Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

«Законнейший сын» России

Галина Аляева.

О русском писателе, журналисте, эссеисте Михаиле Андреевиче Осоргине (1878—1942) и его романе «Сивцев Вражек»

Знакомство с писателем Михаилом Андреевичем Осоргиным состоялось у меня лет пятнадцать назад, случайно. Библиотекарша подмосковного санатория на моё пространное «Что бы такое почитать…» со словами: «Думаю, Вам это понравится» протянула мне почти новую книгу. На обложке: М. Осоргин «Сивцев Вражек». Имя автора слышала, но не более того. Привлекло название. Сивцев Вражек — улица в Москве.

Не детектив, сюжет, казалось бы, не замысловатый. Ученый-орнитолог Иван Александрович. Его жена, «старушка Аглая Дмитриевна». Внучка Танюша. Обычная семья и жизнь весной четырнадцатого года прошлого века обычна. Но где-то «маленький серб научился хорошо стрелять, он решил сделаться национальным героем».

Начало войны семью «птичьего профессора» не затронуло. Танюша продолжает учиться в консерватории, берет уроки музыки у Эдуарда Львовича. «В Петербурге же переворот, власть в руках Думы, образовалось временное правительство, говорят даже, что царь отрекся от престола». И «начинался долгий, великий и мучительный Октябрь.<…> Сразу в Москве стало тихо. Боязливо выглянул обыватель, но любопытство потянуло. Любопытство и нужда: кончились запасы хлеба, съестного, керосину, дров. Жить-то все равно как-нибудь нужно».

И вот это простое доверительное описание, как жизнь человека, абсолютно неполитизированного, желающего лишь заниматься своим делом, любить своих близких и заботиться о них, ломается, коверкается и уничтожается, приводит, по меньшей мере, к замешательству и вызывает знакомое чувство незащищенности и непонимания. Совсем недавно и я, как сегодня принято говорить, «проснулась в другой стране». Как беззащитен человек в этом мире и как зависим от обстоятельств, создаваемых другими людьми. И это лишь одно из важнейших вопросов-заключений, умело очерченных русским автором — Михаилом Андреевичем Осоргиным, безоговорочно причисленным профессиональными кругами к литературным наследникам И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского.

Роман же «Сивцев Вражек» даже без затрагивания философской составляющей, выстроенных приоритетов морально-нравственных ценностей, опираясь только на самобытный язык и, художественно оформленную, достоверность изложения происходящего относится к плеяде великих русских произведений, написанных в иммиграции.

Михаил Андреевич Ильин (Осоргин — псевдоним) родился 7 (19) октября 1878 года в Перми. Отец Андрей Федорович Ильин, потомственный столбовой дворянин, род которого значится в Бархатной книге. Как член судебного суда, принимал участие в судебных реформах Александра II. Мать — Елена Александровна (урожденная Савина), тоже потомственная столбовая дворянка. «Мать была кроткая, то есть добрая и мягкая по характеру женщина, но и в отце не было ни капли строгости, а умными были оба; и мать, хоть и институтка, была достаточно образованной и всю жизнь по-своему училась и была отцу хорошей подругой. Я не помню ни одной ссоры между родителями, ни одного не только грубого слова, но даже слова упрека или недовольства, и я не знал в детстве, что бывает и иначе. У меня были три сестры и брат -все старше меня» — напишет в автобиографическом повествовании «Времена» Михаил Андреевич. Вообще воспоминания Осоргина о детстве, юношестве не последовательные с перескакиванием от одного события к другому создают неповторимую картину, наполненную любовью к отчему дому и его обитателям, к русской песне, природе. И эта любовь передалась ему от отца, с которым ходили в далекие прогулки, который учил не бояться медведя — «они на человека не нападают, они очень добрые», птиц называл по именам, «занимался растениями и цветами»; от мамы, занимающейся хозяйством и приятным голосом певшей романсы. Всегда «выдержанной, готовой интересоваться всем, что занимает ее детей, читавшей столичные газеты и журналы и по старой привычке ежедневно занимавшейся четырьмя иностранными языками — французским, немецким, английским и польским, знание которых она не имела случая применять на практике в провинциальном городе». Крошечной сгорбленной старостью родной бабушки, родом Осоргиной. Нянюшки Евдокии Петровны «мастерицы по части ягодного варенья», строгой кухарки Савельевне, которую все боялись, «а мать перед ней немножко даже заискивала».

