Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Есть такая профессия…

Андрей Николаевич Дворецкий. 56 лет. Живет в г. Северск Томской обл.

Есть такая профессия…

Кто из россиян не знает крылатую фразу из знакового культового кинофильма «Офицеры»: «Есть такая профессия — Родину защищать»? Эти знаменитые слова уместно вспомнить в данном материале, который публикуется накануне 9 мая — Дня Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Вспомнить именно сейчас — потому, что начало сегодняшнего разговора с гостем редакции — Генеральным директором Сибирского Федерального Научно-Клинического Центра (СибФНКЦ) Воробьевым Виктором Александровичем будет о его военной медицинской профессии, которая стала и его призванием в мирной гражданской жизни. Дело в том, что Виктор Александрович — не только военный медик, ставший в последствии  гражданским врачом. Он -первый руководитель большого коллектива учреждения здравоохранения. Этот человек хорошо знаком северчанам именно, как большой медицинский начальник нашего города, но для меня стало неожиданным откровением, что герой предлагаемой публикации — участник боевых действий в первую чеченскую компанию, награжденный многими правительственными наградами за военные заслуги. Так что, профессия «защищать Родину» — для нашего гостя — не пустой звук, а слова, наполненные определенным смысловым содержанием.

Об этой стороне жизни и было предложено Виктору Александровичу рассказать в первую очередь:

— Прежде всего, необходимо сказать, что за моими плечами есть Томский военно-медицинский факультет. В 1993 году я получил высшее медицинское образование по специальности «Десантный взвод». Это было мое осознанное решение. По окончании учебы меня распределили в двадцать первую отдельную воздушно-десантную бригаду, которая дислоцировалась в городе Ставрополь на Северном Кавказе. Вполне понятно, что все военные конфликты в этом регионе в девяностые годы не могли обойти эту бригаду. Когда в декабре 1994 года началась первая чеченская кампания — наша бригада одна из первых была поднята по тревоге для поддержания конституционного порядка и проведения контртеррористической операции в этой кавказской республике. Первая моя командировка состоялась в январе-феврале 1995 года. Это было время так называемого первого штурма Грозного. Тогда воинское звание у меня было невысокое — старший лейтенант. Поэтому понятно, что я не был штабным работником и даже не госпитальным. Я был врачом парашютно-десантного батальона. Мне приходилось участвовать в составе боевых групп, шедших на задание. Кроме обычной экипировки бойца — у меня была еще и санитарная сумка с перевязочным материалом, со жгутами и лекарствами. Естественно, что у меня были боеприпасы, гранаты и личный автомат, который мне однажды спас жизнь — 24 февраля 1995 года. Это было сложное время.

— Виктор Александрович, расскажите, пожалуйста, поподробнее, как автомат вам спас жизнь тогда…

— Дело было так. Нашему батальону была поставлена задача — занять здание управления грозненского хлебозавода, находящееся на южной стороне от реки Сунжа. Батальон попытался штурмовать один из мостов на этой реке. Первая попытка оказалась неудачной. Мы понесли потери. Были и убитые и раненые. Вот на этом самом мосту пуля снайпера попала в цевье моего автомата, расщепив его на четыре части. Если бы не автомат, то пуля попала бы в меня. С третьей попытки мы выполнили задачу — заняли здание управления хлебозавода, в котором трое суток пробыли в окружении. За участие в выполнении задач командования в январе-феврале 1995 года меня наградили медалью «За отвагу». Это была моя первая боевая награда и первый боевой опыт.

Затем, в июне 1995 года был город Буденовск. Мы туда прибыли по тревоге и стояли в оцеплении объекта, захваченного террористами. В самом штурме не участвовали. Через некоторое время поступили разведданные, что противником планируются аналогичные террористические акты в городе Невиномыске, где находилось большое химическое производство, что представляло потенциальную угрозу в случае нападения на него. В этом городе наше подразделение участвовало в организации охраны города.

Но я был вскоре отозван оттуда и снова направлен в командировку в Чеченскую республику. Эта командировка длилась для меня практически до конца 1995 года. За участие в боевых действиях осенью того года я был награжден медалью ордена «За заслуги перед Отечеством второй степени с мечами».

