Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Любовь Гиго

Лилия Викторовна Савельева.

…Ранним зимним утром по узким горным дорогам въезжал автобус в грузинское село Бакуриани.

Поднимался дымок из труб — хозяйки затапливали печи. Увязая в снегу, старался пробежать пёс, чтобы полаять на урчавший автобус. Вкусно пахли горящие поленья.

На остановке поджидали автобус худенькая женщина с тремя дочерьми. Девочки нетерпеливо высматривали среди выходящих из автобуса кого-то.

Вдруг в окне они увидели знакомое девичье лицо, и, возбужденно переговариваясь и размахивая приветственно руками, старались ускорить шаг спешившей рядом женщины.

— Лика! Наконец-то! Второй автобус мы уже ожидаем! Мы уже думали, не случилось ли что-то!

— Тётечка, здравствуй! Ничего не случилось! Были сильные заносы. Поезд до Тбилиси не мог добраться. Тётечка, родная, как я рада! Что я у вас! Здесь! В Горах! Танечка, как хорошо у вас! Наташенька похудела! Последний год, последние каникулы и экзамены! Тетечка, а какие я привезла хачапури! Прямо на вокзале, в Тбилиси — такие хрустящие хачапури!

— Да угомонись ты! Я тебя дома такими хачапури угощу — пальчики оближешь!

— Всё, всё, всё буду есть! Я такая голодная! Поедим и сразу на лыжи, хорошо? Я ведь ещё ни разу не каталась на лыжах!

Так, смеясь, перебрасываясь снежками, подходили они к дому, около которого сновал на толстенной цепи чёрный лохматый пёс — Мегобари.

Увидев вошедшую, оперся четырьмя лапами грозно на землю, и поднял такой лай и шум, на который отозвались все соседние собаки. Во дворе на веревках висело ледяной стеной бельё, и пёс метался, задевая хвостом, твёрдые, негнущиеся простыни.

— Мегобари, Мегобари, ты что так расшумелся? Свои, свои! А ну, отойди, — укоризненно проговорила женщина. — Что это ты так расшумелся?

Пёс виновато поджав хвост, отошел в сторону, позванивая цепью. С опаской оглядываясь на него, девушка прошла вперед.

— Как его зовут?

— Мегобари, друг.

— Ну и друг! Какой ворчливый!

Сестры взбежали по скрипучей лестнице.

На кухне весело трещали дрова в печурке, шумел чайник. Девочки захлопотали у стола, накрывая его скатертью, расставляя чашки, еду.

Лика раскладывала вещи, доставала подарки.

Средняя из сестёр, Мила, дёрнула Лику за руку:

— Пойдем, дом покажу!

— Спать будем здесь! — при этих словах она распахнула дверь, из которой потянуло холодом.

Вдохнув воздух и выпустив его через рот, глядя на струйку пара, Лика воскликнула:

— Ну и холодина! Неужели здесь будем спать? Нет, я лучше на кухне!

— Что ты! Мы же кирпичи греем и в постель кладем. Нет, холодно не будет!

Обежав остальные комнаты, они возвратились на кухню, где в чашках уже дымился чай.

— Как поедим, сразу же на лыжи! — зачарованно вновь говорила Лика.

— Да ешь ты, ешь, не торопись. Впереди еще 12 дней. Каникулы-то большие!

Наскоро расправившись с едой, захватив с собою лыжи, проскочив мимо Мегобари, который, растянувшись, лежал в будке, и не успел прореагировать, они оказались на улице.

— Лика, ты пока научись ходить на ровном месте, — советовала старшая из девочек, Таня, — а после попробуем с горки.

— Ну, а потом уж с горы, вон с той! — счастливо говорила Лика.

Невдалеке высился верх горы, с протянутой канатной дорогой. Люди казались вдалеке маленькими, словно вырезанными из бумаги. Леса густые, зеленые, убегали вверх. Снег падал отвесно в долину, где расположился Бакуриани. Тишина. И только медленно кружили и падали снежинки.

