они с Китайцем решили дёрнуть.

Только — куда? В деревне не спрячешься, сдадут сразу. На шоссе идти — участковый в пять секунд догонит.

— Утром туда надо идти, где солнце, — махнул рукой вчера Китаец, — там речка. Вода будет, не умрём. К людям выйдем, на речке другие деревни есть, я знаю.

Китаец говорил почти без акцента, только медленно.

— Где солнце, говоришь? — напряг память Стакан. — Это на восток. А что у нас там, на востоке?

Здешние места он знал плохо. Говорили, что где-то большой колхоз есть, богатый. Что с того? У них с Китайцем даже паспортов нет — прозакладывали давно, порастеряли, а новый кто даст?

— Нету нас на Земле, — сказал как-то Артурчик (и у того беда была такая же), — и никому мы не нужны, кроме корейцев. Сдохнем, как Профессор, и пореветь-то некому, не то что компоту попить…

…Первым из хижины выполз Малахольный, оглядел мир мутно, повернулся к Стакану:

— Не знаешь, Египет — это где?

— В Африке. А зачем тебе?

— Так… Приснился.

Малахольному было, наверное, не больше тридцати. Молодой ещё, и семью можно завести, и работу. А вот поди ж ты — болтается, как кое-что в проруби. И работает, как Диабет, — лишь бы до ужина дотянуть…

— У тебя девушки-то были, Малахольный? — спросил Стакан.

— Пришмандовки-то?

— Ну почему? Настоящие бабы. По любви.

— По любви? — Малахольный длинно выругался. — А она есть? Вот хочешь расскажу, как меня баба одна за тыщу сняла? Приличная, очень даже…

— Не хочу.

Рассказов подобного рода Стакан наслушался вволю. Любимая тема — кто-то тебя на час приголубил да ещё и деньги на пропой дал. Предел мечтаний…

День прошёл на удивление быстро. Китаец ухитрился снести очередной ящик с рассадой в деревню, откуда возвратился с бутылкой самогонки ("в дорогу сойдёт"). Диабет, словно чуя событие, назойливо тёрся рядом. Слон сидел на краю поля и кидал в арык мелкие ветки:

— Одна тонет, а другая плывёт. Хрень какая, как в жизни…

Пару раз подъезжал Хозяин, долго смотрел молча. Потом сказал:

— Завтра на лук пойдёте. Полоть. Эх, тараканы вы…

Лука только и не хватало на жаре. Тюкаешься между рядками, спины не разгибая, — кому в радость? Ладно, уж если бежать, то завтра, ранним утром. С вечера только хлеба осталось захватить.

Ночью долго не могли уснуть. Сидели у арыка, смотрели в небо. Теперь оно было прохладным и звёздным. Иногда мелькал огоньками самолёт. Как игрушка богова.

— Ты летал на самолёте? — спросил Китаец.

— А то! — соврал зачем-то Стакан. — Я же прапорщиком был… Теперь уж не полечу — это точно. Разве что на тот свет. Сейчас и в городе, наверное, жара стоит. Чего мы там делать-то будем, если доберёмся? Опять пузыри собирать?

— Огороды пойду бабкам копать, погреба, — сказал Китаец, — так можно. Платят, кормят.

— Ага, — заметил Стакан, — и поят. А мы с тобой как хлопнем — прощай, работа… Может, в приют какой подадимся? Или в церковь пойдём, там, говорят, кормят, если что по хозяйству сделать… Мало мест, что ли?

— Мало, — сказал Китаец, и они стали просто молчать и смотреть на небо.

Оно было большим, чёрным.

И прохладным.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0