Читать маленький Миша научился в пять лет, поступая в первый класс гимназии, уже знал начало латинской грамматики. Читал Михаил « катастрофически много». Вот как он во «Временах» напишет о своём пристрастии: «Моя ранняя молодость протекала в сравнительно счастливое время, когда не было кинематографа и площадок для отбивания головой кожаного шара, не было даже велосипедов; недотяпанность и простота провинции была по крайней мере цельной и не опошлялась мировым экраном, газеты не заманивали авантюрным подвалом. Не избалованные выбором, мы читали лучшее, что было в русской литературе, потому что оно раньше и проще всего попадало в наши руки».

Способности к писательству у Михаила проявились в гимназии, где учитель русского языка предрек ему, что он будет писателем. Первая публикация состоялась в петербургском журнале в 1895 году. Но после окончания с отличием гимназии Михаил Андреевич поступил,»отчасти в уступку желанию матери», на юридический факультет Московского университета, по окончанию которого стал помощником присяжного поверенного в московском судебном округе. Хотя обучение в университете проходило не гладко. За участие в студенческих сходках «в защиту чести студенческого мундира» на год был отчислен из университета и сослан домой.

Адвокатская карьера, когда у Осоргина «была приемная, был кабинет, были телефон, пишущая машинка, копировальный пресс, портфель, фрак со значком, настольная библиотека юридических справочников, деловые обложки с моей фамилией, <…> недорогая, но солидная шуба и боты, шаркавшие по снежной московской мостовой, и об одном проведенном мною деле была газетная заметка», закончилась, практически не начавшись. Потому как в приемной молодого адвоката стали появляться политические, бежавшие с каторги, квартира превратилась в явочное место, а вскоре там стал заседать Московский комитет партии социалистов-революционеров. Сам же Осоргин писал и редактирован разные воззвания, «пылкие и буйные»прокламации. Когда же противоречия в партии эсеров «обострились и из их среды стало выделяться крыло максималистов», Осоргин оказался в оппозиции к «партийному генералитету». Спустя какое-то время он напишет, что «трудно отличить революционера от хулигана». Но это не спасло его от ареста после московского вооруженного восстания 1905 года.

Полгода Осоргин провел в Таганской тюрьме, ожидая сурового приговора. Мать Осоргина — Алена Александровна «состарилась в один год, даже в одну зиму и умерла в тревожном пятом году», узнав, что её младшему сыну угрожает смертная казнь.

В мае 1906 года, то ли из-за путаницы в документах толи из-за неразберихи между разными ведомствами, следователь выпустил уже приговоренного Осоргина к пятилетней ссылке под залог, что позволило ему бежать в Финляндию, затем Италию. Он надеялся, вернуться через месяц, но задержался в «маленьком мирке» на десять лет. «Европа именуется великой страной, но для нас, привыкших к пространствам, она лишь маленький мирок, правда, тесно заселенный и насыщенный историческими словечками. Она суетлива, буржуазна, домовита и считает минуты за время — мы швыряемся часами и днями, не придавая им ценности. Она утонула в предметах собственности, которыми каждый в ней дорожит почти так же, как жизнью,- нам, голым героям, это казалось смешным».

Италию он полюбит и напишет о ней несколько книг, а для русского читателя в газете «Русские ведомости», журнале «Вестник Европы» постоянно будут выходить статьи и фельетоны о современной итальянской литературе, итало-турецкой войне, славянских землях, Балканской войне 1912 года.

Осоргин, «привлекательный блондин, стройный, изящный, жизнерадостный и остроумный, он любил посмеяться — негорьким смехом — над другими и над собой, он был «душой общества», отличным товарищем, центром притяжения молодежи и женщин», вернулся в Россию в день летнего солнцестояния, 22 июня 1916 года известным журналистом и писателем.