Лика кое-как справлялась с креплениями. Девочки проверили их, и, шутя, подтолкнули Лику вперед. Она смешно заторопилась, но ноги были в лыжах, и потому её ступни тоже казались ей невероятно длинными, и, запутавшись в своих лыжах, так как они наехали одна на другую, Лика, забавно взмахнув руками, рухнула на бок у забора, причем успела уцепиться за один из выступов. Хохотали!

— Давай еще раз!

И постепенно она научилась управлять своими ногами и лыжами. Девочки были уже вдалеке. Передвигаясь, они оказались в лесу, на проложенной кем-то лыжне. В лесу было тихо, только слышался скрип лыж о снег катившихся впереди девочек. Изредка падали сосновые шишки вниз. Какая-то из птиц перелетала с дерева на дерево, стряхивая с ветвей комья снега. Лика приноровилась к ходу лыж и каталась более уверенно, правда, немного труся на поворотах.

Это удивительно — бежать на лыжах! На какой-то миг забываешь, что ты на лыжах и, кажется, только неведомо от чего, — ты летишь вперед, и так бы летел, летел, но вдруг поворот и это отряхивает тебя, так как твёрдо держишься за лыжную палку — лишь бы не упасть!

— Ог-го-го! — от счастья и упоения кричит Лика.

— Догоняй, — слышится вдалеке. И она спешит, забывая о поворотах.

Обогнув сторожку в лесу, девочки выехали к спуску небольшой горы, на которой: кто-то катал ребятишек на санках, кто сам спускался лихо в них. Кто просвистывал мимо на лыжах, поднимая серебристую пыль.

Сестры скатились одна за другой, призывая, махая Лике рукой, но она стояла не шелохнувшись, глядя лишь вниз, на конец горки. Набравшись духу, она заскользила…

Вдруг кто-то рядом прочертил лыжами следы, это заставило её отвлечься от черной точки внизу и изменить направление. И вот Лика уже смертельно неслась, неуправляемая.

— С дороги! С дороги!

Её изменившийся путь перепутал всё! Сверху на Лику наехал кто-то, и они кубарем скатились под гору. Остановились. Лика никак не могла выпутать ноги из лыж, чтобы подняться. Но этот кто-то помогал, приподнимая её из сугроба. Залепленная снегом, испуганная, Лика пролепетала «спасибо» и, не удержавшись на ногах, вновь упала в сугроб.

Эти попытки повторялись три раза. В конце концов, и она, и «кто-то» окончательно сели в сугроб и хохотали, глядя друг на друга. Он помог ей расстегнуть крепления. И Лика смогла крепко и уверенно встать на ноги.

— Всё-таки ноги надёжнее!

Мимо катившая девушка, крикнула:

— Гиго! Поехали! Опоздаем! Нас ждут!

И Гиго покатил вперёд, прощально помахивая рукой.

Кататься уже расхотелось. Да и хотелось горячего, крепкого чая. Дома, сидя за уютным столом, обсуждали её падение.

Вечером снег повалил ещё гуще. Вышли гулять. Обошли посёлок. Лика обратила внимание, как много здесь школ — три. Село ведь небольшое. Но, оказывается, сюда приезжают дети из ближних селений.

— Я бы, не задумываясь, работала бы здесь… в таком чудесном месте!

— Закончишь институт, приезжай! — воодушевились сёстры.

Мимо мелькали витрины. Становилось поздно, да и холодно. Вдруг Лика воскликнула:

— Девочки, смотрите: мороз даже спрятался под фонарем!

Девочки подняли головы. Действительно, что-то клубилось под круглой крышкой фонаря. И могло показаться, что это сам мороз спрятался, где теплее.

Вдруг о фонарь ударился снежок. Крышка зазвенела, закачалась. Повернули головы — увидели Гиго с несколькими парнями.

