Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Постольку-поскольку...

Наталья Юрьевна Леванина — прозаик, литературовед, литературный критик. Доктор филологических наук, профессор.
Автор более ста тридцати печатных работ, из них — десяти книг художественной прозы. Публиковалась в журналах «Москва», «Октябрь», «Дон», «Волга», «Волга — XXI век», «Наш современник», «Женский мир» (США), в альманахах «Саратов литературный», «Краснодар литературный», «Мирвори» (Израиль), «Эдита» (Германия) и др.
За книгу повестей и рассказов «По реке, текущей в небо» (2008) стала лауреатом Литературной премии им. М.Н. Алексеева.
Член Союза писателей России. Живет в Саратове.

Встреча

Встреча была как в романе — спу­с­тя почти двадцать лет, случайная, в городском осеннем парке.

Воскресное ноябрьское утро в полном соответствии с часами и календарем дарило ранним посетителям этого измученного куска городской природы остатки тепла и красоты. Все здесь было сегодня по-осеннему призрачно и ненадежно.

Мужчина, назовем его Борис, после завтрака привычно слинял из дому — выгуливать свою язву на свежем воздухе. Маршрут был традиционным: маленькими петляющими улочками до городского парка и там часовая пробежка по запутанным тропинкам.

Опадающие листья затушевывали перспективу и придавали ей характер нереальности. Вот почему когда меж деревьев замелькала женская фигура с характерной походкой: голова торчком, несется на длинных ногах впереди себя, да еще и припрыгивает поплавком, — он решил, что ему показалось, а потом, присмотревшись, подумал: надо же! Всегда считал, что только Инка так по жизни передвигается, ан нет, откуда-то взялась и еще одна летящая!

Инке тут возникнуть неоткуда, уже много лет живет в Германии со своим четвертым мужем, немцем.

«Тоже мне секс-бомба “колокольчик”, — почему-то с неприязнью подумал Борис. — Любопытно, однако, взглянуть на Инкиного клона», — решил он и сбавил скорость до минимальной.

«И с чего это я взял, что это не Инка? Слишком легкая походка для сорокалетней женщины? Моя Манюня так не ходит? Да она и никогда так не ходила. Тоже показатель!»

Да, это была именно она, Инка Корина. Вернее, улучшенный, обновленный, ухоженный ее вариант. «Инка на экспорт», — почти против воли шутканул внутренний Борисов голос.

Между тем судьба, особо не заморачиваясь на предмет банальности, срежиссировала их встречу лоб в лоб на пустынной парковой тропинке, прошитой мощными дубовыми корнями и присыпанной мягкими от ночной изморози листьями. Не разойтись.

Впрочем, имел место и каприз художника. К романтической декорации осеннего парка были добавлены глубокие запахи остывающей земли и сладость прелых листьев. Что, безусловно, волновало.

Одним словом, с бутафорией все было в порядке. А что герои? Были ли они на высоте? Соответствовали ли историческому моменту? Стоило ли ради случившейся встречи затеваться прохладному утру с шуршащей разноцветной листвой и каким-то странным для города покоем? Удалось ли фигурантам сцены правдоподобно вписаться в организованное столк­новение двух цивилизаций, когда разные планеты, несомненно, вначале сошли с ума, а потом сошли со своих орбит — и вот, случилось! Взрыв, шок, воронка. А когда осела пыль — пыль неестественных приветствий, стыдной пошлости и неминуемого косноязычия, — они на некоторое время замолчали, жадно разглядывая друг друга.

Что-то такое увидели, что-то для себя поняли и снова, будто встрепенувшись и опомнившись, понесли вдохновенную чушь о классно выглядишь, сто лет не встречались, ты куда пропал, я здесь случайно, легко оделась, сейчас надо спешить, у меня встреча, давай созвонимся, встретимся вечером и т.д.

...Между тем это была не просто женщина. Это был несостоявшийся вариант его жизни. Инна — это то, что должно было с ним случиться, но не случилось.