К сожалению, мне не удалось избежать и контузии и ранения, но к счастью, они оказались легкими. Была и тяжелая болезнь, но я выздоровел. Считаю, что мне здорово повезло.

— Воздушно-десантные воска — это особый род войск, это элитные военные подразделения, у бойцов которых — особое состояние души, особое мироощущение, все особое в отличие от обычных воинских частей, это, в том числе, необычайно высокий морально-боевой дух. Не правда ли? Как вы считаете, Виктор Александрович?

— Да, это так. Я гордился и горжусь тем, что служил в воздушно-десантных войсках. Еще раз повторю — я осознанно шел в эти войска. Офицер ВДВ устроен так, что всегда готов без всяких оглядок выполнить боевой приказ и в мирное и в военное время. Другого быть не может. Это мое убеждение. Мой подход к этому вопросу.

Когда меня направляли в первую командировку, то моя жена была на пятом месяце беременности, а старшему ребенку было всего пять лет. Мы жили тогда в съемной квартире в неблагоустроенном доме, где надо было колоть пилить дрова и за триста метров ходить за водой с ведрами. Так вот, без всяких вопросов я собрался, простился с семьей и отправился в командировку.

За всю войну в нашей бригаде не было ни одного случая отказа выполнить боевой приказ. Было много случаев, когда бойцы с легким ранением или с легкой контузией не уходили в медсанчасть, а оставались в строю.

Мы часто созваниваемся и встречаемся с боевыми товарищами. У меня сложились теплые и добрые взаимоотношения с Героем России Командующим ВДВ генерал-полковником Шамановым.

— Виктор Александрович, какой отпечаток на вас накладывает как на руководителя большого коллектива сугубо гражданского медицинского учреждения — ваше боевое прошлое? Как ваш военный опыт помогает в мирное время? Как влияют  на ваш стиль работы — годы службы в ВДВ?

— Сложно себя оценивать, так как это субъективная вещь. Отвечу так. У человека, являющегося кадровым офицером, с дисциплиной — все в порядке. Я понимаю, что есть определенные задачи перед учреждением и эти задачи должны быть выполнены. Прежде всего, я привык спрашивать с себя. Считаю, что руководитель только тогда имеет моральное право спрашивать со своих подчиненных, когда он самокритичен и требователен к себе. В армии есть такое показательное правило: «Делай, как я!». Если ты, как руководитель отдаешь всего себя работе, прилагаешь все силы и умения, не считаешься со временем и делаешь даже больше того, чем требуется, чтобы выполнить поставленную задачу — вот тогда ты имеешь право требовать того же от подчиненных. Это мой основной жизненный подход, который мне дала армия Военная служба, кроме этого, дала мне другое ощущение жизни и отношение к людям. Начинаешь больше ценить жизнь другого человека. Если ты относишься к человеку с пониманием, заботой, поддержкой, стараешься помочь — то тогда ты вправе ожидать от человека того же самого по отношению к себе. Начинаешь понимать, что только в сложных ситуациях человек раскрывается полностью как личность. Я уважаю и люблю людей, которые раскрываются с хорошей стороны. Меня всегда радует то, что я могу сделать что-нибудь полезное для города и людей.

— Продолжая эту мысль, Виктор Александрович, скажите, пожалуйста, как на то, чтобы сделать что-нибудь полезное для северчан и города — повлияло объединение учреждений здравоохранения Северска, Томска, Алтайского края в единое юридическое лицо — СибФНКЦ? Насколько это было необходимо? Что оно дало позитивного?

— Считаю, что такое объединение в единый центр назрело, и было объективной необходимостью в существующей экономической реальности. Что важно для северчан? СибФНКЦ — это юридическое лицо, зарегистрированное и находящееся на территории ЗАТО Северск. Поэтому надо понимать, что все вошедшие подразделения — томские и алтайские — будут служить и северчанам. Мы можем, напрямую направлять северчан в НИИ курортологии, минуя ненужные дополнительные формальности. Только за первый квартал этого года там прошло лечение 280 человек — жителей нашего города. Кроме этого, там же стало возможным проводить медицинскую реабилитацию. То есть, это выгодно северчанам. Выгодно и бюджету Северска, так как денежные потоки из соседних регионов за медицинское обслуживание их жителей — остаются в СибФНКЦ и на территории. Это первое преимущество. Второе — мы получили эксклюзивную скидку для работников СибФНКЦ при прохождении санаторно-курортного лечения в Белокурихе. А это льгота для свыше трех тысяч северчан.

