Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Хрупкие ценности

Софья Пыжьянова. Родилась и выросла в г. Владивостоке. После окончания вуза по специальности «юриспруденция» переехала в Москву, где проживает в настоящее время.

Тихий московский двор, один из тех, в воздухе которых растекаются ароматы жизнерадостных и неприхотливых бархатцев, мирно цветущих на открытых балконах старых домов, и уютные запахи жарящихся соседских пирожков с капустой, принимал у себя невиданную делегацию. Возглавлял ее сам глава районной управы, Пятаков Никита Игнатьевич, личность на редкость блестящая и столь же редко появляющаяся в пределах подвластного ему района. В нем блестело решительно все от лакированных туфель и элегантного костюма с шелковой ниткой до кончика его чересчур вздернутого носа, отчего тот обидно походил на свиной пятачок. При знакомстве с Пятаковым в голову любого человека неизбежно приходила соответствующая неблаговидная ассоциация в отношении Никиты Игнатьевича. Продолжая же знакомство, люди убеждались в ее достоверности, но не столько благодаря носу и фамилии Никиты Игнатьевича, вступившим, вне всякого сомнения, в бессердечный и направленный против своего владельца сговор, сколько в связи с некоторыми свойствами его натуры. Общее сияние, исходившее от фигуры главы, нарушал его взгляд, бывший сухим и скучным, как пожухлый осенний лист. Никита Игнатьевич выступал с речью перед собравшимися во дворе дома жильцами и, судя по тому, как он поглядывал на часы, поблескивавшие на его запястье, собирался ее заканчивать. Рядом с ним держался высокий мрачного вида мужчина с невыразительным лицом. Он флегматично посматривал то на жильцов, которые беспокойно переглядывались между собой, слушая обращенную к ним речь, то на добротный кирпичный дом, безмятежно купающийся в мягком свете заходящего солнца, то на лакированные туфли Пятакова, а иногда попросту уплывал взглядом в небо и вполуха слушал обращение главы к жильцам. Наконец Никита Игнатьевич, сокрушенно вздохнув, подытожил: «Таким образом, заключение мэрии показало, что дом не является объектом культурного наследия. Да, как я уже говорил, арочные окна на фасаде достаточно интересны. Но дело в том, что сам по себе дом не обладает историко-культурной ценностью. Это рядовая постройка. Более того, я вынужден сказать, что она безнадежно устарела с моральной точки зрения, точно так же, как и другие постройки тех лет, — Никита Игнатьевич мельком взглянул на мрачного мужчину. Тот наклонился к молоденькой девушке, стоявшей рядом с ним, и проговорил что-то. Девушка деловито кивнула и, двинувшись к гуще жильцов, начала раздавать красочные брошюры. Наблюдая за тем, с какой скоростью и ловкостью она действует, неуловимо напоминая сноровистого крупье, управляющегося с привычной для его рук колодой карт, глава продолжил: — Более подробно вы, при желании, конечно же, сможете ознакомиться с заключением мэрии по вашему заявлению… — Затем помолчал и, поставив тем самым точку, бодрой скороговоркой перешел к новой теме: — Мы же пока что рекомендуем вам рассмотреть уникальнейшее, не побоюсь этого слова, жилищное предложение от застройщика. В случае участия вашего дома в программе реновации мы гарантируем предоставление жилья в современных домах класса комфорт. Я передаю слово представителю компании застройщика, Максиму Валерьевичу Небылицыну. Он более детально расскажет о возможностях, открывающихся перед вами». Высокий мужчина подошел к Пятакову и встал рядом, так что Никита Игнатьевич оказался весь в длинной тени, отбрасываемой его фигурой. Он неожиданно широко улыбнулся и заговорил тоном ведущего телевизионной программы, объявляющего выигрышные номера лотерейных билетов:

— Добрый вечер! Я рад представить вам Муравьево-Скворечниково, жилой комплекс нового поколения. Как вы видите, — он поднял вверх руку с буклетом, — дома построены из современных качественных материалов.

— Это кирпич? — спросил один из жильцов.

— Нет, это панель, — ответил Максим Валерьевич. — Дома нисколько не уступают кирпичным в части эксплуатационных характеристик, а по некоторым параметрам и превосходят их.

В группе жильцов кто-то кхекнул, послышался смешок, но в большинстве своем люди молчали и с напряжением смотрели на Максима Валерьевича.

