Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Дворцы и воды

Сергей Азаров.

Как мы попали на этот конкурс — предмет рассказа особого, и он, возможно, впереди, а только для меня история эта началась, когда объявили о победе архитектурного бюро Павшина.

Ветерком прошелестел недоуменный ропот. Под удивленные взгляды охранник отодвинул секцию ограждения из тонких металлических прутьев, впустил нас двоих. Мы прошествовали по полю, разделявшему соискателей и вершителей; под ногами пружинила газонная трава, выпрыгивали и упадали в нее букашки.

Павшин — человек выдающийся, смельчак и новатор: он умеет соединить едва сочетаемое и представить это в самом выгодном свете. И в этот раз: поставил мои фасады на типовой быстровозводимый павильон, вложил в него мои интерьеры, и получился дворец. Современный универсальный дворец, скромный и изысканный.

— Что же дальше будет? — спросил я, едва поспевая за соратником.

— Что захотят, то и будет, — невозмутимо отвечал Павшин. — Всему свой черед.

Волнение моё происходило из того, что вопросы конструкции нами еще не прорабатывались. Более того, имелись явные нестыковки, когда, например, несущая балка опиралась на декоративный элемент, или же повисала в воздухе. Конечно, всегда можно поставить дополнительный пилон, и любой человек с фантазией может легко дорисовать его в своем воображении. Однако в этом случае представленные эскизы становятся недействительными. Впрочем, Павшин говорил мне, что заказчик наш и сам не знает, что он хочет, а искренняя готовность к метаморфозам является нашим конкурентным преимуществом. Трезини и России приезжали в неясность, творили в неопределенности, их клиенты легко меняли запросы по ходу дела. Матвей Казаков, не достроив, уже перестраивал. А Баженов упорствовал и терял заказы.

Члены жюри выстроились нестройной шеренгой. Немолодые их лица были красны и усталы. Какая-то едва уловимая напряженность присутствовала, а может, мерещилась. Заседатели по очереди пожали нам руки. Затем дружно направились к раскладным столикам с легкими блюдами и напитками. Последним нас приветствовал Егор Ильич, председатель жюри (он же глава поселения). Он светился радостью. Показал диплом (вручение которого планировалось в следующей торжественной части); объяснил, что работа комиссией проделана титаническая, все проголодались, а до банкета еще далеко, поэтому следует извинить его коллег: просто необходимо сейчас же подкрепиться. Но, заверил он, нам вскоре предстоит обсудить всё подробно.

И нас оставили.

Павшин достал телефон, переключился на решение других проблем, я же решил спуститься к водоему. Он имел ровный веретенообразный периметр, подчеркнутый аккуратной полоской камыша, как ресницами. На поверхности воды покачивались облака, плясали блики, веяло спокойствием. У меня была с собой книжка.

Неспешным кружением умелого персонала на поляне формировался буфет. Из сгущавшегося эфирного вещества образовались столы с белыми скатертями; будто бы из тумана выехал передвижной посудный шкаф, беременный тарелками и бокалами. К нему на косолапых колесах подкатила низкая тележка с кастрюлями. Едва уловимый возник, стал расстилаться и крепчать запах кухни.

Ко мне подошла женщина.

— Пока не началась суета, предлагаю познакомиться, — сказала она и представилась. — Я тоже архитектор. Мы тоже участвовали в конкурсе, поэтому мое внимание к вашей работе будет пристальным. Ничего, что я так прямолинейно?

— Ничего, — отвечал я, растерянно.

— Модные формы, я понимаю… Но это какое-то помешательство: они теперь везде и всюду. Возьмут и Эйфлеву башню узлом завяжут; ну к чему это? Сегодняшнее решение судей я не разделяю, но вынуждена с ним считаться и готова воплощать вашу идею в той мере, в которой понадобиться. Вам нужна будет строительная проработка эскизов и зарисовок. В моем лице вы найдете очень нужного специалиста.

— Даже не знаю. Мне еще многое не ясно.

— Ну, это ничего. Я вам помогу разобраться. Используйте эту возможность, пока у меня есть время сотрудничать.

Поляна меж тем заполнялась людьми. Некоторые члены комиссии успели переодеться, и фланировали теперь вальяжно, подобные обитателям номенклатурного санатория.

