Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

По поводу одного юбилея

Страничка главного редактора

 

Передо мной документ, датированный тысяча девятьсот шестьдесят четвертым годом. Это программа подпольной политической организации. Профессионально составленная, она содержит, как всякой программе положено, часть негативную, часть позитивную, минимумы и максимумы, она формулирует цели и рекомендует средства их достижений, она, наконец, набрасывает контуры ближайшего и неближайшего будущего страны, на преобразование которой нацелена...

Не впервой перечитываю текст, и всякий раз более прочего поражает одна фраза:

«Природа коммунистической системы такова, что она не может улучшаться, не подрывая тем самым своих основ».

Программа была принята как руководство к действию в шестьдесят четвертом, но обдумывалась... когда? В шестьдесят третьем, шестьдесят втором? Да ведь только что партия торжественно провозгласила, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме! Те, кого нынче зовут «шестидесятниками», еще не остыли от эйфории по поводу оттепелей. Идеи благотворных экономических реформ обещали чудеса обновления...

Это сейчас кого ни спроси, и над коммунизмом-то они смеялись, и в реформы не верили, и вообще, как умные псы, все понимали, да сказать не могли.

Но как можно было в ТО время прийти к мысли о «неисправимости» системы, когда это даже на строго теоретическом уровне недоказуемо. Кто знаком с теорией структур, знает, что всякая структура как способ организации, как способ связи элементов доступна совершенствованию посредством привнесения в нее новых элементов, преобразующих организацию. Именно тогда же, в начале шестидесятых, в период реабилитации кибернетики структурная теория была в моде, и в Ленинградском университете, в частности, именно в то время был чрезвычайно популярен семинар профессора Свидерского, разрабатывавшего теорию структур как раз применительно к идеям социального обновления.

Но вот нашелся-таки вчерашний студент этого же университета, семинары не посещавший, о теоретических профессорских изысканиях не ведавший, но самочинно положивший на лист бумаги безжалостный приговор системе, пребывающей в очередном захлебе самодовольства. Он что, спрашивается, не знал, что по сравнению с двадцать девятым — никого не раскулачивают, по сравнению с тридцать девятым — не расстреливают, по сравнению с пятьдесят третьим — никого «не культивируют», что крестьянам, наконец, выдали паспорта, и первыми в космос к тому же... Ну на каком основании этот отщепенец сделал вывод о невозможности обновления, о неизбежности краха системы?

Признаюсь, для меня и по сей день загадка, как молодой человек двадцати пяти лет, мой ровесник (всяк ведь от себя ведет отсчет), выпускник Восточного факультета ЛГУ Игорь Вячеславович Огурцов, вопреки, повторяю, всем и всяческим теориям сумел за четверть века до крушения системы осознать неизбежность этого крушения и представить его в реалиях настолько, что всю свою жизнь немедля подчинил одной цели — предотвращению неизбежных последствий для народа и страны «завершения великого социального эксперимента»?

До возможности постепенного отмирания или вымирания коммунистической диктатуры додумывались многие, но такое «додумывание» не только ни к чему не обязывало, но, напротив, санкционировало мудро-спокойное существование в ожидании, когда все само собой образуется наилучшим образом. Другой вариант «додумывания» подсказывал путь созидательной работы в обществе, формирования в нем идей и сил, способных обеспечить безболезненное «переползание» из одного социального состояния в другое, из него в третье и так далее, то есть реализовать эволюционную тенденцию, присущую всякому социальному организму. В семидесятых и я, к примеру, считал достаточным возникновение некоего широкого слоя интеллигенции, национально и государственно ориентированной, для обеспечения мирного перехвата политической инициативы из дряхлеющих рук партийных догматиков. И если бы это было возможно, то о лучшем не нужно было бы и мечтать. НО ЭТО БЫЛО НЕВОЗМОЖНО. И мне, лично, следовало бы внимательней отнестись к некоторым положениям программы организации, членом которой сам когда-то являлся...