— Добрый вечер!

— А мы показываем Лике Бакуриани. Гиго, идем с нами. С тобой не так страшно.

На следующий день все вместе пошли на канатную дорогу. Чем выше поднимались, тем сильнее задувал ветер. А на вершине он свободно гулял по верхам гор, деревьев. Глядя на сосны, невольно вспоминались тончайшие японские гравюры. Так четко были выписаны сосны на фоне гор, снега и сине-серого неба.

Ветер задувал всё сильнее. Хотелось согреться. У Лики случайно вырвалось:

— Как же мы не захватили тётин термос! Вот бы он нам пригодился!

Гиго вдруг остановил их, приказал стоять и ждать его, а сам покатил на лыжах к сторожке.

В сторожке старичок всё раскладывал к своей нехитрой трапезе. Положил лаваш с сыром и маслом, зелень, небольшие кружочки домашней колбасы, и большой термос с душистым чаем.

Внезапно открылась дверь, и ворвался Гиго. Остановился, оглядывая стол, и уставился на термос умоляюще:

— Дядя Мишо, не сердись! Я тебе от тётушки Марго новый принесу. И, схватив термос, помчался обратно.

Старик недоуменно смотрел на поскрипывающую от ветра дверь.

Встал. Закрыл. Вдруг дверь вновь резко распахнулась, и ворвался снова Гиго.

— Дядя Мишо, не сердись!

Отломив кусок лаваша с сыром, помчался к ожидавшим его девочкам.

Дядя Мишо посидел, послушал как скрипит дверь. Сложил всю свою снедь со стола в сумку. Закрыл дверь и сел. Никого не было. Выглянув в окно — никого. Вздохнув, начал раскладывать еду в том же порядке на столе. На плитке у него шумел чайник.

А в это время на горе всей компанией пили глотками крепкий горячий чай из крышки термоса девочки и Гиго. Гиго был возбужден, рассказывал про дядю Мишу. Лика с восторгом смотрела на него. И это вдохновляло его ещё больше.

До конца каникул оставалось 7 дней. 7 дней!

Все оставшиеся дни Гиго водил их по горам, показывая старинные крепости, заброшенные водяные мельницы, с упоением рассказывая грузинские предания.

Шли дни.

Как-то гуляя по селу, Лика обратила внимание на красивые деревянные грузинские дома: резные, с любовью и мастерством отделанные кружевом.

Лика восторгалась! И ей очень захотелось сказать вслух, как бы она хотела жить в таком двухэтажном деревянном доме. С резными крылечками, как в тереме.

Гиго внимательно смотрел, как она расписывала её увиденный, вернее пригрезившийся дом.

И втайне от них, сестер, все парни села, оставшиеся дни работали, пилили, строгали, и возвышался «Ликин терем».

Приближался день отъезда.

Тетя с дочерьми хлопотали, собирая Лику. Лика была задумчива. Попрощалась с Мегобари. Пес настороженно смотрел, не высказывая особого расположения. Пошли к остановке. Было такое же холодное раннее утро. Ложился крупными хлопьями снег. Расцеловав всех, Лика прошла в автобус. Села у окна. С чуть грустной улыбкой смотрела на тётушку, девочек и кивала, кивала головой, зная, но не слыша всё, о чём говорит тетя.

Автобус тронулся. Она слабо взмахнула рукой.

Замелькали дома, изгороди. Автобус выезжал из села на широкую дорогу. Набирая скорость, автобус удалялся от села.

Вдруг кто-то настигал автобус на лошади. Перегнал. Круто осадя лошадь, остановился впереди автобуса. Шофёр отчаянно сигналил, но всадник стоял посреди дороги, не двигаясь, и автобус замедлил ход.

Все с любопытством смотрели на всадника, о чем-то жестикулирующего и кричавшего что-то шоферу… Шофер нажал на кнопку, дверь автобуса открылась и Лика увидела рядом со своим лицом — лицо Гиго. Повинуясь его взгляду и шевелившимся губам — Лика пошла к выходу.