...Через некоторое время, обменявшись телефонами и договорившись встретиться, каждый вернулся на свою орбиту. Инна исчезла, а Борис продолжил моцион. Мысли кружили в его голове, зацепляя из памяти то, что, казалось, давно было забыто.

«Все шло к свадьбе. Мы ждали окончания школы, чтобы успокоить Инкиных родителей и зарегистрироваться. Мои-то были не против, что я практически у Кориных поселился. Мол, парень не девка, в подоле не принесет... К тому же я лучше стал учиться. До этого-то одни тройки таскал, а тут хорошистом заделался. Тогда, кстати, и математику распробовал. Так что, не будь Инки — не быть мне кандидатом математических наук. Не пошел бы в науку. В армию бы пошел.

Впрочем, останься я с Инкой — мне светила все та же армия. Инкин отец был полковником, и мне он настоятельно советовал идти в военное училище, обещая помощь и поддержку. Но в начале девяностых более жалкого зрелища, чем наша армия, трудно было себе представить. И я, ввиду открывшейся математической шишки, отправился в университет, на мехмат. Наука в то время была в том же месте, что и армия, потому поступил я легко, без конкурса.

Инка стала учиться на инязе. Но развело нас не это. Я неожиданно оказался в положении окопника-фронтовика, с которым под боком воевала его походно-полевая жена — ППЖ, как раньше говорили. Вместе несколько военных лет. Любимая, надежная, до боли знакомая, свой парень! И вот — победа! Долгожданная. Все будет, все должно быть иначе! Вон сколько голодных женских глаз поедает меня!

И вот уже про окопную жену забыто, задвинуто в самый пыльный угол сознания, где свалены в кучу большие и малые грехи. Одним больше, одним меньше — не важно! Впереди новые встречи, новая любовь.

...Моя студенческая жизнь тогда открыла передо мной заманчивые перспективы, в том числе и на женском фронте. Я ведь до 17 лет никого, кроме Инки, не знал. К тому же последнюю пару лет жил под крылом и присмотром ее строгой семьи. А там все было расписано до второго пришествия.

Эта стабильность и стала на меня давить. Вернее, мне казалось, что, попади я в коринский клан — утрачу себя полностью, потеряюсь и растворюсь.

К этому опасению присоединилось почти явное давление на меня как на жениха. Вот уже при появлении в Инкином доме регулярно стала всплывать в голове соответствующая цитата из старого фильма: “Женихи только ежедневно обедают, а не будь ты женихом, нешто я стал бы тебя кормить? Да-с! нечестно!”

Так мои отношения с Инной окончательно утратили пылкую свежесть первой влюбленности и превратились в пудовые гири долга и мишуру позорно-опереточного жениховства.

Я порвал с Инной. Не звонил, не писал, избегал встреч. Благо сделать это было совсем нетрудно: мобильников и Интернета тогда не водилось, а у нас тогда не было даже домашнего телефона. К тому же мои родители вскоре купили новую квартиру, и мы вообще переехали в другой район. А Инна была гордая, встреч со мной не искала.

Совесть меня, конечно, беспокоила, особенно поначалу, но не слишком. Я вдруг почему-то решил: не мое! Просто шкурой ощутил скорость, с которой нас с Инной оттаскивает друг от друга. Помню, что известие об Инкином замужестве воспринял почти с облегчением: слава богу, все устроилось, вот и пусть себе живет и будет счастлива! Как, однако, быстро она утешилась. А-а-а-а, все они...»

Это потом стал он вспоминать ее нежную, будто атласную кожу, которая розовела от его прикосновений. Кудрявый одуванчик русых волос, под его жадными руками смешно сбивавшийся в одну сторону. Ее влюб­ленные глаза, в которых тонул он, не мечтая о спасении.

Инна была его первой женщиной. Он тогда обмирал в ее объятиях. Это казалось абсолютным счастьем. Правда, недолговечным...

...Сжимая в руке бумажку с Инкиным телефоном, Борис пришибленно брел по дорожкам, которые постепенно заполнялись спортсменами, молодыми мамами с детьми, старушками, вдумчиво вдыхающими кислород.