Эволюционная тенденция заложена во всяком нормальном социальном организме. Социальный организм, возникший на территории России в начале века, был «ненормальным», не от мира сего в инфернальном смысле этого выражения. Хорош он был или плох — не в таких категориях следовало искать его характеристики. Если верить наркоманам, состояние дурмана настолько прекрасно, то есть ХОРОШО, что пред ним меркнут все прочие жизненные ценности. И лишь первое причащение приходит соблазном со стороны. Далее уже свершается добровольный, свободный выбор личности. Но известен результат...

Результат российского социального эксперимента сегодня тоже, казалось бы, известен, но ни в едином случае не прозвучало еще суждение о логической повязанности государ­ственного обвала с государством, которое обвалилось. Экстремистская мысль настойчиво рекомендует нам вырвать клыки у бешеной собаки, словно взбесились клыки, а не собака. Более степенные политологи поражены своеобразным «пизанским» комплексом, в диапазоне их зрения присутствуют лишь кадры «падения», которое можно предотвратить, ликвидировав стимуляторы и позаботившись о подпорках. Те, что устали от непривычного напряжения мысли, вышли из творческого кризиса с оригинальным лозунгом: «Даешь вчера!» По второму, а то и по третьему кругу идут словопрения на темы: большевики ли прибежали к народу или народ прибежал к большевикам; загнали людей в колхозы или пошли они туда гуртом по инстинкту национального коллективизма; когда, наконец, народу лучше жилось — при социализме или после него. Последняя тема особенно впечатляющая, как если бы выяснялось, когда человек чувствовал себя лучше: когда перепрыгнул через две канавы или когда провалился в третью.

Невозможно уже слышать рассуждения о том, как порою бывал счастлив и благополучен советский человек, несмотря на... Как будто негры на американских плантациях круглосуточно рыдали, будто русские под татаро-монгольским игом не рожали детей и не создавали шедевры иконописи... Да и сам могу без капли рисовки признаться, что именно в тюрьме пережил самые радостные часы, самые вдохновенные мгновения. Но рабство, иго, тюрьма — зло, и лишь ленивая мысль способна уклониться от обязанности различений...

Чем больше знакомлюсь с квадратноколесными экипажами политологических изысканий, тем больше изумляюсь таинственной способности кого-то прозреть истиной задолго до ее востребования. Трудно понять смысл такого явления, словно Господь, открываясь кому-то в истине, зондирует готовность остальных к ее восприятию. Но как бы там ни было, кому попало истины не открываются. Такое — всегда заслуженный итог духовного подвига, и в нем несомненная самоценность.

Тридцать лет назад Игорь Вячеславович Огурцов сформулировал причину неизбежности краха социалистической системы. За границами формулы остался мистический смысл объекта исследования, хотя атрибутика его была воспроизведена и проанализирована с тщательной добросовестностью.

Система порочна по своему внутреннему смыслу. Однажды она рухнет САМА и крушением посягнет на жизненно важные субстанции народного бытия, поставив под угрозу историческое продолжение народа.

Фаталистическая закваска формулы могла бы повергнуть в унынье и пессимизм кого-то, кто стремился бы к истине ради истины, но здесь был другой случай. Жаждой знания был обуян человек, воистину одержимый любовью к своему Отечеству, эту подлинно сыновнюю любовь перенял он от своих родителей, и русская культура щедро открылась ему своим историческим предназначением. Мыслитель, но и делатель, он не мог примириться с приговором собственной формулы, и тогда-то появился на свет документ под названием «ПРОГРАММА ВСЕРОССИЙСКОГО СОЦИАЛ-ХРИСТИАНСКОГО СОЮЗА ОСВОБОЖДЕНИЯ НАРОДА».

Это был февраль 1964 года.

Нельзя допустить саморазвала системы. Нужна подпольная организация, способная преобразоваться в подпольную армию, готовую вооруженным путем перехватить власть в государстве, когда зашатаются его основы, и предложить народу основы иные, корнями уходящие в историческую традицию и в то же время оснащенные всем положительным опытом мировой политической истории.

Что означало в те времена создать организацию, в программе которой, к примеру, присутствовали такие пассажи:

«Вся история коммунистического господства представляет непрекращающуюся то скрытую, то открытую войну между диктатурой бюрократов и народом».