В целом, перспективы у СибФНКЦ я бы обозначил, как сложные, но вполне позитивные. У нас каждый очередной год ставит новые задачи. И мы, если говорить по большому счету, справляемся.,

— Виктор Александрович, что бы вы хотели пожелать нашим читателям накануне праздника Победы?

— Прежде всего, мне хочется поблагодарить ветеранов, и участников Великой Отечественной войны и тружеников военного тыла с этой праздничной датой. Пожелать им здоровья, долголетия, любви и заботы со стороны родных и близких. Для россиян это самый светлый и радостный праздник в нашей отечественной истории. В этот день мы не только радуемся, но вспоминаем всех погибших и умерших во время этой войны. Светлая им память. Будем достойны памяти наших отцов и дедов. С праздником, дорогие северчане! Здоровья и счастья вам и вашим семьям!

                                                           Записал Андрей Дворецкий

Первый шунтированный олимпийский чемпион

Вы можете себе представить, дорогие северчане, что в нашем городе есть олимпийский чемпион, о котором мы знаем намного меньше, чем например, о нашей известной лыжнице Любови Егоровой, тоже олимпийской чемпионке, кстати, шестикратной?

Вот и я не знал, пока мне не позвонил мой старый добрый знакомый Владимир Иванович Башев и не предложил встретиться с его другом и коллегой по работе на РМЗ СХК, которого зовут Виктор Никитович Можаров. Виктор Никитович и оказался тем самым олимпийским чемпионом, о котором упоминалось вначале. Олимпийским чемпионом герой нашей публикации, правда, был только среди ветеранов по гиревому спорту, что, тем не менее, не умаляет весомости и значимости его титула. К тому же, Виктор Можаров — двукратный олимпийский чемпион и неоднократный чемпион мира и России. Но уникальность этого спортсмена в том, что в первый раз олимпийским чемпионом он стал не позднее года, как у него прошла операция на сердце по шунтированию сосудов. После пяти шунтов и на штурм олимпийских вершин!? Такого история спорта, наверняка, еще не знала. Но об этом попозже.

А пока мы сидим втроем и вместе с Владимиром Ивановичем Башевым — слушаем его друга. А Виктор Иванович, оживленно жестикулируя, рассказывает нам, что он родился 18 ноября 1941 года в селе Зеленая Роща Новосибирской области. Вы будете удивлены еще раз, дорогие читатели, когда узнаете, что село Зеленая Роща не только подарило спортивному сообществу олимпийского чемпиона и чемпиона мира по гирям, но и что это село является также родиной известного депутата Государственной Думы России от фракции КПРФ — Николая Михайловича Харитонова. Так, что по количеству рожденных известных личностей эта сибирская глубинка план явно перевыполнила. Вообще, Виктор Никитович, свое село вспоминает с теплотой. Не случайно это место носит такое название, потому что домики в селе окружены со всех сторон березовой рощей. Другое название села –Грачатник. Спросите — почему? Да — потому, что на каждой березе по 12-14 грачиных гнезд! Гвалт стоит порой невообразимый. «Грай-грай!», — именно это кричат грачи, по крайней мере, так утверждает Виктор Можаров.

А мы продолжаем. Задаю вопрос о том, с какого времени мой новый знакомый занимается спортом? Оказывается, он с 7-го класса впервые встал на лыжи и, пошел, и пошел, что называется! Сразу же попал в сборную школы. Потом были сборные техникума, РМЗ, СХК и так далее. Кстати, на РМЗ наш герой работает с 17 мая 1963 года по 1 января 2004 года. Свой трудовой стаж знает на «отлично». Сорок с небольшим лет трудовой и спортивной деятельности на Сибирском химическом комбинате. А работа была не из легких. Мастер слесарного участка, потом слесарь-монтажник, Снова — мастер-механик. Потом начальник цеха. И последняя должность — мастер складского хозяйства РМЗ. Ответственные должности и связанные с риском для здоровья. Поэтому-то в активе у пенсионера СХК еще и ДМО.