— Я понимаю, чем вызвано ваше недоверие, но уверяю вас, что благодаря современным технологическим решениям панельные дома принципиально отличаются от тех, что строили при советской власти. Они отвечают всем требованиям по безопасности, энергоэффективности, у них весьма высокие показатели теплоустойчивости. Увеличился срок службы домов — более ста лет… Кроме того, в этих домах предлагаются квартиры со свободными планировками. У вас, уважаемые жильцы, появляется возможность обустроить квартиры по собственному вкусу. Если кто-то из вас мечтает о столовой или кабинете, то с нами ваши мечты осуществятся.

Максим Валерьевич сделал паузу с тем, чтобы обвести жильцов ласковым взглядом и приготовился продолжить, но его прервало ворчание сутулого старика в видавшем виды черном пиджаке, аккуратно застегнутом на все пуговицы:

— Ну разошелся… Столовые! Квартиры-то больше наших дают, что ли?

— В рамках закона есть возможность получить квартиру большей площади, — подтвердил Пятаков.

— И что же это за возможность такая? — спросил старик.

— При условии определенной доплаты можно приобрести квартиры с дополнительными комнатами или метрами. Конечно, программой предусмотрены скидки, льготы, рассрочка…

— Да ну? Как любезно с вашей стороны.

— Позвольте, я все-таки закончу? И мы более детально проясним интересующие вас моменты, — вмешался Максим Валерьевич, глядя на старика. Тот пожал плечами и поднял руку в приглашающем жесте.

— Что ж… Как уже говорил Никита Игнатьевич, дома жилого комплекса относятся к классу комфорт. Эта категория предполагает наличие современной отделки в квартирах, выполненной по самым высоким стандартам. В каждой, прошу заметить, квартире будут балкон или лоджия, просторный коридор, изолированные комнаты, кроме квартир со свободной планировкой. Большие пластиковые окна с шумоизоляцией, межкомнатные двери с ручками, фиксаторами замков, надежными петлями… что-то еще… — задумчиво проговорил Небылицын, глядя куда-то в сторону. Молоденькая девушка, стоявшая тут же, подсказала: «Безопасные розетки!» — Небылицын оживился:

— Да, да, — подхватил он, — в квартирах предусмотрены безопасные выключатели и розетки. Также отмечу, что все здания оборудованы современными инженерными системами, которые обеспечат бесперебойную подачу света и воды! — «Видеокамеры!» — снова громко шепнула девушка.

— С целью заботы о вашей безопасности, — голос Небылицына лился медовой рекой, — в Муравьево-Скворечниково приняты соответствующие меры. В частности, в домах установлены видеокамеры с круглосуточной фиксацией событий в пределах придомовой территории.

Он умолк и, обведя взглядом жильцов, хмуро разглядывающих его, сказал:

— В целом это все. У вас есть вопросы?

— Есть, — раздался голос старика. — Вы нас за идиотов, что ли, держите? — осведомился он. Небылицын вопросительно поднял брови.

— Я спрашиваю, что вы нам лапшу на уши вешаете? — напористо заговорил старик, с трудом унимая дрожь в руках. — Видеокамеры, розетки… Представьте себе, у нас в доме тоже свет есть. И вода. И двери с ручками. Круглосуточной фиксацией он нас удивить решил… у нас, вон, своя есть, в лице Анны Ивановны. Анна, не обижайся! А что касается этих ваших панелек… Да они ж промерзают зимой, как конура собачья! И нате грибок. Утром глаза откроешь, а он с потолка тебе машет. Я уж молчу про слышимость, чуть громче телевизор сделаешь, все, соседи в дверь ломятся. Стены-то тонкие. А вентиляция? Да, ее ж просто нет. Вон Нина Степановна надумает рыбки пожарить, всем домом с ней вместе поужинаем. Я вам так скажу, — старик пронзительно взглянул ясными голубыми глазами на Пятакова и Небылицына. — В нашем доме-то, может, и нет никакой культурной ценности, но он и без нее лет сто еще простоит. Конечно, если вы ремонт вовремя соберетесь сделать. Я сюда въехал с Авдотьей Петровной, Царствие ей небесное!.. только дом построили. Копили на ремонт чуть ли не десять лет, все своими руками делал. По своим стандартам, правда, но, думаю, не хуже вашего вышло. Всем домом деревья сажали. Вон они как вымахали… Детей вырастили, внуков. А теперь, значит, по вашему щучьему веленью, Небылицына хотенью — выметайтесь-ка, любезные, из собственного дома!.. да, и с района, как я смотрю, тоже… Это ж ваше Скворечниково — у черта на рогах! Зато с кабинетами и столовыми! Плохо, вы, мечты-то наши знаете.