«...Даже фашизм, являющийся разновидностью тоталитарной системы, не представляет собой столь всеобъемлющей тирании, как коммунизм».

«Против традиции, против исторического религиозного сознания народа ведется ожесточенная борьба...»

«В области духовного сознания народы насильственно отбрасываются к дохристианской эпохе».

Класс партийных правителей «духовно мертв, в его среде происходит разложение, его политика становится колеблющейся и откровенно авантюристичной...»; «Оформляются две группировки — догматики и ревизионисты... Ревизионизм есть негативное и половинчатое движение, он не способен дать программу для построения нового свободного общества... Догматическая группировка коммунистического класса не имеет в народе широкой социальной базы... Ее разгром предрешен».

Напоминаю, это написано в 1964 году!

Второго февраля этого же года первые четыре человека поставили свои подписи под документом и письменно засвидетельствовали факт возникновения организации. За три года существования она не стала массовой, но в той или иной степени стянула на орбиту своего влияния около сотни человек, прежде чем была разгромлена соответствующими органами.

Нынче совершенно несущественны вопросы реальности поставленных задач, обреченности отважно начатого дела, принципиальности ошибок в теории и практике организации. Существен факт возникновения тридцать лет назад концепции тотального отказа от коммунистической идеологии, причем не в каких-то элитных слоях, обладающих особой информацией, но в самой сердцевине советского общества. Численному росту последователей не было препятствий, кроме конспиративных, и уже через год в результате осторожного «прощупывания» среды именно в численном смысле открывались захватывающие дух горизонты. И не было при том ни «иностранного влияния» (а уж так-то желали его найти на следствии), ни фактора классовой наследственности — все выходцы из обычных советских семей, зачастую коммунистических по членству, комплексами социальной неполноценности также не страдал никто, у всех без исключения были вполне приличные, а то и многообещающие перспективы, и в подавляющем большинстве это были просто хорошие люди и добросовестные работники. Лично я счастлив, что когда-то узнал их и знаю сейчас, хотя не все связи сохранились...

И все же эти заметки не столько об организации, сколько о человеке, чей духовный подвиг в моем понимании сравним с самыми блестящими именами Российской истории. Двадцатью годами жизни заплатил Игорь Вячеславович Огурцов за дерзость слова и дела, и что-то затаенно-утробное видится в том, что российские власти отказали в реабилитации членам Социал-христианского союза. Отказ в реабилитации есть признание виновности. Любопытно, как теперешние правители сформулировали бы ВИНУ Огурцова и его соратников? Кем они, нынешняя власть, были в шестидесятых? Перспективными партийными выдвиженцами? Кандидатами на роли теоретиков марксизма? Идеологическими порученцами? Что засвербело в их демократических душах при воспоминании о делах давно минувших дней? Ну да Бог с ними...

Бывшие члены Союза отмечают нынче тридцатилетний юбилей. Как бы по-разному ни оценивалась ими сегодня организация, в которой состояли, а за «состояние» заплатили годами жизни, для каждого из них, прошу прощения, для каждого из нас — это решающая веха биографии, это время молодости и романтизма, это время «пылких клятв» и дерзких поступков. И еще это время искренних надежд на возрождение Отечества, да не ослабеют они в суматохе новой Российской смуты!

Юбилей организации — это прежде всего юбилей ее вдохновителя. По прошествии уймы лет каждый из нас может не обнаружить былого единения мнений с бывшим нашим «шефом», но лично для меня Огурцов — автор программы ВСХСОН; Огурцов, узник тюрем и лагерей, навсегда останется человеком превосходящих качеств, уровня коих мне уже и не достичь.

Придет время, отбушует смута, улягутся страсти, историки займутся историей, и некто, однажды взявший в руки документ происхождения шестидесятых, с удовлетворением повторит для себя, что не оскудевала душа русская поиском в самые затхлые годы, как не оскудевала Россия верными сынами в эпохи лживых посулов и злонамеренных пророчеств. И не оскудеет!