Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Пролетая над гнездом

Александр Естиславович Суворов родился в 1965 году в Казани. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького и аспирантуру. Поэт, прозаик, литературовед. Лауреат премии журнала «Москва» за 2007 год. Член Союза писателей России. Живет в Москве.

* * *

Еще душа не охладела,
Но иссякает дар любви
И сердце вторит неумело
Напевы давние свои.
Еще вино течет рекою,
Но берег виден сквозь туман
И страшно горбится порою
Волнами хаос-океан.
Еще душа не оскудела,
Но взор понур и грустен вид.
Пусть до известного предела
Душа голубкой долетит.
А там средь пасмурного неба
В зените тающего дня
С косою вьется злая небыль
И с неба целится в меня.
Так пусть визжат людские страсти,
Которым тесно взаперти,
А в дверь колотятся напасти:
Им тоже суждено войти.
Любовь иссякла. Мир мрачнеет —
Огромный разноцветный шар
Плывет к закату, пламенея,
Как гаснущий впотьмах пожар,
И пассажиры дальних странствий,
Объяты заживо огнем,
Летят в зияющем пространстве
В ночи все дальше день за днем.
 

* * *
Что веков снеговые громады,
Продолжается бег впереди.
Ты смятенью минутному рада,
С замирающим сердцем в груди.
Есть лишь сердце, да некуда деться
От тревожных и суетных дней.
Прячь же слезы в свое полотенце —
Дни становятся ночи темней.
Я бы выпил, да нечего выпить,
Вой же, серая шкура, впотьмах,
Пусть луна в синей утренней сыпи
Не сведет нас, пропоиц, с ума.
Вот так чудо — мечта раскололась
И уродец явился на свет.
Нет воды и отравлен колодец
В восемнадцать младенческих лет.
Пожалей, Богородица, Сына,
Не давай Ему много скорбеть,
Потому что в лихую годину
Лютой смертью Ему умереть.
 

* * *
И кофе пахнет, и шалфеем
В моем дому,
Кленовый лист в окне алеет
Мне одному.

Иль это вновь рассвет стучится
Ко мне, звеня,
Иль это осени жар-птица
Манит меня.

Я одинок, как прежде, осень,
В своем дому,
Ты мне в окно гроздь ягод бросишь —
Я подыму.

Повеешь пряным ароматом
Пустых садов,
Фальшивым осчастливишь златом
Грязь городов.

И вдруг исчезнешь, словно фея,
Впустив зиму.
И кофе пахнет, и шалфеем
В моем дому.
 

* * *
Мужчина ждет от женщины тепла
Студеными и темными ночами,
Чтобы она светилась и цвела,
Чтобы зарю средь ночи возвещала.
Мужчина ждет от женщины чудес
И в небеса возносит лик богини,
Чтобы Христос угаснувший воскрес
И руки протянул к Своей Марии.
Мужчина ждет от женщины любви —
Во вражьем стане, среди лиц разбойных
Ты о пощаде Бога не моли,
Молись любимой, одинокий воин.
Все будущее вам принадлежит,
Вы, если и умрете — оживете,
Лишь двое знают, что такое жизнь:
Мечта влюбленных о ночном полете.
Мужчина ждет от женщины тепла —
От матери, сестры и от любимой,
Чтобы она молилась и ждала
И жизнь спасла надеждами своими.
 

* * *
Лютует толчея людская —
Без слов, без музыки, без сна.
Поэт мятется, неприкаян,
Как одинокая струна.
Она всегда звучит от боли,
По прихоти железных рук,
Но только, сердце измозолив,
Из тишины родится звук.
Там, где источник вдохновенья
Послушен пенью тишины,
Скрипят без устали ступени
И бродят трепетные сны —
Пусть все останется, как было,
Пусть мысли бьются взаперти,
По прихоти волшебной силы
Оставь мне музыку в пути.
 