Работая на СХК, в свободное время, в основном, Виктор Никитович занимался легкой атлетикой. Его «коронка» — бег на 400 метров. Неоднократно в этой дисциплине доводилось занимать первые места в командных эстафетных забегах. Представьте себе, что и в 55 лет наравне с молодежью он участвовал в забегах и нередко побеждал.

Но вот в году этак 1995-м — в программу соревнований на Сибирском химическом комбинате включили… гири. С этого начался новый виток очередного увлечения. Переключиться с бега на гири, по словам нашего рассказчика, было нетяжело. Все-таки общефизическая подготовка — это явный плюс к занятиям любым видом спорта. В 1998 году «попал в руки» отличного молодого тренера Алексея Владимировича Дягилева. Для тех, кто не знает — это наш северский мастер спорта по гирям. Но дело не в этом. Дело в том, что тренер на сорок лет моложе своего ученика! Обычно бывает наоборот. А тут вот именно так и никак иначе!

Алексей Владимирович тренировал и своего младшего брата, который стал мастером спорта международного класса и побил все рекорды России и мира в своей весовой категории по гиревому спорту, и не случайно он не раз становился чемпионом России, Европы и мира. Сейчас оба брата работают с ребятишками в школе «Поиск».

Технику толчка Можарову поставил именно Алексей Дягилев и в 2002 году Виктор Никитович впервые стал победителем первенства России среди ветеранов. В 2006-ом — только «бронза». А через год — снова чемпионский титул России и плюс мировой чемпионский титул в Запорожье.

С 2008 года наш знаменитый земляк стал выступать в Международной конфедерации мастеров гиревого спорта, а ведь порой, по этой версии в чемпионатах мира представлено более 500 спортсменов из более чем тридцати стран. В 2009 году Виктор Никитович становится серебряным призером чемпионата мира.

А в декабре того года прихватило сердце. Операция. Сделано было аорто-коронарное шунтирование. 5 шунтов — это совсем не шутки! Поберечься бы после такой операции надо. Но наш собеседник не таковского склада! Через полгода после операции уже приступил к тренировкам! Стал готовиться к первой своей Олимпиаде. Посоветовался о возможности вернуться в строй с доктором Борисом Николаевичем Козловым — хирургом от Бога. Тот сказал, благословляя, смеясь: «Что ж, будем ждать первого шунтированного олимпийского чемпиона!»

Теперь вы поняли, дорогие читатели, — откуда взялся заголовок к этой публикации? И что вы думаете? В 2011 году в Архангельске Виктор Можаров и выиграл свою первую в жизни Олимпиаду. После этого, два года подряд подтверждал свой высокий класс, становясь чемпионом мира. В 2014 — вторая Олимпиада и снова «золото»! Ну, и наконец, в этом году мировое первенство снова покорилось ветерану из Сибири!

Ну, что? Не слабый перечень достижений!? Поэтому совсем не случайно в 2013 и 2014 годах наш северский рекордсмен был дважды занесен в книгу рекордов Гинесса.

Но, всего бы этого «золотого» дождя не было, если бы не спонсорская помощь депутата Законодательной Думы Томской области от фракции КПРФ Андрея Геннадьевича Петрова! А у меня в связи с этим вопрос: « А что, рекорды и слава России больше никому не нужны, дорогие чиновники от спорта? Есть вопросы и к прочим высоким должностным лицам…

Ну, а мы повествуем далее… Наш северский силач просил отметить в публикации также, что Северск имеет еще одного чемпиона мира и Европы по гиревому спорту — Владимира Николаевича Шульженко — постоянного партнера Виктора Никитовича по соревнованиям.