Спустя несколько десятилетий он напишет: «Я очень люблю Россию — ту, которую знаю, и это естественно для ее законнейшего сына, — но не уважаю за ее ленивую волю: она позволяет кататься на своей вые каждому любителю верховой езды. Иногда, встав на дыбы, она опрокидывает всадника — и сейчас же позволяет взнуздать себя другому. Пожалуй, действительно медведь лучший ее образ — сила необычайная и легкая приручаемость: кольцо в ноздри — и танцуй под любую музыку».

Февральская революция, принятая Михаилом Андреевичем с восторгом, застала его в Москве. Имея статус революционера и обширные знакомства в либеральных, буржуазных, революционных кругах, он мог бы сделать головокружительную карьеру. Но он, отказавшись от всех предложений, продолжил сотрудничество с «Русскими ведомостями» и другими российскими изданиями. Какое-то время занимался разбором архивов Охранного отделения, и даже подготовил книгу «Охранное отделение и его секреты», однако скоро признал это ошибкой. Пришло разочарование: «менять рабство на новое рабство — этому не стоило отдавать свою жизнь».

Октябрьская революция и вовсе вызвала полное отторжение. В оппозиционных газетах публиковались его статьи с призывами выступать против большевиков и проводить всеобщие забастовки. Когда большевики укрепили свою власть, призвал интеллигенцию заняться «созидательным трудом» и выступил организатором Союза журналистов, став первым председателем. Будучи вице-председателем вновь созданного Московского отделения Всероссийского союза писателей подготовил устав союза. Когда частная периодическая печать была ликвидирована, с другими писателями создал «привилегию» — знаменитую Книжную лавку, ставшую в те годы центром московской интеллектуальной жизни.

В 1919 году Осоргина арестовали, предположительно случайно, и посадили в «Корабль смерти», так москвичи называли дом под номером четырнадцать на улице Большая Лубянка, где размещалась Московская чрезвычайная комиссии. Это здание стало для многих местом мученической смерти, но судьба вновь смилостивилась над писателем. По ходатайству Союза писателей через пять суток его освобождают. «Меня освобождает лично Каменев, народный комиссар, член Совета рабочих депутатов. «Маленькое недоразумение, — поясняет Каменев, — но для вас, как писателя, это материал. Хотите, подвезу вас домой, у меня машина»», — напишет Михаил Андреевич в воспоминаниях.

Летом 1921 года по предложению М. Горького создается Всероссийский комитет помощи голодающим, где Осоргин станет редактором газеты комитета «Помощь» и это сыграл в судьбе писателя трагическую роль. Россия голодала, Поволжье и вовсе вымирало от голода и комитету «опиравшемуся лишь на нравственный авторитет образовавших его» удалось быстро организовать поставки продовольствия голодающим. Что вызвало у многих видных большевиков, опасения, а В.И. Ленин увидел в активности членов комитета угрозу контрреволюции.

В конце августа Осоргин и другие члены комитета были арестованы. Два с половинной месяца он просидит на Лубянке, ожидая смерти. «Я совсем опух, отек, кашлять стал: и вообще в те дни надломил надолго здоровье». Но ему удалось «пересидеть» многих других, которые «сидели недели по две-три, потом исчезали, заменяясь новыми». По ходатайству известного норвежского ученого-путешественника Фритьофа Нансена, занимающегося в это время помощью голодающим Поволжья, Осоргина освобождают и совершенно больного отправляют в ссылку в Царёвококшайск (ныне Йошкар-Ола), но доехать туда он не смог. Ему разрешают остаться в Казани, где за ним следят, проводят на квартире обыски.

В казанской ссылке Осоргин пробудет полгода и уже весной 1922 года вернется в Москву, но уже как «враг революции». Друзья спрячут его и профессора философии Н.А. Бердяева в Барвихе Звенигородского уезда, рядом с большим имением, где летом живут «общежительно» семьи народных комиссаров — Троцкого, Каменева, Дзержинского. Здесь искать не будут. Из столицы доходят слухи о повальных арестах писателей и ученных. Вскоре доносится — часть арестованных еще в тюрьме, часть выпущена на волю с предписанием готовиться к высылке за границу. Ищут и его. Он возвращается в Москву и сам идет в «страшный дом», где ему сообщается, что он в недельный срок обязан покинуть пределы РСФСР, «в случае невыезда или бегства с пути подлежит высшей мере наказания, то есть расстрелу».

