Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Движение времен

Иосиф Моисеев родился в 1997 году в Москве. Студент. Представитель поколения поэтов, вступивших на литературное поприще в начале нового века.
«Противоход» — первая книга автора, в которую вошли стихотворения, написанные в 2012–2018 годах.
Вошел в шорт-лист конкурса журнала «Москва» «60+» (2019).


Дорожная

Промчался поезд по мосту
Через прохладный летний вечер;
Столбы, дома, сады в цвету
Рвались ему и мне навстречу;

И всё, что было за окном,
Возникнув, проносилось мимо —
Всё пустяки, всё не о том,
Так странно, так неповторимо.

Я знаю сам, что виноват
За всё, что недовоплотилось, —
А жизнь сгорает, как закат,
Как незаслуженная милость,

Она стучит в моих висках,
Трепещет и поет, как птица,
И рассыпается в руках
От неспособности продлиться.

Во внешней тьме другой закон —
В ней не бывает белых пятен;
И свет возможен — только он
Предельно маловероятен.

Но это небо всё равно
Разлито красным над дорогой,
Как будто есть оно одно,
Как будто света много,
много.

Оно пылает над рекой,
От края до другого края,
С неутоляемой тоской,
Такой, что с ней не умирают;

Но, умерев, встают опять,
Как будто смерти не бывало;
Ведь это мало — умирать,
Ведь это мало,
мало,
мало.


* * *
Со звоном замыкается звено,
И в новом круге наших воплощений
Мы снова ищем сильных ощущений,
Простых и грубых, словно полотно.
Мы видим странно, как через окно;
Но таинство случайности священней,
Чем знание, что всё предрешено.

Уверовав в глупейшую мечту,
Отдавшись ей влюбленно и охотно,
На всё другое мы глядим дремотно,
Но в каждой тени примечаем ту;
И в забытьи ступаем за черту,
И покрываем красками полотна,
Скрывающие нашу наготу.


* * *
О Боже правый, не лишай меня
Желания, истраченного зря,
Ни летней тьмы, ни солнца января,
Ни роскоши безоблачного дня.

О Боже правый, у тебя в руке
Есть имя вечера, его я знаю сам —
Как сын земли, продленный к небесам,
Как пепел, расцветающий в реке.

Мой друг, ты будешь мной, пообещай,
Пусть звери леса к нам с тобой придут
И принесут хрустальную звезду
Для нашего волшебного плаща.


* * *
Осенью холодно, осенью пусто.
Белизна листа, исписанного дочиста.
Уходить каждый раз навсегда —
Это тоже искусство;
От начала к концу, эта схема
чертовски проста.
У всего, что способно убить,
есть фамилия, имя и отчество,
всюду символ, и всё — подходящая тема.
Через бреши в пейзаже, в тебе и во мне,
через город в окне,
через впадины фраз,
разрушая остатки былого,
неизбежная и уходящая снова и снова
на границы всего
в восемнадцатый раз
наступает зима.


* * *
Я стоял на смотровой площадке,
Под площадкой проходила дорога,
И по ней напрямик, без оглядки,
Проходило всё понемногу:

Чьи-то старые сказки вместе
С новостями недавних дней,
Чьи-то мысли о чьей-то чести
И любовь — проходили по ней;

Чьи-то муки и чьи-то споры,
Чьи-то взгляды на чью-то жену,
Чьи-то книги, сердца, разговоры,
Корабли — проходили ко дну;

Проходили радость и горе,
Проходили верность и страх,
Проходило древнее море
С континентами в синих руках;

Ноль по Кельвину шел по дороге,
Защищенный доспехом из льдин,
Проходили ученья и боги;
На площадке стоял я один.


* * *
Я так люблю движение времен
В мне данном теле, в этот раз из многих;
Я в этот раз нисколько не умен,
Но знаю красоту законов строгих.

Я знаю правду — нет ее важней;
Я знаю правду, прочее проходит;
Всё существо земли кричит о ней —
О ней, начертанной на небосводе.

Я знаю всё; мучительный вопрос
Решается мгновенным узнаваньем
Себя во всей бесчисленности звезд
И в этом небе, дивном и бескрайнем;

Слова — не то, пустая шелуха,
Они закончатся; о, что всё это
Перед лицом немыслимого света,
Стоящего за проблеском стиха!


К А. (II)

Ты мной нисколько не была,
Ты приходила и прощалась
Со всем, что недовоплощалось
По эту сторону стекла.

Огонь зажегся и горел
И освещал участок ночи,
Но ты не мерзла, он не грел,
Твой темный образ был неточен.

Ты улыбалась; на лице
Твоем ничто не отражалось,
Ни свет во тьме, ни свет в конце,
Ни даже боль, ни даже жалость.

Я видел тень своей руки,
И ты в ней, как часы, стояла,
Ты наполняла мне виски
И, как часы, во мне стучала.