В заключение нашей беседы интересуюсь увлечениями своего собеседника… Как и ожидалось, Виктор Можаров и не пьет, и не курит, но при этом ведет разнообразную –такую пенсионно-досуговую жизнь, если можно так выразиться. Играет в настольный теннис. Выступает в хоре ветеранов СХК. Постоянный солист клуба «Играй, гармонь!» Много читает исторических и детективных книг. Огород — само собой. И, конечно же приятное времяпровождение с любимой внученькой Ларисой, которая заканчивает уже 11-ый класс.

Ну что сказать в заключение? Когда автор этого материала готовился к встрече с Виктором Можаровым, то ожидал увидеть –ну, если не Илью Муромца с известного полотна Васнецова, то хотя бы, по крайней мере, — Добрыню Никитича. А он даже не потянул и на Алешу Поповича. Передо мной явился среднего роста, стройный, поджарый мужчина с аккуратной стрижкой, совсем не суператлетического сложения. Мускулами не играл, но таковые явно имел. А самое главное — его лицо: доброе, открытое, мужское такое — с твердым взглядом и волевым подбородком, как говорят. Видно было, что он всегда нравился женщинам. Впрочем, не только женщинам, но и спортивной фортуне, как оказалось…

По вере вашей да будет вам?

Может ли вера быть панацеей от наркотического дурмана?

Риторический вопрос, не правда ли, уважаемые читатели? Сей вопрос появился у меня в прошлом году после просмотра сюжета на телеканале «ДТВ», который поведал зрительной аудитории Томской области о собственном видении результатов деятельности Благотворительного Фонда «Рука помощи». Из публикаций в томской печати того времени было известно, что этот Фонд занимается организацией работы Реабилитационных центров для граждан, попавших в наркотическую и алкогольную зависимость. Так вот, в том телесюжете, задевшем меня за живое, утверждалось, что бывшие алкоголики и наркоманы, излечившись от своих пагубных пристрастий — попадают в другую зависимость, а именно, в религиозную. Все дело в том, что Реабилитационные центры используют веру, как некое лекарство против наркотического дурмана. В телевизионном сюжете говорилось, что больные, прошедшие реабилитацию, попадали в религиозную зависимость от руководства Фонда «Рука помощи», которое активно сотрудничает с Церковью прославления. Простите меня, уважаемые читатели за невежество в вопросах вероисповедания. Сами знаете — сколько много в мире религий и их разновидностей. Я понял только одно — Церковь прославления является одним из вариантов протестантского направления христианства. И у этой религии очень много общего с православием (и те и другие ее приверженцы читают одинаковый вариант Библии), хотя и есть некоторые различия. Например, адепты Церкви прославления не молятся на иконы, не крестят младенцев, так как считают, что обряд крещения — это акт сознательного человека, заключающего завет с Богом.

Ну, да не это главное. Знаете, я привык иметь обо всем собственное мнение, и мне захотелось поглубже разобраться в этом вопросе. Поэтому — с радостью принял тогда приглашение от Александра Валерьевича Палтусова — заместителя директора Благотворительного Фонда «Рука помощи» о посещении Реабилитационного центра в Штамово, что в районе поселка «Спутник», недалеко от ЦКПП.

По дороге в Реабилитационный центр — Александр Валерьевич поведал мне свою историю «падения и возрождения». Александр — бывший наркоман. Начинал в двенадцать лет с легкого наркотика — курил анашу. Анаша приносила некую «синтетическую» радость, по его утверждению. То есть, прекрасное настроение, исходящее от употребления наркотика, было не настоящим, искусственным. До 18 лет он «баловался» анашой. Потом, в 90-ые годы в Северск проник героин. Александр пристрастился и к героину, так как анаша не доставляла прежнего сильного удовольствия. Мой собеседник героин нюхал, а в последствии — стал вводить его и внутривенно.

Несмотря на употребление наркотиков — Александр стал студентом ВУЗа, учился, защитил диплом. После защиты диплома, он, по его словам, ушел в алкогольный запой протяженностью более восьмидесяти дней.

Никто не знает, как бы сложилась его судьба дальше. Александр понимал, что погибает, но ничего поделать не мог. Вот тут-то и пришла на помощь вера, которая во многом, если не во всем, и способствовала излечению от этого страшного недуга.