Голос старика звучал глухо, но говорил он ясно и горячо. Жильцы молча слушали его. Казалось, что их молчание таило в себе нечто большее, чем обычное внимание уважительного слушателя. Это стройное молчание, наводнившее весь двор, разительно отличалось по своему настроению от того, что угнетающе повисло в воздухе во время выступления Небылицына. Оно служило невидимой поддержкой старику, звучало в унисон вместе с ним. Пятаков, поджав губы, покачал головой и сказал:

— Боюсь, что вы абсолютно неверно понимаете сложившуюся ситуацию. Никто не собирается выгонять людей из дома! Речь идет о необходимости обновления жилищного фонда, поскольку пятиэтажные дома пятидесятых-шестидесятых годов постройки, в том числе, и ваш дом, безнадежно устарели. Да, на какое-то время капитальный ремонт этих домов сможет улучшить ситуацию. Но это временная мера. Мы же нацелены на долгосрочную перспективу. Поймите, облик столицы нуждается в глобальных изменениях. А для этого требуется отстроить жилые микрорайоны города практически заново. Во-первых, возвести на месте малоэтажных домов современное жилье, которое станет не только более комфортным для проживания, но и более привлекательным с эстетической точки зрения. Во-вторых, необходимо качественно улучшать городскую среду. Над этой задачей трудится целая команда лучших отечественных и мировых архитекторов. Вы поймите, что в конечном счете программа реновации направлена на защиту ваших интересов, она призвана обеспечить людей достойным жильем!

— А, по-моему, она призвана отнять его у меня. Для вас не то что дом, а сами люди не представляют ценности. Я вас насквозь вижу. Нас на выселки, а сами землю оттяпаете! Как вы сказали?.. А: «…отстроить микрорайоны»! Что, недостаточно земли под одним домом показалось? На весь город замахнулись. Да что ж это такое? Понастроите тут этих бетонных страшилищ, нет вам никакого дела до людей. Достойное жилье… как же… Я всю жизнь прожил достойно в отличном доме и не нуждаюсь в подачках! Я старый, больной человек, а это, — старик швырнул брошюру, которую все сжимал в руке, на землю, — плевок мне в лицо, насмешка…

— Матвей Алексеевич…

К старику шагнул один из жильцов и аккуратно коснулся его плеча. Старик резко повернулся, но при взгляде на него, чуть расслабил сжатые плечи, лицо его просветлело; он слегка вздохнул с видимым облегчением. Мужчина мягко кивнул ему и сдержанно заговорил, обращаясь к Небылицыну и Пятакову:

— Возможно, вы правы, и облик столицы нуждается в изменениях… Я, правда, не считаю целесообразным сносить наш дом только потому, что в нем пять этажей и ему шестьдесят лет… Честно говоря, я нахожу подобные решения преступными, учитывая то, что в Москве, не говоря про Россию в целом, есть аварийные дома, требующие пристального внимания властей.

— А вы обладаете достаточной компетенцией, чтобы судить о целесообразности и обоснованности решений, которые принимаются в мэрии? — поинтересовался Никита Игнатьевич.

— Да, так уж вышло, что я кое-что смыслю в этом. Я работаю архитектором уже тридцать лет и почти столько же преподаю в архитектурном институте, — пояснил мужчина. Пятаков поднял брови и выжидающе посмотрел на него. — Я, конечно, и сам устарел, как этот дом. Во дворе похожей пятиэтажки прошло мое детство, юность. Может, поэтому я люблю такие дома. Но дело не в моих сентиментальных чувствах, а в облике Москвы, который, как вы говорите, требует изменений. Думаю, вы согласитесь, что у Москвы много лиц. С одной стороны, это блистательная, шумная, неуемная столица. С другой стороны, это деловой город, этакий человеческий улей, эффективный… безжалостный. Город с многовековой историей и культурой. И при всем этом мегаполис с присущей ему бешеной энергетикой. Бесконечные городские улицы, тысячи и тысячи, десятки шоссе, бульваров, площадей и миллионы людей, которым приходится очень непросто. У Москвы горячее сердце и крутой нрав, с которым, по-своему, знаком каждый человек здесь. И, неважно, родная она ему, близкая, или враждебно настроенная незнакомка. Люди остро нуждаются в собственном пространстве, понятном, знакомом, таком, как в этих по-домашнему уютных дворах, которые дышат покоем. Ну и еще, пожалуй, пирожками с капустой… Ваши, Нина Степановна? — мужчина с улыбкой в глазах повернулся к пожилой женщине, доброжелательно кивнувшей ему, и, чуть помедлив, продолжил: — Как здесь хорошо, приятно, как спокойно становится на душе, стоит только зайти сюда, в эту тишину, укрытую зеленью. Я искренне полагаю, что город являет одно из своих очаровательных лиц во дворах таких домов, пусть недостаточно старинных и изысканных, чтоб получить право называться памятниками культуры, но все же хранящих тепло жизни многих поколений. Атмосфера этих мест во многом определяет тот облик столицы, который люди искренне любят и ценят.