— Ну а где же ваш компаньон? Все готово, можно начинать, — подошел ко мне один из них.

— Был где-то здесь. Сейчас разыщу.

— Нет уж, не надо, а то и вас потеряем. Пойдемте! — повлек он меня.

Окруженный восторженными слушателями вещал председатель. Он вспоминал давние намерения, обещания облагородить долину и русло, корил сомневающихся, коим сегодня утерли нос.

К оратору протиснулся помощник, и зашептал ему на ухо. Председатель извинился и подошел, с тоской глянул на меня, констатировал: — Не нашли! Правда, ребята не знают его в лицо. У вас нет его фотографии? Жаль. Чествовать вас одного, пожалуй, не правильно. Пойдите с ними, посмотрите. Мне пока есть, о чем еще надо сказать.

С помощником Егора Ильича мы вышли за ограждения, отделяющие площадку мероприятия от основной территории, к нам присоединился молодец в помятом деловом костюме, но вскоре исчез так же мимоходом.

Утоптанная глинистая тропа пролегала по гребню. С высокой точки открывалось обозрению еще одно озеро — тоже длинное, сильно изогнутое, лазурное, с нависающим ивовым кустарником и округлыми, как залысины, берегами. Мелководная сторона акватории желтела островками, к которым были перекинуты мостки из деревянных паллет. На берегах и островках дымились мангалы и копошился народ; стояли детские коляски и велосипеды, дети играли в мяч и бадминтон, зачиналась и стихала гитара. Куда ни глянь — буколические пейзажи и жанровые сценки.

Мы сбежали по склону и, перепрыгивая лужи, рванули по тропе вдоль берега.

— Озера наши похожи, и если не знать местности, то можно и заблудиться. Перейдешь за гребень — и следующее, и следующее.

— Мы обойдем все? — спросил я с недоверием и опаской.

— Нет, конечно, немного побродим... Может ваш друг уже прильнул к какой-нибудь компании, и уже отдыхает на биваке, выпивает и закусывает. Чем изнывать в официальной церемонии лучше отметить удачное дело в душевном кругу. Логично рассуждаю?

Я пожал плечами.

— Валера! — окликнули со стороны.

Попутчик озадаченно замер, повернулся на голос, подозрительно сощурился, потом заулыбался.

— Это мои друзья! — пояснил он, и радостно выкрикнул: — Чем это дымите? Кальян у вас что ли?

— Рыбу коптим. Между прочим, на буковой стружке.

— Давай заглянем к ним на минуточку. Посмотрим на эту рыбу…

Не дожидаясь согласия, двинулся сквозь кустарник. Я последовал за ним. Поскользнулся, и проехался на бедре и локте.

— Осторожно! Давайте руку! Как же вы так?

Я виновато улыбнулся, чувствуя обиду и неловкость. Мне предложили бумажные салфетки, какую-то тряпку. Огромный водный резервуар был предоставлен мне в распоряжение.

Поляна была оборудована массивными колодами-столами и чураками, пригодными для сидения. Застеленные газетами поверхности несли предметы скорого перекуса. А на центральной плахе, как на постаменте, обильно дымил закопчённый ящичек, похожий на маленький паровозик. В стороне валялись фрагменты донора буковой шепы — раскуроченного венского стула.

Валера чуть приподнял крышку коптильни, выпустил сизые клубы, пахнущие хвоей и жиром. Потом его взгляд упал на пухлые целлофановые пакеты со снедью. Облик его отразил борьбу мечтаний и сомнений.

Завязавшийся между приятелями разговор явственно указывал, что я тут лишний. Не следовало бы нам сбиваться с маршрута; я забоялся, что ритм во мне замедлится и стихнет. Мое нетерпение Валера уловил, истолковал по-своему.

— Я, пожалуй, дальше не пойду, — объявил он. — Нет смысла. Вы сами найдете дорогу?

Обратный путь оказался поразительно долгим. Не в той я физической форме, чтобы та бегать. Тщетно пытался оттереть ботинки о траву. Брюки оказались забрызганными почти до колен, заплата грязно-бурого цвета сидела на бедре… Но что поделать. Отодвинув загородку, я шагнул за периметр.