Теперь в активе у Александра Валерьевича — несколько лет стойкой ремиссии. Ему всего тридцать с небольшим и, по сути, у него еще вся жизнь впереди.

Так, за разговорами незаметно протекло время в дороге, и вот мы уже подъезжаем к Реабилитационному центру. Нас встречает человек в рабочей спецодежде, как оказалось, это был кочегар. Александр попросил рассказать его свою историю. История простая — алкоголь довел почти до деградации личности, потерял семью. И только, попав в Центр — смог избавиться от прежних пристрастий к зеленому змию. Нашел работу, встречается с семьей, с сыновьями. Верующий — и вера помогает ему по жизни вновь обрести себя.

Идем дальше, в сам Центр, который напоминает больше многофункциональное общежитие. Мы встречаемся с обитателями Центра, узнаем их истории. Они до боли похожи. Что интересно — люди открыты к общению, не стесняются рассказать о своем грехопадении в наркотическую «бездну». Они прямо говорят — мы открыты для всех. Любой человек может познакомиться с нами, с нашим бытом поближе.

В Центре есть даже комнаты матери и ребенка. Конечно, не тот комфорт, что в пятизвездочных отелях, но по нашим российским меркам — вполне приемлемая среда обитания. Есть столовые, душевые, туалеты.

В этот вечер в Центре собралось много людей, так как там проходила очередная конференция. Мы заглянули и в лекционный зал, где читали что-то интересное, судя по выражению лиц, находящихся там.

После небольшого экскурса по Центру, мы с Александром спустились со второго этажа пообщаться, что называется, с «народом». Представители «народа» оказались весьма приветливыми, разговорчивыми собеседниками. И, кого бы я — не спрашивал — все были верующие. Именно здесь они обрели в себе Бога.

Я даже пошутил, что, мол, я тут один атеист. На это один из обитателей Центра так же ответил шуткой. Он заметил, что атеистов меньше всего становится в падающем самолете. Мне пришлось по достоинству оценить этот «черный» юмор и на доли секунд в моем сознании мелькнула мысль: «А ведь, все они падали в самолете».

Мы сфотографировались на память, и у меня спросили о том, какие впечатления произвела эта встреча. Впечатления благоприятные, так я и сказал. Знаете, дорогие читатели, после просмотра того сюжета на «ДТВ», я ожидал увидеть здесь неких роботов, запрограммированных на вере, ожидал увидеть некие ритуальные обряды, несвойственные в обычной жизни. Но, нет. Этого я не увидел. Обычные люди. Обычно одеты. Обычно разговаривают. Улыбаются. Шутят. Нет, не такими я себе представлял бывших наркоманов! Может быть, мне не все показали? Может быть, умолчали о чем-то? Может быть, я сам «не глубоко копаю»? Во всяком случае, первые впечатления были именно такие.

На обратном пути мы с Александром разговорились о Боге, о вере. Я сказал, что верю в некий высший разум, некую высшую силу, которая сотворила Вселенную. Ну не может же быть, чтобы наше мироздание возникло просто из хаоса! В то же время — возникают вопросы типа: «А кто создал, в свою очередь, этот высший разум, эту некую высшую силу?». И так дальше — «сказка про белого бычка» или если хотите парафраз старой детской загадки «где начало того конца, которым оканчивается начало?» На что Александр мне заметил: «Вот, все-таки, верите, а говорили, что атеист!»

И мы стали рассуждать дальше. Что такое — вера? Отсутствие веры — ведь тоже вера — вера в ее отсутствие. Кто-то верит в судьбу. Кто-то верит в себя. Кто-то не верит ни в Бога, ни в черта, ни в Путина. Кто-то не верит в Бога, но верит в коммунизм. А это ведь тоже вариант религии, не правда ли? Из курса научного коммунизма в институте — помню мысль Фридриха Энгельса о том, что религию придумали сами люди потому, что не могли объяснить окружающий мир. С классиком трудно не согласиться, но не все соглашаются.

Кто такой Бог? До сих пор никто не дал четкого и понятного определения. Даже Библия. В моем сознании — это некоторая абстрактная субстанция, которую каждый понимает по своему, в силу своих особенностей: национальности, пола, возраста, образования и т.п.