— Да-а-а, хороша, нечего сказать, — механически перебирая ногами, бормотал мужчина.

На помощь была призвана привычная пошлость: «Дорогая дамочка получилась. Одета, сразу видно, не с базара. И фигурка наверняка стоит больших денег: фитнес-митнес... А кожа на лице аж лоснится вся. Тоже, поди, дорогие косметологи упражняются. У Манюни моей все естественное. Два подбородка, морщины, все дела. Про фигуру вообще молчу. Сидит целыми днями за компьютером, попу отращивает, позвоночник сутулит. А про ножки и в молодости ничего хорошего сказать было нельзя. Так, держат, и ладно».

Скоро, однако, стало стыдно: «Какая же я сволочь! Манюня мне парней-близнецов родила. Когда я в мутные девяностые в своем институте наукой занимался и не платили мне там ни фига, она деньги на всю семью зарабатывала. Молча впряглась и везла. Челночила как заведенная. Дала мне возможность защититься. И никогда этим не попрекала. Даже гордилась. Самовыражайся, мол, голубчик, сколько влезет!»

Борис вдруг споткнулся на выпершем из-под земли корне и остановился: «Как это Инка выразилась? Что она сказала? “Я сейчас переживаю счастливейший период своей жизни”. Вот так вот, с ходу, и сформулировала. Уж больно по-книжному... Врала? Притворялась? Или перестроилась на западный манер? Они там изо всех сил позитивный подход к жизни вырабатывают. Трансформируют гадости в радости.

А может, в пику мне сказанула? Мол, на баловня судьбы ты, экс-герой-любовник не тянешь, выглядишь как младший научный сотрудник, крепко ушибленный пыльным мешком, и вот я тебя сейчас, любезный МНС, не мешком, а топориком, топориком доконаю».

Впрочем, версия эта не выдерживала никакой критики: «Слишком высоко ты себя ценишь, голуба! Инка теперь в мужьях как в соре роется, а ты — всего лишь сбежавший в прошлом веке жоних, к тому же явно голоштанный. На кой ты ей сдалси? Ты сейчас на ее гламурном фоне выглядишь как сильно пьющий тракторист, с детства страдающий рахитом».

Мысль эта мужчине не понравилась. Он подошел к пустующей скамейке и уселся поудобней, решив додумать поганую мыслишку до конца. Добить, так сказать.

«А чего это меня так впечатлили ее слова о счастье? Почему зацепили? И вообще — откуда у нее такая хроническая нирвана? Ганс ей, что ли (или как там его зовут), это счастье поставляет? Что он такое, тот парень, с ней делает? Как-то по-особому ублажает? Это вообще как — по-особому?» думать на эту тему вдруг расхотелось, тем более что и ответов у него было совсем немного. А потому Борис опять свернул на привычное: «Наверное, деньгами ее засыпает... Богатенький Фриц... Хотя... Инка так значительно это ввернула, про хроническое счастье, что вряд ли она деньги имела в виду. Ну, то есть деньги, конечно, могут доставить женщине некоторую радость, согласен, но не счастье же! Если, конечно, она не идиотка. Инка на дуру не очень похожа, хотя кто знает, столько лет прошло...»

Борис как-то сдулся. Он больше не смотрел по сторонам, а что-то такое выискивал в собственных недрах, какие-то доводы и аргументы, задним числом продолжая внезапно случившийся и так же внезапно оборвавшийся диалог с Инкой.

«А сам-то я счастлив? Могу вот так вот, с лету, про себя такое сказать? А почему бы и нет? Разве не состоялся я как человек и профессионал? Состоялся. Справка есть, что состоялся. Получается, что и я счастлив. Счастлив вообще, по большому счету. Но если есть большой счет, то маленький есть и подавно. Должен быть, по закону части и целого.

Что же тогда меня так смутило? Ну, счастлива Инка, и вообще, и в частности, отрапортовала, как на пионерской линейке, — ну и фиг ей в руки!»

