Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

На звенящем перекрестке

Сергей Михайлович Тенятников родился в 1981 году в Красноярске. Окончил Лейпцигский университет по специальностям политолог, историк, филолог-русист. Поэт, переводчик, видеопоэт.
Пишет на русском и немецком языках, занимается переводами и видеопоэзией. Стихи публиковались в литературных журналах «Белый ворон», «День и ночь», «Журнал ПОэтов», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Плавучий мост», «Эмигрантская лира» и в антологии «Прощание с Вавилоном. Поэты русского зарубежья». На немецком стихи публиковались в литературных журналах «Ostragehege», «Rhein», в антологиях «buterbrod», «Das (hoch-)gelobte Land», «Die Abschaffung des Ponys» и «Schlafende Hunde» и др.
Дебютный сборник стихов «Из твоего глаза вылупляется кукушка» (нем. «Aus deinem Auge schlüpft der Kuckuck») (Лейпциг, 2017), вторая книга стихов на немецком «Голова Плутарха» (нем. «Plutarchs Kopf») (Херфорд, 2019). Первая книга в России «Остров Гутенберга: Стихи» (2019).
Победитель фестиваля «Эмигрантская лира» (2014). Лауреат литературной премии Фонда имени В.П. Астафьева (2015).
В настоящее время живет в Москве.

В ночь перед Новым годом

у моей бабушки в избе жила икона.
ни у кого в деревне я больше не видел икон.
тысячи окон — и ни одной иконы...
только в опустевшей деревне, откуда
бабушка родом, когда-то стояла церковь.
затем в ней разместили сельский клуб.
а когда я пришел на это место,
там стоял лишь железный обелиск,
крашенный голубой краской
и увенчанный красной звездой.
на нем был список с фамилиями павших.
и каждый год на Девятое мая
собирались люди у обелиска.
им было хорошо вместе, будто
не было войны, никто не умирал,
и церковь звонила в свои колокола.
люди радовались весне и встрече.
хотя, быть может, все дело в алкоголе?
но я тогда не пил и радовался
просто так со всеми.

позже я узнал, что икона, для которой
бабушка из алюминиевой фольги
смастерила оклад, была бумажной.
Богоматерь с Младенцем были просто
напечатаны в каком-то журнале.
из него бабушка и вырезала этот образ.
когда я это теперь так вспоминаю,
мне делается одновременно больно и легко:
куда брели мы и что у нас осталось?
ни церкви, ни деревни, ни веры, ни земли.
не лучше ли принять иную веру,
а землю распотрошить
и сделать из нее паштет?
но я светлею, когда я думаю,
что у меня была бумажная икона
и со звездой железный обелиск.
не потому ли мы чувствуем и мыслим,
чтоб вспоминать о том, что жертва
не была напрасной, что жизнь — не тень,
а гаснущее и самовозгорающееся пламя?


Я не живу в Нью-Йорке

я не живу в Нью-Йорке
не считаю убитых уток
мое имя (в два раза длиннее чем у Лорки)
не сворачивает лимузином за угол
вот я протягиваю руки
хочу потрогать этот в канаву брошенный мир
и долго стою на звенящем перекрестке
не решаясь поднять ключи от чужой квартиры


Следы

видишь следы от сапог в раскисшей земле?
я говорю: здесь прошел человек.
но говорю я это неуверенно,
будто человека здесь не могло быть.
будто точнее было бы сказать:
здесь прошел рыбак, охотник или егерь.
будто правильнее было бы сказать:
здесь оставило следы неизвестное существо,
и нам требуется экспертиза
для воссоздания его облика.
и все же я шевелю губами:
до нас здесь был человек.
пойдем по его следу.
не стоит месить дольше грязь.
не надо судить по ней о людях.
не будем лепить новых.
следы достаточно свежи.
у нас еще есть время
догнать этого человека, пока не поздно.
мы еще сможем взглянуть
в его голубые глаза.
видишь, следы уже подмерзают?
у нас еще есть немного времени
окликнуть его по имени.
видишь следы...


Памяти М.М.З.

звезды замолчали, будто никогда не говорили.
только дети, засыпая, повторяют: «Жили-были...»
но я помню эту птичью немоту и страх:
«где ж моя, расшитая тобой, рубашка?»

жизнь моя шатается, мой язык считает зубы.
если я домой вернусь счастливым, перебью посуду.
только солнце какой родины в мой затылок светит?
что за птица теперь бьется надо мною с ветром?

все мое наследство, все соседство мира...
это все как будто ты мне на ночь сотворила.
скоро Рождество. Будет снова плакать мальчик.
расщелкнул орех кедровый. Он пустой, как мячик.


Остановка на Земле

август не торопясь собирает в школу
детей, чьи рюкзаки и желудки за лето
опустели. Сливы опадают на сухой асфальт,
где подошвы делают из них мармелад.
ремонт дороги затих, будто там взорвался снаряд.
в магазинной витрине отражается сентябрь.
продавщица укутывает потеплее манекены,
точно обитателей дома престарелых.
растолстевшие голуби прыгают с крыши —
верно, учитель пения из класса вышел.
прошлый век кончился. Память и пиво не греют.
солнечный луч скребет по щеке, не бреет.


Стихотворение

дышишь в зеркало:
существуешь ли ты на самом деле?
ты живешь на секунду позже,
как титры в глухонемом кино.
но когда в сумерках
воспламеняется спирт,
когда стриптизер одним махом
срывает свою рабочую робу
и на сцене остается
стоять голый стул,
созданный по его образцу и подобию,
точно стихотворение.
 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0