Но если Бог (то как его понимает и принимает каждый), если вера в «своего» Бога помогает человеку излечится от физических и нравственных болезней, таких, как наркомания — что же тут плохого? Эту главную мысль я и хотел донести до вас, наши дорогие читатели.

Лектор общества «Знание» Андрей Михайлов

Родом из военного детства

«Двадцать второе июня 1941 года — это трагический День в истории России, с которым связаны людская скорбь, страдания и память о жертвах самой страшной войны для миллионов людей на всей планете» — считает Валентина Семеновна Яковлева, с которой мне посчастливилось познакомиться довольно давно, сотрудничая с активом городского совета ветеранов.

Валентина Семеновна принадлежит к поколению «детей войны» и наш разговор, посвященный судьбе малолетних сирот во время Великой Отечественной и в послевоенный период состоялся на квартире Валентины Семеновны  еще пять лет, назад как раз 22 июня. Гостеприимная хозяйка тогда предложила попить чай и поговорить об этом, опираясь на воспоминания из ее собственного детства.

— Когда началась Великая Отечественная война, — вспоминает Валентина Семеновна — наша семья проживала в сельской глубинке Тюменской области — лесхозе «Малиновском». На начало войны мне исполнилось всего пять лет. Семья у нас была большая — семеро детей и все девочки: Вера, Надежа, Любовь, Лидия, Валентина, Раиса, Мария; мама с папой, бабушка и мамина сестра. Словом, по нынешним меркам, большая семья. Знаете, много забывается, но события тех лет мне крепко врезались в память. Я даже помню запах леса, запах травы, запах сенокоса. Все это у меня, как тогда, стоит сейчас перед глазами.

Когда объявили, что началась война, то я в силу своего малолетнего возраста не понимала, что это такое. Поняла это я чуть попозже, когда папа вдруг перестал приходить с работы. Его мобилизовали на войну в последний месяц лета 41-го. Поняла, когда хлеб закончился, когда закончилась картошка, и начался голод. Из нашего лесхоза мобилизовали всех пятерых взрослых мужчин, и никто из них после войны не вернулся. Несколько позднее, когда я училась уже в школе, на фронт мобилизовали и всех парней из старших классов.

Как мы голодали! Мы ждали весну 1942 года, как единственную надежду на спасение. Как только появились первые проталинки на картофельных полях — туда сразу же уходили старшие дети искать прошлогоднюю картошку. Приходилось собирать прошлогодние колоски на колхозных землях. Была раньше в колхозах такая специальность — объезчики. Так вот, эти объезчики гоняли ребятишек, били их кнутами, стреляли из ружей, правда, в воздух. И все для того, чтобы, не дай Бог, голодные ребятишки насобирали колосков с колхозного поля.

По весне, когда все начинало цвести и распускаться — весь лесхоз переходил на подножный корм. Собирали лебеду, крапиву, коренья. Ели все, что могло было быть пригодным. Часто болели. Лечить нас было некому в лесхозе.

Помню — учительница нам говорит: «Все — дети. Начинается военная страда. Ваши мамы будут валить лес, а вы будете собирать ветки и сучки и стаскивать в кучи». Вот так — наши мамы и старшие девочки валили лес, обрезали сучья, а затем очищенный ствол распиливали на диски небольшой толщины — чушки. Мы переносили эти чушки к безногому дедушке, единственному взрослому мужчине в лесхозе. И он раскалывал чушки на мелкие чурочки. Таким образом, получалось топливо для паровозов. На полуторках эти чушки отвозили на ближайшую станцию.

Работа тяжелая. Особенно, в первую военную зиму. Сколько тогда умерло от голода и болезней!? Никто не считал.

Моих старших сестер бабушка чуть позднее забрала с собой в колхоз, чтобы зарабатывать трудодни. В колхозе мои старшие сестренки гребли сено, переворачивали валки и делали другую посильную работу. А на нас — на малышню — оставляли огород. Мама нам давала задание — набрать щавеля, отобрать зерна, истолочь в ступе, просеять, чтобы потом варить из этого кашу. Листья щавеля ели так, без особой подготовки.