Мысли о счастливой иностранной Инке как-то незаметно перетекли на отечественную Манюню: «Интересно, а Манюня такое могла бы сказануть? Ну, хоть в порядке бреда? Она вообще-то как со мной, счастлива? О, несомненно! Счастлива безумно! Ведь только лишившись разума, можно в сорок лет вести такую жизнь и так выглядеть. С Инкиным Гансом-Фрицем небось и Манюня была бы как конфетка. Конфетка “Коровка”».

Мужчина фыркнул: «Как минимум! А в чем, интересно, ее максимум? Есть он у нее? Ты вообще об этом когда-нибудь всерьез думал? Сидите в разных комнатах каждый за своим компьютером. Спите в разных пос­телях. Едите когда кому вспапашется. Перешли в параллельное существование. И ты еще думаешь, что бы сказала твоя Манюня, встреть она случайно своего давнего ухажера? Да прошмыгнула бы мимо, чтоб не признаваться, что это она и есть».

Борис глубоко вздохнул, поднялся со скамейки и побрел к выходу.

Ответ на ситуацию у него образовался жиденький, но в конце концов образовался. Выглядел он так: «Одиночество в зрелой семье — это естественно: один пришел ты в этот мир, один его и оставляешь. Вот мы и того, готовимся потихоньку... Во всяком случае, я бы не хотел, чтобы жена моя постоянно требовала от меня внимания и счастья. Мне и в молодости, а уж сейчас и тем более важнее свобода. В том числе — и от женщины. Я от Инки чего ушел? Как раз из-за этого».

Он старательно разорвал бумажку с телефонным номером на мелкие части и развеял их по ветру.

...Вечером на свидание он не пошел. Она не пришла тоже.


Постольку-поскольку...

Постольку-поскольку женщина я, сказать по правде, специфическая, что называется — на любителя, даже, можно сказать, на большого любителя, то мужчин в моей жизни было крайне мало. Не буду уточнять сколько, но меньше, чем хотелось бы. Предложений о замужестве не поступало. Я имею в виду — серьезных предложений. И только сейчас стало что-то наклевываться. («Тьфу! Тьфу! Не сглазить бы!»)

Рустамчик... ну, не то чтобы... не об этом я, конечно, когда-то мечтала, какой-то он... слишком молодой и слишком черный, что ли... Не просто брюнет. У него как-то все темное — и волосы, и глаза, и кожа. Бабы наши говорят, что у него и прошлое тоже... того... темное. Завидуют, конечно, вот и сплетничают. А у кого его нет, прошлого?

Да и Рустамчик, наверное, делает поправку на обстоятельства. Конечно, нужна ему невеста помоложе и из своих. Хотя со мной он с самого начала был слишком активен, как-то очень быстро меня захотел и взял. Обошелся без ухаживаний. Он и вообще такой, Рустамчик, говорит мало, больше действует. Ну, кто бы возражал, только не я. Пусть продолжает в том же духе. Он в этом деле большой мастер.

Можно, конечно, рассусоливать: мол, чего это ему, молодому парню, нужно от женщины с лишними годами и килограммами? Нет ли какой корысти? Ишь ты, поди ж ты! А если и есть, что с того? Кому какое дело? За все надо платить. За молодость — тоже. Я готова.

Хотя что это я на себя наговариваю? Безобразной меня не назовешь. Ну, полновата, ну, низковата, но ведь не по подиуму же мне бегать. Не харей по жизни торгую, а головой, мозгами. Меня моя профессия очень даже кормит. Можно даже сказать, раскормила. А год назад и вообще в большие люди вывела, поскольку теперь я главный бухгалтер в одной известной строительной фирме. Попасть туда многие бы хотели. Да у кого-то руки волосатой, а у кого-то мозгов не хватает. А у меня того и другого получилось в самый раз.

Про таких, как я, говорят: «Женщина без материальных проблем». Квартира у меня — конфетка: сталинка с евроремонтом, в тихом центре. «Лексус» — от фирмы. Рустамчик к нему в комплекте, водителем. Ну, два раза в год по заграницам катаюсь. Теперь вот вместе катаемся. Хорошая жизнь, не жалуюсь, но... хотелось бы гарантий, стабильности. Уж слишком лакомый кусок этот Рустамчик, слишком у многих голодная женская слюна на него течет.