— А вы куда? — охранник в черном комбинезоне вырос и преградил мне путь. — Это приватное мероприятие. Посторонним нельзя.

— Я не посторонний. Я отлучался по делу, а теперь возвращаюсь.

— Выйдите за периметр. Гуляйте далее. Весь парк к вашим услугам.

— Да что же такое! Позовите старшего.

— Вам что-то непонятно? Охранник стал подвигать загородку, загребая меня, словно бреднем; я же, вцепившись, толкал в другую сторону. Силы были и так не равны, а когда охранник показал кулак, они меня покинули: кулак этот был огромен и убедителен.

Я отправился в гостиницу — убогий серый параллелепипед с мозаичной щекой из крашеных черепков битой сантехники. Никуда заходить более не хотелось, поэтому еду попутно купил в магазине.

Исчезнувший партнер объявился вечером. Позвонил по телефону в номер, объяснил, что произошло. Какие-то пристали к нему цыгане (откуда они могли взяться?), что-то они не поделили.

— Маленькая победоносная драка, — пояснил напарник. — Сначала она была таковой, но потом победили меня, и телефон мой разбили. Плевать! Мне надо всего-то чуть-чуть подлечиться. Хотя, тут еще контракт наклёвывается, придется съездить прозондировать. А ты завтра же отравляйся в администрацию, и начинай согласование. Я уже договорился, тебя будут ждать. Если на встрече будут гидротехники, ты ничего не объясняй, скажи, что это я лично буду оговаривать с Егором Ильичом.

Встретил меня человек с измученным водянистым лицом, отмеченным капиллярами, с нездоровыми мешками под грустными глазами. Мы прошли в кабинет с узким (похожим на отварной говяжий язык) столом, за который тут же засел печальный человек и принялся барабанить пальцами. Раздражающая привычка, как этого не понимают такие вот барабанщики.

— Гидротехники не подошли еще? — поинтересовался я.

— Я и есть гидротехник, — отвечал он. — Я же главный инженер проекта. С вашей стороны еще будут люди?

— Возможно, подойдут, — уклончиво отвечал я.

— Ну-с, тогда начнем, — сказал он. — Посмотрел я на ваши фасады…

Вздохнув, он замолчал, глаза его остекленели и обездвижили.

— И что вы думаете? — поинтересовался я.

— Фасады они и есть фасады. А что за ними?

— В каком смысле?

Он молча подвинул чертеж.

— Это что?

— Дамба, как видите.

— Какая еще дамба? Речь идет об административном здании.

— А я говорю о дамбе. С нее надо начинать.

— Что именно?

— Ансамбль. Согласно концепции Егора Ильича.

— Имеется концепция?

— Конечно! — он наклонился, выкатил из-под стола тумбочку, и стал шарить в ней. — Пожалуйста! — шлепнул на столешницу переплетённую пружиной брошюру. — Мы обсуждаем элементы концепции, а вы даже не знакомы с ней?

— Мы еще ничего не обсуждаем, — возразил я. — Может быть я и слышал что-то о концепции, так это к нам напрямую не относится: довольно и того, что представленный нами проект в нее, по всей видимости, укладывается.

— Не сомневаюсь. Допустим. Даже согласен. Вы разрабатываете основное здание, а я — подпорную дамбу. А между ними что?

— Лакуна! — с вызовом выпалил я, ибо немного разозлился.

— Культурное пространство. Я для вас приготовил планировку рельефа, который будет после отсыпки дамбы. Топографические планы участков. Ваш участок отмечен. Если хотите узнать состав почвы и уровни грунтовых вод, то извольте. Впрочем, не стоит доверять этим данным, те более, что они поменяются. Как и чем отсыпят — не известно, и от меня это не зависит. Поэтому заложите запас по прочности.

Следующая консультация прошла с руководителем строительного отдела. Он обрисовал свое понимание будущего территории: спортивная площадка и лодочная станция. Ссылался он и на концепцию (теперь меня интригующую). У него были наброски, которые запутали меня еще больше. На перечень и график мероприятий взглянуть не удалось.

Ни в этот, ни в следующий раз главного начальника застать не удалось.

— Когда же можно пообщаться с Егором Ильичом?