Осенью 1922 года на «философском» теплоходе Михаил Андреевич вынужденно покидает Россию и оказывается в Германии.

«Вспоминая свои тюрьмы, ссылки, высылки, допросы, суды, всю историю насилий и издевательств, каким можно подвергнуть человека мысли независимой, в сущности довольно ленивого и не заслужившего такого внимания, — я не думаю, чтобы погрешил слабостью или сдачей, или проявил себя малодушием, или попытался скрыть свои взгляды и смягчить участь сделкой с совестью. Этого не было. Но душа все же опустошалась на каждом этапе, воля все-таки надкалывалась, и искривлялся жизненный путь, который я старался себе наметить, искривлялся не только внешне, но и внутренне», — напишет он в иммиграции.

И эти попытки»искривить» не только его, но и других и всю Россию он удивительно точно передаст на страницах романа «Сивцев Вражек». Но удалось ли немыслимым невзгодам «искривить»до неузнаваемости внешнею и что значительно важнее внутреннею составляющую носителей безусловных нравственных ценностей, коими бесспорно являлись представители русской старой интеллигенции?

«Сивцев Вражек» был задуман в первые дни после октябрьского переворота, когда Михаила Андреевича старая пианистка пригласит «провести с нею и ее близким другом виолончелистом и композитором, в Москве очень известным, последний музыкальный вечер». Смеясь, она расскажет, что чуть ранее «новые люди, строившие новую, счастливую жизнь в России, забрали все имущество, не успев увезти, за громоздкостью, только рояль, но обещав за ним вернуться». Всю ночь без электричества в не отапливаемом помещении пианистка и виолончелист играли, а он слушал.

Первые строки романа были написаны в «казанской ссылке». Первая публикация состоялась в 1928 году в Париже и сразу принесла автору сначала известность в кругах русской иммиграции, затем и мировую. Ностальгическая тональность, продиктованная непреходящей любовью к отечеству, оживающие «Старая Москва», Арбат, профессорский особнячок, где часы с кукушкой и самовар, как неотъемлемые почти благополучия и спокойствия не могли оставить равнодушными, совсем недавно покинувших Родину людей. Но и у современного читателя, во всем случаи у меня, мастерский синтез литературных и философских элементов вызывает ностальгию по вовсе мне незнакомой России.

Роман автобиографичен. Октябрьское восстание в Москве, «Корабль смерти», голод, «Книжная лавка», — подлинные факты из личной жизни. Художественное оформление событий лишь усугубляет весь ужас и трагизм происходящего.

Какие-то герои взяты из окружения автора, какие-то вымышлены. Так, товарищи по «философскому теплоходу» в своих воспоминаниях утверждают, что прототипом профессора Ивана Александрович являлся профессор Московского университета Мензбир. Персонаж романа — философ Алексей Дмитриевич Астафьев привлекался к принудительным работам, так же как и близкий приятель Осоргина русский философ Н.А. Бердяев. Как и сам автор, Астафьев, сидит в одиночной камере и размышляет о смысле жизни.

Трагический герой романа — офицер Стольников жертва войны и технического программе, остался без рук и ног. Человек «обрудок», как и вся Россия, не понимающая, но пытающаяся постичь происходящее, приспосабливается к жизни. Денщик Григорий олицетворение чуткости и отзывчивости, присущее русскому народу, спасает «обрубок» от начальника наряда — «черного» человека, пришедшего арестовать офицеришку. Осталась еще надежда, что найдется такой Григорий и спасет от «черного» и других.