У Рустамчика до знакомства со мной материальных проблем было, конечно, много, это сразу было видно. Одет был неважно, все джинсы да джинсы. И куртчонка на молнии — то ли кожа, то ли «дерьматин». Это сейчас он приоделся, отмылся. Когда появляется в бухгалтерии, поигрывая ключами от машины, работа в моем женском коллективе останавливается.

Мне, конечно, денег на него не жалко, только не понятно, куда он их девает, ведь платят ему немало. Я сама и начисляю, знаю все его доходы.

Но о чем это я? При чем здесь деньги, ведь то, что он со мной вытворяет, стоит, скажу честно, любых денег. Я, во всяком случае, прожила на свете больше сорока лет, а ничего подобного не только не испытывала, — даже и представить себе не могла, что мужчина может такое творить с женщиной! Вот ведь дура темная! Сколько лет своей бабьей спелости профукала! Только сейчас поняла, вот и наверстываю.

И где ты только, Рустамчик, был? Впрочем, долго считать не надо. В начальную школу он тогда бегал, этот секс-чемпион, буквы разучивал и девчонок за хвостики дергал.

Поначалу я как чумная ходила. Целый день перед глазами цифры хороводы водили. А тело вздрагивало, вспоминая его прикосновения. При одной мысли о ночных ласках покрывалась испариной. Бабы в бухгалтерии даже шептаться стали о моих приливах, мол, климактерические припадки у нашей шефини. Ага! Всем бы такой климакс.

Скоро полгода, как мы с Рустамчиком вместе, а он ни разу не повторился, каждый раз придумывает что-нибудь новенькое и доводит меня буквально до белого каления. В его руках это уже получаюсь не я — спокойная, рассудительная, способная все взвесить: постольку-поскольку... Как будто нащупал он во мне потайную дверцу и распахнул ее. А оттуда на крылатом коне вырвалась долгие годы находящаяся взаперти Валькирия и заметалась по комнате, пока не нашла на смятых простынях мужское тело и не овладела им. (Это я по телику мультик такой видела, порнографический.)

...Кто-то прилипает к рюмке, кто-то — к картам, а я пристрастилась к Рустамчику. Буквально жить без него не могу. Такая зависимость могла бы и напугать, хорошо хоть, это не касается бухгалтерии, на работе-то я еще как-то держу себя в руках. А вот в личной жизни — полная капитуляция.

Постольку-поскольку о своих дальнейших планах Рустамчик ничего мне определенного не говорил, то я, не дожидаясь, когда он созреет, на прошлой неделе организовала поездку в Париж, на выходные, и на скамейке в Булонском лесу сама сделала ему предложение.

И получила ответ. Рустамчик согласен на мне жениться. Я ему нравлюсь. Добрая и все такое... А вот согласна ли я быть его третьей женой? Две у него с целой кучей детей уже дожидаются на родине, в дагестанском селе Карабач. Им он и отправляет все заработанные здесь деньги.

Я, конечно, опешила. Честно скажу, не ожидала. Некоторое время молчала. А потом рассудила: а чего я хотела? Ведь совсем его не знаю. Вообще говоря, могло быть и хуже. Рустамчик мог оказаться брачным аферистом или кем-нибудь еще. А у него всего лишь привычка честно жениться. Не самая дурная, кстати...

Вопрос в другом: готова ли я кормить пол-аула Рустамчиковых детей? И опять я себя удивила. Даже долго думать не пришлось. Ответ у меня, оказывается, был наготове: да! Вот именно: да, да, да! Ведь только тогда этот лакомый мужчина будет мне принадлежать. Пусть не целиком и не всегда. Пусть я буду не единственным концессионером в этом семейном синдикате и у меня будут соперницы и конкурентки — со-жены, так сказать. Главное — Рустам будет и моим тоже. А там посмотрим. Постольку-поскольку....





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0