Очень трудно было, а мы еще и учились. Не поверите, — продолжает Валентина Семеновна, — писали задания мы тогда на бересте. Вместо чернил у нас был водный раствор из сажи и свеклы. Одеть — нечего, обуть — нечего, постоянно чувство недоедания.

Словом, наше детство было холодное, голодное. На тычках, на подзатыльниках. Вместо обуви — лапти из лыка.

У нас была корова, но молока мы не видели. Приезжали налоговые агенты и все забирали. Лозунг тогда был простой «Все для фронта! Все для победы!». Нам иногда доставалось по кружке обрата, пропущенного через сепаратор.

Папа нам с фронта писал письма, которые начинались всегда одинаково: «Дорогая моя супруга, Матрена Алексеевна! Сообщаю тебе…» Отец ведь до войны был ветеринаром и поэтому его направили работать в госпиталь фельдшером. Несколько раз папа писал, что его ранило в голову. Один раз, второй, третий… Потом он написал письмо после очередного третьего ранения, мол, все, вышел из госпиталя и направлен воевать командиром танкового расчета. Это было перед штурмом Кенигсберга. После этого писем мы от папы уже не получали. А его фронтовые друзья выслали в наш адрес десять посылок с тканью, тогда ее все называли мануфактурой. Мама и бабушка нам пошили платья, а с остатками ходили на базар, чтобы обменять на продукты.

Вскоре нас постигло еще одно несчастье — тяжело заболела моя мамочка. Нам пришлось работать еще больше. Мы с сестрами ходили мыть полы соседям, полоть их огороды, выполнять любую посильную работу за кусок хлеба. Добрые люди нас кормили за работу.

Да, голод и холод — это страшно. Но самое страшное было — это вши. Бабушка делала щелок для их выведения, но это не помогало. Нас стригли наголо. Мы приходили друг к другу и искали этих насекомых-кровопийцев. Не знаю — откуда они появлялись — от нищеты что ли? Мы вроде бы следили за собой, мылись регулярно.

Голод, холод, вши, болезнь мамы… У нашей бабушки начали сдавать нервы. Она ожесточилась и порой ее жестокость мы ощущали полной мерой на себе. Но ей, наверное, надо было быть такой, чтобы поддерживать в семье порядок и дисциплину.

Но и на нашей улице случился праздник. Да какой! В мае 1945 –го, к нам в колхоз приезжает машина, вся обтянутая кумачом. Война кончилась!

Наша больная мама вышла на крыльцо и охнула. Помню, она меня попросила сходить за сестренками, чтобы поговорить. Собрала она нас. Мы ждем, что она скажет.

А она обратилась к старшим дочерям с тем, чтобы они не обижали малышей, и были им опорой и поддержкой. А меня отдельно попросила, остаться за самую старшую среди сестер. Посоветовала учиться вязать варежки, носки. А, главное, наказала строго — не позволять бабушке отдавать сестренок Раю и Машу в детдом, а если не смогу помешать, то попросила иди вместе с ними, и одних их не бросать.

Я помню, когда приехали на кошевке за моими сестренками, бабушка хотела отдать младших, но я, помня о наказе мамы, упала на колени и расплакалась. Говорю: «Бабулечка, мы не будем шалить, мы не будем плакать, мы не будем есть просить,- только не отдавай нас в детдом!»

У нас не было детства… У нас не было детского счастья… Все отняла война…

Слезы нахлынули на глаза Валентины Семеновны. У нее перехватило голос. А у меня что-то запершило в горле, накатили предательские спазмы — такие же, как всегда, когда я слушал рассказы своей мамы и своего отца об их военном детстве. Мои родители — тоже дети войны. Они тоже потеряли отцов на войне, а папа потерял еще и маму. Поэтому — все, что рассказывала Валентина Семеновна — мне очень близко и понятно. Все это я уже слышал. Все это я уже знаю. Разница в небольших деталях. Но все же, мне пришлось заново задуматься о том, как помочь оставшимся в живых детям войны. Наше поколение в долгу перед ними, а долги надо отдавать.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0