Внучка Танюша — центр всего повествования, символ женственности и духовности собирательный образ всего лучшего, что есть в русской женщине и в России, потому как не редко утверждается, что у России женское лицо. Вопреки «чумы» царящей вокруг, Танюша не сломлена. Она, конечно же, чуть «искривилась», но только внешне. Внутренняя сила, заложенная не одним поколением, коррозии не поддается. Об этом знал Осоргин, можно предположить, когда еще только задумывал написать роман. Потому как в разговоре со старой пианисткой, всю жизнь дававшей уроки, было продолжение. Когда «новые люди» пообещали вернуться за неотобранным имуществом, она сказала им:»Самое ценное вот здесь,- она показала на лоб и на сердце, — мой ум, мои знания, мой музыкальный талант, и это останется при мне — всегда и всюду при мне останется, что бы со мной ни сделали. <…> И вот вы заберете все и уйдете такими же бедняками, какими сюда пришли; а я, всего лишившись, останусь такой же богатой».

Пройдя с достоинством все испытания, героиня романа Танюша, как и сам автор, убеждены в возрождении своей России и своего дома, хотя сейчас за стеной живут «чужие».Пройдет время — ласточка прилетит и «новые люди <…> поглядев, побившись, догадаются, что новое без старого фундамента не выживет, развалится, что прежней культуры не обойдешь, не отбросишь ее. И опять возьмутся за старую книжку, изучать, что до них изучено, старый опыт искать».

В Германии Михаил Андреевич проживет чуть больше года, затем переберется во Францию.

В иммиграции он писал журналистские статьи, обладая отменным литературным вкусом, успешно выступал как литературный критик. Много переводил с итальянского: К. Гольдони, Карло Гоцци, Л. Пиранделло. Его произведения публиковались по всему миру, но он никогда не был богат. «Осоргин был бессребреник — не только в той мере, в какой бескорыстны многие русские интеллигенты. Он был чужд стяжательства и совершенно равнодушен к деньгам. Когда его «Сивцев Вражек» был принят для распространения американским клубом «Книга месяца», Осоргин разбогател, по эмигрантскому масштабу. Но ненадолго. Он любому просителю давал «безвозвратную ссуду» под одним условием, — чтобы тот обещал в свою очередь помочь ближнему, когда представится возможность».

Практически все его значимые произведения написаны в иммиграции, и большая их часть посвящена России, её природе и воспоминаниям о ней. Он скучал по родине, мечтал вернуться, хотя и понимал что это не исполнимо, «не раз говорил, что добровольно ни за что России не покинул бы», мечтал чтобы его произведения читали и дома — в России. Несколько раз просил Максима Горького помочь ему напечатать книги в Москве: «Вот вы меня иногда хвалите. Помогите мне как-нибудь и что-нибудь издать в России; к изданию книг здесь я совершенно равнодушен, даже к переводу романа на разные языки. Хотел бы печататься только в России».

Паспорт гражданина РСФСР хранил до 1937 года, после жил без паспорта, не получая французского гражданства.

В июне 1940 года, за два дня до прихода гитлеровских войск, Михаил Андреевич бежал из Парижа. Поселился в местечке Шабри. Тяжело страдая от сердечного заболевания, он продолжал работать. «Страсть превращать чистый лист бумаги в суету скользящих строк с зачеркнутыми словами и надстрочными добавками, вечно вязать нескончаемое кружево мысли и слов, эта неизжитая страсть, перешедшая в привычку, побуждает меня продолжить записки о жизни».

Умер «законнейший сын» России Михаил Андреевич Осоргин 27 ноября 1942 года. Похоронен в Шабри, на маленьком безымянном сельском кладбище.

Роман «Сивцев Вражик» впервые был опубликован в России в 1984 году.

Источники и литература

1. М.А. Осоргин. Сивцев Вражик: Роман. Повесть. Рассказы. Сост., предист. и коммент. О.Ю. Авдеевой. М.: Московский рабочий. 1990.

2. М. Осоргин. Времена. Романы и автобиографическое повествование. Екатеринбург. 1992.

3. Библиотека Александра Белоусенко — http://www.belousenko.com, «Современное русское зарубежье», Олимп, Москва, 1998.

4. М. Осоргин М. А. Воспоминания. Повесть о сестре. Воронеж. 1992.

5. Журнал «Наше наследие», 1989, № 6.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0    


Читайте также:

Галина Аляева
Елка без света
Подробнее...