И ты прошла, как крайний срок,
И лишь остались — в знак ошибки —
Один десяток красных строк,
Да замысел, чужой и зыбкий,
Который я понять не смог.


Песня, написанная на рассвете
на острове Огигия


Настал рассвет, и расставанье длится,
Пора домой, последняя звезда.
Не разберешь — слова ли, города,
Но то, что было, больше никогда...
Что было, никогда не повторится.

Вот божества познания из гипса,
Их взгляды всё внимательней и строже;
Я должен плыть. Прости меня, Калипсо,
Мне оставаться дольше невозможно.

Прости меня. Остаться не могу я.
Не плачь, не жди, не стой на берегу.
Я никогда не полюблю другую,
Но и тебя любить я не могу.

За островами Кирки и Киклопа
На копья скал бросается волна.
Прости, Калипсо; ты не Пенелопа.
Ты никогда не будешь прощена.

Я должен плыть — вперед, за море мрака,
Пока звезда меняется в лице;
Быть может, настоящая Итака
Меня дождется на другом конце.


Гимн динамической системе

Сгущались сумерки, кончался день рабочий.
Садилось солнце, день кончался выходной.
А я любил вас, я любил вас, между прочим,
Да только вас в тот вечер не было со мной.

Дул сильный ветер, был рассвет прохладным.
Белел туман, холодным был рассвет.
Я был влюбленным, жаждущим и жадным,
Я был таким, какого больше нет.

Светило солнце, день был полон смыслов.
Сияло небо, и в тот день и час
Я приравнял вас к музыке, и числам,
И красоте, превосходившей вас.

Но я ошибся: строки проливались
В колодец и не достигали дна.
И волны моря с шумом разбивались
О ваше имя на стекле окна.

Горела ночь, исполненная снега.
Сверкала тьма, объявшая меня.
Но впереди, полуживой от бега,
Я видел свет нечаянного дня.

Начало года как конец романа.
Конец любви как новая заря.
И разбивались волны океана
Об изумрудный берег декабря.

Ни мира, ни спокойствия, ни счастья
Зима не принесла мне. Но весной
Простая радость близости и власти
Вошла ко мне и овладела мной.

А где-то там, не узнанное всеми,
Усталое, в лохмотьях и с сумой,
По подворотням пробиралось время
К последней точке на конце прямой.


* * *
Стремясь найти знакомые черты,
По стынущей земле бродя без цели,
Во всем живом мы ищем параллели
И жаждем разделенной широты.
Законы сочетания просты
И сообразны ритмам в нашем теле.

Но мир растений ограничен кругом
Какого-то иного божества,
Где звуки не слагаются в слова,
И строки не рифмуются друг с другом,
И свет заката над замерзшим лугом
Горит, как подожженная трава.


* * *
Сухой цветок нам попадает в руки
И рассыпается, сады сжигает солнце,
Пески пустыни поглощают звуки,
Проходит всё, но что-то остается.

Не то, что застывает, холодея,
Там, на границе моря и песка,
Где Минотавр живет внутри Тесея,
Где увяданье спит в стебле цветка;

Не то, что разбивает или делит,
Не то, что чертит ось координат,
Не то, что разрушает ради цели,
Не то, что вопрошает, как Пилат.

Пал Лабиринт. К вернувшимся обратно
То, мимо пепла, выйдет наконец,
Что, в этот раз назвавшись Ариадной,
Сплело клубок и возвело дворец.


* * *
Я полагаю, есть граница
Всех заблуждений, и она
Через последнюю страницу —
Ad marginem — проведена.

Когда закончатся абзацы
Последних глав, да будет свет
Погашен, ибо продолжаться
Не может мысль, которой нет.

Да, свет погашен. Это мудро,
А не печально — потому,
Что вслед за ночью входит утро —
Зачем светильники ему?


Профессор Калачёв

Профессор Калачёв был антрополог.
Он ловил черепа и ключицы в силок.
Он искал вещдоки везде, где только мог.
Он хотел уложиться в короткие сроки,
Он был волевым и спокойным, как бог.
Профессор Калачёв выходил к доске,
И от двери до окна он скитался в тоске.
Он верил в могущество орудий труда
Как в то, что было, и есть, и будет всегда.

Профессор Калачёв, когда был молодым,
Увидел над рекой мерцающий дым.
Аспирант Калачёв знал, что это обман,
Что это обычный атмосферный туман.
Но река засмеялась и сверкнула, как крик,
И аспирант Калачёв стал глубокий старик.

Он сидел в окружении наград и седин
В холодном мире совершенно один.
И профессор Калачёв догадался, что он умрет.

Но в углу окна,
Как жила под кожей виска,
Трепетала и билась река,
И вдруг профессор Калачёв очнулся от сна,
Встал и пошел вперед.
 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0