— Что вы хотите этим сказать? — бархатным голосом спросил Никита Игнатьевич мужчину.

— Я говорю, что как только вы начнете сносить старую застройку, Москва лишится известной доли своего очарования, а люди знакомой среды, где они чувствуют себя в безопасности и могут сбавить ритм, который нам всем неизбежно задает город. Вместе с городской средой вы уничтожите и весь устоявшийся уклад жизни людей. Ведь что такое городская среда? Это магазин за углом с привычным набором продуктов, куда по вторникам ходят за свежей молочкой и докторской колбасой. Детский танцевальный кружок в нескольких шагах от дома, трамвайная остановка, до которой рукой подать, любимый сиреневый куст под окнами, в конце концов. А что еще важнее — ощущение собственного места, дома. Все это не вырастет как гриб после дождя только потому, что у проектировщиков все сошлось на бумаге. Поэтому, уж извините меня за некорректное сравнение, но озвученные вами планы — снести целые микрорайоны и отстроить заново — отдают каким-то нездоровым юношеским максимализмом. Вы уверены, что то, что вы предлагаете, это лучшее для всех этих людей?

— У людей есть возможность сделать свой собственный выбор — оставить дом в программе реновации или выйти из нее, — сказал Никита Игнатьевич все с теми же бархатными интонациями в голосе, взгляд его, однако, оставался холодным. — Мы же, со своей стороны, только хотим помочь им прийти к взвешенному и оправданному решению. Конечно, один дом другому рознь, но в целом малоэтажное жилье будет ветшать… оставлять его — значит растягивать решение жилищного вопроса во времени.

— Поэтому на место малоэтажек встанут высотки… — задумчиво проговорил архитектор. — Это, что ли, решение жилищного вопроса? Или в администрации и впрямь полагают, что сумеют приспособить существующую инфраструктуру, точнее, то, что от нее останется после сноса микрорайона, под нужды таких домов? — он постучал указательным пальцем по буклету, где в неестественно голубое небо уносился дом высотой в двадцать с лишним этажей.

— Да плевать они на это хотели, — фыркнул Матвей Алексеевич. — Им бы вырвать нас с корнем отсюда, налепить мокриц этих железных и продать поскорее, а как тут народ будет уживаться на головах друг у друга, хватит ли детям места в детских садах и школах, есть ли у нас, стариков, время, чтобы пустить новые корни… Это ж разве их забота? — Матвей Алексеевич воинственно смотрел на Пятакова. Никита Игнатьевич бросил косой взгляд на Небылицына, пытаясь понять, когда тот скажет что-нибудь, но Максим Валерьевич весь подобрался и застыл на месте с каким-то каменным и пустым выражением лица, чем-то напоминая одно из своих многочисленных и безликих высотных детищ. Пятаков вдруг припомнил, что еще пару часов назад, собираясь на встречу с жильцами, он уверенно говорил Небылицыну, что они едут по неконфликтному адресу, за которым числятся тихие, спокойные жильцы, даром, что они подали смехотворное заявление насчет причисления их дома к объектам культурного наследия. «Чего ж теперь ждать от других домов?» — подумалось ему, глядя на разгорячившегося Матвея Алексеевича. Ему вдруг самому стало жарко, нехорошо, и даже фигура старика словно покачнулась в его глазах. Но, нет, Матвей Алексеевич и, в самом деле, схватившись за сердце, пошатнулся и рухнул в объятия подхватившего его архитектора. И долго еще в ушах Пятакова, поспешившего оставить это Марсово поле, раздавались тотчас же зазвучавшие на все лады голоса жильцов: «Какой ужас!», «Скорую, вызывайте скорую!», «Довели-таки пожилого человека!» и над ними отрывистый голос оттеснившего его врача скорой помощи: «В сторону!»





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0