— Не могу вам сказать, — отвечал его секретарь. Подождите, я запишу вас в журнал.

— Зачем опять?

— Затем, что вы были снова, участвовали в совещании, и затем, что я позвоню вам, когда Егор Ильич сможет вас принять.

Валерий, к которому я зашел после очередной попытки, сообщил, что шеф находится в Милане. Любит он север. И в ближайшие дни его не будет.

— А мы сейчас едем объект инспектировать, поехали с нами. Рядом, завернем, в старице и заводях, философ-энтузиаст бобриков разводит.

— Выгодное дело, — согласился я. — Бобров даже монахи в рыбные дни поста кушали, потому что хвост у бобра на рыбий похож, значит, может считаться рыбой.

— Стало быть, и русалок в пост есть разрешалось бы? — насмешливо подхватил Валера.

— Видимо.

— А бобрик наш — это рыба и есть.

— Как это?

— Рыбка такая. Местная. Эндемик. Речной бычок. Поехали?

Я отказался.

— Как хотите. Кстати, у меня для вас есть кандидат в помощники! Только недавно окончил институт, но невероятно смышлёный. Если бы вы взяли его в команду, это очень помогло бы делу.

Я обещал обговорить это с партнером.

Дальнейшие переговоры со специалистами ясности не добавляли, проходили тягостно и бестолково. Мы словно не слышали друг друга; слова, видимо от частого употребления, получали различные толкования, их требовалось все больше, и уже не требовалось держать нить разговора, потому что она не уходила, вилась, билась, как волна, у неподвижного утеса.

— В принципе, я с вами согласен: мы рискуем заболтать суть, но мы же сами виноваты, что используем общие и многозначные понятия. А если прибегнуть к более конкретным, то будет еще сложнее, потому что мы, как люди разных специальностей, пересекаемся лишь в широких приграничных областях. Когда наши ответственные лица воротяться из отпусков и командировок, употребят свои коммуникативные и переводческие навыки, мы обретем твердость под ногами, и дело пойдет веселее.

Через неделю, когда я принес изученные документы в департамент архитектуры и строительства, оказалось, что начальник, вернувшийся с конференции, находится на месте. И состоялась незапланированная (и почти мимолетная) встреча.

— Я был в Венеции! Плотный рабочий график едва вместил обзорную экскурсию. Хоть и видел я много раз эти каналы и мосты, не перестаю восхищаться их красотой и чудесностью! А какие соборы! А какие палаццо! Умели эдак строить! На илистых неустойчивых грунтах, а у нас условия сравнительно легкие, однако же насыпные откосы ползут и берега осыпаются…

— Одни умело осушают, другие затопляют. И торчит Клязинская колокольня Никольского собора посреди Волги, — вклинил я (видимо, не очень удачно) свою тему в лирический экспромт Егора Ильича.

— Ну да, ну да… — с неудовольствием проворчал он. — Ну а как у вас дела?

— Полная неразбериха. Нет общего представления…

— Ничего, утрясется! — перебил он меня. — При комплексном освоении территорий обычны нестыковки и противоречия. Они снимаются в рабочем процессе. Вы все можете обсуждать с Василием Семеновичем, он в этом проекте вполне компетентен.

— Думаю, без вашего решения не обойтись.

— Но я пока не готов в эти дела погрузиться, только с самолета. Решайте все Василием Семеновичем. И прошу меня извинить. Все, все, до свидания, надеюсь на вас, и на ваше здравомыслие, и верю, что всё у вас получится…

С этими словами он начал наступать, и буквально вытолкал меня за дверь.

Порою бесит бесцеремонность руководителей: когда им выгодно, тебя обнимают и возносят, а в другой момент поворачиваются спиной, не замечают или даже выгоняют. А потом опять могут призвать и, как не бывало, вести себя приятельски или покровительственно. Есть некое искусство предугадывать потерю интереса к себе и избегать конфузных ситуаций. Иметь терпение. Павшин велел мне выжидать.

