* * *
Бежать сквозь тамбур делом плёвым
Ты счел, конечно, сгоряча,
Когда посадский с диким ревом
Прошел Заветы Ильича,
А контролерам крыть по маме
Совсем, волкам, не западло,
И лишь светило над холмами
Встает и жарит сквозь стекло.
Еще цыганки ходят стаей
Культурных граждан разводя,
И вечный лед на окнах тает,
Сходя подобием дождя.
А мы уходим с карантина,
В тоске безбрежной, как во тьме,
Когда безногий с концертино
Поет протяжно о тюрьме.
Гляди, края твои родные:
Бескрайний лес, тоннель, забор,
И дуют в тамбуре блатные,
Пустив по кругу «Беломор».
Но где тот свет в конце маршрута,
Осенний морок, майский гром?
Лишь солнце встанет на минуту
Над небольшим твоим холмом.


* * *
Древним бытом, зарытым в минувшем,
Всем как есть, без особых затей,
Пахнет кладбище, к ветке приткнувшись
У железнодорожных путей.
Не перина, скамья на вокзале —
Есть ночлег у просторной страны,
И часы не на шутку отстали
Лет на сто, от перронной стены,
Завывая от страха, протопал
Людоед азиатских полей,
Тепловоз — уцелевшим циклопом.
Не осилил его Одиссей,
И не ярый, не громкий, без драки,
Волоча перемызганный груз,
Постаревший народ из Арсаки
Ожидает Советский Союз.


* * *

С.Брелю

Идя с папиросой в продымленный тамбур,
Взгляни, как пейзажи просты:
Робеют рябины, грустит топинамбур,
И реки ползут под мосты.
Покуда за стенку из катаной стали
Прощальный гудок не проник,
Алтайские ели, сибирские — спали,
Уныло бродил проводник
И слушал, как стонут усталые оси
И охает ветхий вагон,
Как медленно день оседает, и осень
Бросает деревья в огонь,
И теплая влага стекает с обочин,
Почувствуй, как ветер затих,
Как мой электрический текст обесточен,
А также лишен запятых.
Гляди, как мелькают заборы и ямы,
Снимая соринки с лица,
Как родина тлеет и огнеупрямы
Ее золотые сердца.


* * *
Скажи это лично, что ждать до сих пор не устала,
Пока электричка минует пустой полустанок,
Который крест-накрест кладбищенской сказкой подернут,
И площадь грязна, как советский червонец потертый.
Скажу это лично — судьбу не желаю иную, —
Пока электричка пустой полустанок минует.
Под лампой желтушной валун ли, могильный ли камень,
Лишь чертит картуши бессрочная ночь светляками.
Я лягу пораньше, ты скажешь, любимый, так жаль, но
Пусть блеет барашек до присвиста раны кинжальной.
А родина — только созвездье сигналов на трассе,
Разлука надолго, ночлег на нечистом матрасе,
Кронштейны и свечи, глухие заборы и штольни,
До встречи, до встречи давай поцелуемся, что ли.


* * *
Над полустанком сумрак сер,
На шпалах — каплями — мазут,
Под маркировкой «СССР»
Вагоны рыжие ползут.
Они который год подряд
Идут из брошенной страны,
Где остается Ленинград
И стяги, как рассвет, красны,
Где плакал мишка из флажков,
Сверкали спутники с небес,
Вода с бетонных берегов
Вращала лопасти на ГЭС.
Они стремятся прямиком
К пределу дальнего пути,
А у Харона есть паром,
Чтоб их туда перевезти.
По самой дальней ветке, по
Веленью стрелок золотых
Поеду в вечное депо
Я на последнем среди них.


* * *
В гремящем тамбуре молчишь, закат неодолимо горек
Над треугольниками крыш и позвонками новостроек.
И тут какой-то мужичок минуту верную находит,
Встает и, дергая плечом, петь принимается в проходе.
Знакомы эти песни всем — про мусоров и птицу в клетке,
Про травы первые в росе и друганов на малолетке,
Про бесконечные поля, про стужу зимнюю и вихри.
И замолчали дембеля, студенты пьяные притихли.
Тут отвернешься, лбом в металл уткнешься, улыбаясь с тем лишь,
Чтоб слез никто не увидал, и будет, позже, как задремлешь,
Любовь святая, на века, кульки с крыжовником, рассада,
И будут падать облака за колокольнями Посада.


* * *
Можно увидеть, если глядеть назад —
Небо без самолетов, флот без морей,
Пахнущий Подмосковьем ботанический сад,
Желтые пики, упавшие с тополей,
Плоскую крышу корпуса, институт
С диким названьем МАИ или МИРЭА,
Там, где студенты вечные водку пьют,
Вечные оттого, что не думают умирать.
Если ты счастлив, поступь твоя легка.
Белые мои сумерки, дымные клены мои,
И над Москвой-рекою беглые облака,
И над девичьим полем, над МИРЭА и МАИ.
Что там учебник физики! о притяженье тел
Девочки из общежития знали все наперед.
Ты торопился в метро, я вслед тебе поглядел,
И над высоткой блестел единственный самолет.
Как же ты потерялся, крепкий и боевой?
Что ты там думаешь, если сквозь ночь и тишь
Из непонятного людям космоса своего,
Жуткого и безмерного, ты на меня глядишь?


* * *
Проснешься вдруг — до шорохов метлы,
И гулкий мрак, лишь изредка менты
Проедут по сплетению дорог,
Где одинокий светится ларек,
И дремлет, превратившийся в аул,
Кусок Москвы на Пресненском валу.
«Беги туда, мой свет, беги, беги
К бескрайним водам медленной реки...»
Когда-то, в общежитии пустом,
Бутылки громоздились под столом,
И с девушкой товарища одни
Мы из окна смотрели на огни,
На город свой, а город весь погас,
И мчались тучи в предрассветный час.
«Беги туда, мой свет, беги, беги
К бескрайним водам медленной реки...»
Я на нее старался не смотреть,
Не по себе мне было, и про смерть,
Про индуизм, вдову и палача
Она вещала, в воздухе чертя
Горящей сигаретой. Мир жесток.
Ночь избывала, и белел восток.
«Беги туда, мой свет, беги, беги
К бескрайним водам медленной реки...»
Мы не встречались больше никогда.
И помню, как последняя звезда
Скрывалась с неба предпоследней вслед
Там, где чернеет университет,
Как спал в росе автомобиль ГАИ.
Прощайте, девяностые мои.
«Беги туда, мой свет, беги, беги
К бескрайним водам медленной реки...»
«Она пропала в Индии, братан», —
Товарищ мне сказал, а я врата
Представил в темноте, в земле иной,
За ними — реку с море шириной,
Чьи берега огнем покрыты сплошь —
Горят ряды людских змеиных кож.
«Беги туда, мой свет, беги, беги,
К бескрайним водам медленной реки...»


* * *
Поверь мне, свет, а не поверишь — тьма,
О юность золотая, пыл твой вечен,
И наползает заново зима
На голые сады Замоскворечья,
Где холм прибрежный, что изгиб плеча,
Где царство прошлогоднего бурьяна
И где трамвай на площадь Ильича
Бежит, свистя мехами от баяна,
Где на свету, на самом козырьке,
Под звездами далекими, под утро
Я поплыву в твоей Москве-реке
Под старческими пятнами мазута
Опять туда, где утки над водой,
Где фонари похожи на конверты
И где закуришь, словно молодой,
И выпьешь безоглядно, как бессмертный,
Туда, где костяки твоих дерев,
Где каланча что твой могильный камень,
Где улицы, печаль свою презрев,
Вослед звенят трамвайными коньками.