Сестра

Валентине

Как хорошо, как беспредельно тихо
По осени в истоке Ангары.
Цветет укроп и зреет облепиха
На огороде у моей сестры.

Бурлит ручей. Поет земля стоусто.
В распадке осень золотом слепит.
И листьями широкими капуста,
Как будто портупеями, скрипит.

Благоухают чеснока головки
С бородками, как будто мудрецы.
Срываясь с веток,
не в пример морковке,
Спешат в ведерко сами огурцы.

Моя сестра — извечная трудяга —
Все делает разумно, не спеша...
Какая в ней высокая отвага!
Какая в ней сердечная душа!

Порой устанет, но душою светит
Сквозь несусветный,
горький беспредел.
С улыбкой встретит, ласково приветит
Среди своих необозримых дел.

...Велосипед оставлю и от речки
Иду к сестре в сей райский уголок.
Я рад ее неповторимой речи,
Где легкий юмор, самобытный слог.

Поговорим — и отступает дыба
Тяжелой жизни. Светит Ангара.
Я говорю Всевышнему — спасибо
За эту осень! За тебя, сестра!


* * *

Рюрику Саляеву

Умирает корявая ива
Над проклятием смрадных болот.
На краю мирового обрыва
Ожидаю спасительный плот.

Но над черною бездною века,
Над могилой усопшего дня
Нет ни робота, ни человека,
Нет ни волка, ни старого пня.

Только в темной дали над крестами,
В небе лязгая, как эшелон,
Пролетает железная стая
Перемазанных кровью ворон.

И, печалью пронзенный до донца
За мою полоненную Русь,
Я дождусь воскрешения солнца,
Но спасительный плот не дождусь.

На краю светового потока,
Где заблудшие агнцы бредут,
Под присмотром Господнего ока
Неприступный построю редут.

Мое русское знанье жестоко...
Я-то знаю — мне жить не дадут:
То ли с запада, то ли с востока
Завтра новые гунны придут.

Но сглотнет их кровавая пена,
Прогоню я их души кнутом.
Посреди и разора, и тлена
Я дострою разрушенный дом.

...Нежным пухом оденется ива,
Станет бездна хрустальным прудом.
На краю мирового обрыва
Я спасу эту землю трудом.


* * *
Я в сердце чувствую тревогу
За наши русские пути.
Я вижу темную дорогу,
Деревню, мертвую почти.

Там до небес растет крапива,
С репейником скрепив родство.
Изба родная сиротливо
Ждет возвращенья моего.

В подполье крот обосновался,
В ограде — злой, приблудный кот.
Где я с любимой целовался,
Там нежить горькая живет.

Грустят замшелые деревья,
Тропинки узкой рвется нить,
Но из последних сил деревня
Себя стремится сохранить.

То вдруг зардеется частушка,
То пляска резво полыхнет.
А может, это пляшет вьюшка
И стонет черный дымоход?

Еще ручей трезвонит чисто
И точит запустенья льды.
А в клубе — призрак баяниста
Печально трогает лады...


* * *

Анатолию Аносову

Звенели малахитовые травы,
С корнями вместе в небеса рвались.
И насекомых тучные оравы
Порхали, стрекотали и дрались.

Среди цветов оранжевых и белых
Сновали сотни пчел и мотыльков.
Ты из лучей и радуг переспелых
Ваял полотна будущих веков.

Бурундуки качались на качелях,
И фехтовали клювами грачи.
Висело небо на байкальских елях,
И сети игл сушили кедрачи.

Ты человечьи сбрасывал оковы,
Ты перевоплощался.
Ты летал,
Как мотыльки, как ласточки и совы,
Жарками и багулом расцветал.

Все это было ощущеньем лета
С дождинками и пулями в крыле,
И всем, что нам отмерено на этой,
На сладкой и отравленной земле.


* * *
Скрипит вселенская рессора,
Повозка времени скрипит.
Меж сном и явью нет зазора,
И потому весь мир не спит.

Достигший перенаселенья
На всей земле,
он ждет, когда
Начнется светопреставленье,
Взорвутся скалы и вода.

Взовьется лавою Везувий,
Проглотит старца и раба.
И никого не образумит
Помпеи гибельной судьба.

Не станет силы у природы
Спасти народы и леса.
И будет много всем свободы
Уйти навечно в небеса.


Бессмертный полк

Нет, он навеки не умолк!
Он — в каждом человеке...
Бессмертный полк,
бессмертный полк,
Он будет жить вовеки.

Разлился он по всей стране,
Сильней и тверже стали.
Все те, кто пали на войне,
Ожили и восстали.

Все те, кто пали на войне,
И те, кто возвратились,
В одном строю,
в родной стране
Навек соединились.

И не возьмет Европа в толк,
Откуда эти реки
Людей, портретов.
Это полк,
Оживший в новом веке.

В нем не угас
священный долг
И дух неукротимый.
Идет, идет
бессмертный полк
По всей Руси родимой.


* * *
Мне жить в самом себе не просто,
Не просто мне в себя смотреть.
Во мне ворочается космос,
Как будто раненый медведь.

И я постичь себя пытаюсь,
Непостижимое узреть.
Борюсь с собой,
с собой братаюсь,
Стремлюсь любимую согреть.

Моя любовь, как дальний остров,
Глядит в меня издалека.
Там бьются волны, светят росы
И проплывают облака.

Там жизнь вершится без нажима,
Там вспышки глаз и угли губ
Нацелены неустрашимо
В мою космическую глубь.

И я, большой, неизмеримый,
По краю космоса лечу.
И слышу: «Я с тобой, любимый!
Лететь мне рядом по плечу».

Любимая! Не стань постылой,
А коль остынешь, помни впредь:
Погибну я среди пустыни,
Как будто раненый медведь.


Снегопад

Был свет на улице потушен...
Вдруг с неба рухнул снегопад.
Ах, нет! С небес летели души
Убитых на войне солдат.

Я думал, что летят снежинки,
Минуя Лондон, Амстердам,
А это души, как пушинки,
Летели к русским городам.

Летели души и искрились,
Дымились рощи и поля.
Их было столько, что покрылась
Летучим саваном земля.

Я видел — это были жизни
Солдат, погибших на войне.
И дрожь прошла по всей Отчизне
И болью вскрикнула во мне.