Текло бестолково время: Павшин, занимался поисками заказов, я караулил Егора Ильича, пребывающего в бесчисленных разъездах. Мне выдавали проектные документы, справки, планы. Я узнал, что в двадцатых годах на подпруженных притоках водных артерий хозяйствовал рыбоводческий кооператив, держались рыбоводные садки, существовала и лодочная станция. Время их уничтожило. И уже возникали идеи по восстановлению. Хотели обустроить местность для занятий водным спортом. Да и вообще, высказывалось много замечательных идей.

Многие задумки остались на бумаге. Среди них были гигантские дворцы Советов, корпуса министерств тяжелых и легких индустрий, замыслы государственных масштабов и региональные фантазии. Эти здания так и не вылупились из ворохов бумаг. Другие же, счастливо зародившись в чертежах, вызрели в коконах инженерно-строительных свитков, построились, блистали, пожили, и ушли обратно на бумагу: облик их сохранился лишь в альбомах Матвея Казакова. Бумага и камень равновесно лежат на чашах весов архитектуры. А ножницы служат точкой опоры.

Как-то мне попался каталог выставки бумажных и картонных моделей Фрэнка Гери. Волнистость стен и нагромождение окон, изломанные плоскости, асимметрия. Была там и пражская «Танцующая пара». Говорили, что Гери рисует на салфетках, обедая в ресторанах, комкает эти салфетки, расправляет, и получает прототипы своих причудливых домов; берет ножницы, отрезает ненужное. Бумага тоже может играть роль полноправного строительного материала.

Наконец позвонили из приемной Егора Ильича, пригласили.

Хозяин кабинета выглядел хмурым и задумчивым.

— Буду предельно краток, ибо времени нет. Многое изменилось. Кто бы мог предположить, что так скоро и, как говориться, без объявления войны и вероломно иссякли наши возможности. Но это — факт.

— Но как же это? Ведь мы еще ничего не сделали!

— Минуточку! — строго возразил он, — Как это ничего? Может это вы ничего, а мы кое-что и даже более!

Смолк, излучая негодование.

— Да, мы продвинулись! И даже вы, хотя и скромничаете, проделали серьезную работу, которая будет отмечена. Отчеты ваших совещаний изучим и обобщим. Но дальнейшее развитие пока под сомнением.

Сделал паузу, демонстрируя выдержку и непреклонность государственного человека. А в следующий момент доверительно продолжил: — Это не моя прихоть. Поступило распоряжение. Начинаются секвестры бюджетов. Меры экономии вводятся не от хорошей жизни. Мы должны четко представлять себе, где мы сможем поджаться.

— И где? — вымолвил я, наполняясь тревогой.

— Голову уже сломали. Социальные объекты трогать нельзя. Что же, по-вашему, отнять у детей, учащихся и стариков наших заслуженных, потрудившихся в разных областях деятельности, в архитектуре и строительстве в том числе? У них мы должны отобрать, чтобы дворец придуманный выстроить? Но ком! Кому нужны такие жертвы? Мы же не окопы роем, не в последний бой готовимся. Да как мы после такого людям в глаза поглядим! Да и мыслимо ли такое? И вы нас, пожалуйста, к такому и не призывайте, совесть же надо иметь, в конце концов!

Я вышел из кабинета в глубоком унынии.

Извечная ситуация: приступили к работам, но кончились средства или пропал интерес. Непостижимы превратности судьбы. Бывали случаи и более нелепые: разобрали кремлевские стены (те самые, с мерлонами), закипела стройка, затрещали фундаменты, тут-то и подоспело указание: все вернуть назад. И построили заново «стены древнего Кремля».

Венецианская лагуна поглотила немало дворцов и соборов (к сваям из сибирских лиственницам претензий не имеется), пока зодчие не научились особому мастерству. И не только инженерному; и мы созерцаем стойкие шедевры стойких мастеров.

— Это период такой опять тяжелый, — объяснил Валера. — Губернатор резко высказался о дорогих проектах сомнительной важности, и Счетная палата усердствует. Все планы сейчас будут пересматривать. Кризис. Надо набраться терпения и подождать.

Извольте. Начинаю ожидание. Для этого у меня всегда при себе книжка.

PS: Писалось это полтора года назад. А на днях стало известно о консервации Омского метро. На объект это потрачено более десяти миллиардов. Консервация (по прогнозам правительства региона) должна обойтись в восемьсот миллионов.

Аллилуйя!





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0