Гиго ждал на коне у входа и протягивал свои сильные руки к ней.

Внимательно глядя в глаза Гиго, и, словно раздумывая, она стояла не шевелясь.

Люди вытягивали шеи, стараясь разглядеть. Все возбудились. И, закрыв глаза, она шагнула вперед. Руки Гиго подхватили её, и посадили на спину лошади впереди себя. Так же зажмурясь, она уткнулась ему в грудь.

Кто-то из отъезжавших передал её сумку…

Гиго и Лика поскакали назад. Дробно выбивала подковами лошадь. Остановились только перед «теремом».

Лика взглянула и закусила губу. Терем, тот, о котором она мечтала, стоял наяву перед ней. А Гиго был уже на земле и протягивал к ней руки, улыбаясь. Она легко спрыгнула к нему.

Вскоре в доме засуетились, забегали, приготавливаясь к свадьбе. Старушка доставала свой старинный венчальный наряд. Одевали Лику в белое длинное платье со струящимися рукавами. Надевали звенящее монисто, приносили цветы. Рядом музыканты налаживали свои инструменты.

Лика сидела и всматривалась в себя в зеркало. Приоткрылась дверь, и она увидела девушку, ту, с которой Гиго когда-то катался на лыжах. Девушка с болью и с гневом смотрела на неё, не отводя чёрных глаз.

Лика так же молчала, всматриваясь в неё, в её душу.

Первой заговорила девушка.

— Да, я смотрю на тебя, чтобы понять, почему ты в этом белом платье, а не я? Почему тебе, а не мне выстроили этот дом? Я давно люблю Гиго, и Гиго любил меня. Но появилась ты! Ты как падающая звезда неизвестно откуда опустилась в наше село. И тебя поймал в свои ладони Гиго. Но ты ведь не сможешь жить здесь! Ты ведь сгоришь. Ты не долгая, но яркая звезда. Ты ничего не знаешь о нашем крае, о наших людях. Тебе трудно будет. Ты угаснешь, и не будет следа от твоего пути. Уезжай! Ты не сможешь взять у меня Гиго! Пока он только прикоснулся к тебе. Не обжигай его дальше! Уезжай!

— Почему? Потому что я не знаю обычаев твоего народа? Я их узнаю. Разве не одно небо и звезды над нами? Мне будет трудно? Но свет любви моей озарит мне путь. Я не могу уйти — я люблю его. И хотя он уже выбрал, как ты говоришь, свою звезду, сегодня я дам ему ещё время, и он сам решит. Пусть сегодняшний вечер решит всё. Пусть решит любовь.

Девушка взметнула голову и твердо сказала:

— Хорошо! Пусть будет так, как ты говоришь.

…И вот доносится музыка. Отбивает барабан свою призывную песню. Собираются люди. Становятся кругом. На середину выходит Гиго, красивый, стройный, с перетянутой ремешком талией.

Ударил бубен. И завихрила музыка. Гиго пустился в пляс…

Вот, не улыбаясь, танцуя, выходит к нему девушка. Прямо глядя в глаза, она строго и четко танцует национальный ритм. В танце — вызов, требовательность. Гиго танцует так же упрямо, глядит на неё…

Но вот в толпе он увидел взметнувшиеся беспомощно руки и Лику, плывущую к нему через народ.

Оторвавшись от девушки, он устремляется к Лике. Девушка вскрикнула, закусила от боли губу и медленно отошла.

А музыканты меняют темп, меняют тему музыки. И, закинув руки за голову, в немыслимо юном танце любви плывёт к Гиго Лика.

Она под звуки музыки придумывает свой прекрасный танец, и расступаются люди, давая им простор…





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0    


Читайте также:

Лилия Савельева
Песни мужеству, гению, страданию, любви, и возрождению
Подробнее...