* * *
Вот она, нечаянная встреча.
Мы столкнулись словно невзначай,
И теперь на этот тихий вечер
Опустилась тихая печаль.
Тихая печаль поет ночами,
И тебе, наверно, не до сна,
Потому что за окном ручьями
Истекает ранняя весна.
Полоумная, шальная пташка
За окном колотится в ночи.
Ей, бедняжке, холодно и тяжко —
Так и ты в окошко постучись...
И пускай огонь трещит горбатый,
Извиваясь в низенькой печи,
Нет, ни в чем весна не виновата,
Если нас столкнула в той ночи.
 

* * *
За мною Есенин и Пушкин,
К чему мне теперь побрякушки.
Я чувствую солнечный свет,
Рубцов будет зван на обед.
И в этой компании чудной
Своим оказаться нетрудно —
Лишь надо страданья уметь
Блаженством явить на письме.
Есть символы в каждом событьи,
Есть в каждом мгновеньи открытье —
Средь сладких и благостных дней
Не сможешь себя разуметь.
Ступай в вековые угодья —
Там ветры лохматые бродят,
Там вьюга ревет все страшней —
Так бритвой грозит брадобрей.
Увидишь — уйдет все былое,
Все мелкое, пошлое, злое,
Останется вечность одна
И ты, и стихи, и она.
 

* * *
Жизнь порвалась, как кинолента,
И темен безразличный зал,
Уж я-то знал: судьба — легенда,
Ведь наспех сам ее создал.
Смотрел, участвовал и думал:
Настанут светлые деньки,
И мы уйдем от зла и шума
На берег медленной реки.
И будем вспоминать, как было,
Как дни неспешные текли,
Как ты меня тогда любила
И как друг друга мы нашли.
Да, все века смешались ныне:
Кто был смешон, тот стал свиреп,
Где был дворец — лежат руины,
Кто был велик — теперь нелеп.
Была любовь желанным бредом,
Хоть легкомыслен всякий бред,
А мы брели по белу свету —
И ослепил нас белый свет.
 

* * *
Падал снег на золотистую листву,
Новый год, казалось, был не за горами.
Мы смотрели в неземную синеву —
Наши жизни пролетали перед нами.
Голуби взвивались тут и там,
Мы с тобой — два белых голубя в зените,
И смотрели вниз по сторонам
Зачарованные ангелы-хранители.
Мы с тобой — два голубя во мгле,
Город расстилается под нами —
И живут на пасмурной земле
Те, кого мы раньше не познали.
Падал снег, и прямо на листве
Оседали хлопья, как гирлянды,
А в предновогодней синеве
Били уж Господние куранты.
 

* * *
Холодная улыбка Рождества.
Мне говорили: все должно случиться —
И снова заколышется листва,
И снова прилетят весною птицы.
Как холодно в России Рождество,
Промозглые и дымные рассветы —
Христос продрог, и, чтоб согреть Его,
Не хватит даже солнечного света.
Лежат в яслях, укрытые тряпьем,
Христы-младенцы в глубине России,
Мы их среди других не узнаем,
А матери под сердцем их носили.
С тех матерей не пишется икон,
Не посвящают златоверхих храмов,
Лишь их молитвы реют высоко,
Как первое младенческое «мама!».
 

* * *
Ранят и мертвых, хоронят живых —
Как это все бесконечно знакомо,
И клевета беспощадной молвы
Не разверзает небесного грома.
Слушайте! Слушайте! Если ваш слух
Трогает сердце, горящее жадно, —
Значит, еще Божий дар не потух,
Мимо промчалась орда теплохладных...
Ныне и мертвых терзают в гробах,
Ныне живых волокут на кладбище —
Значит, любовь наша стала слаба.
Господи Боже! Помилуй нас, нищих!
 

* * *
Я не раз умирал, в пекле жизни сгорал
И опять пробуждался от сна,
Но теперь воскресать наступает пора:
В облаках просияла весна.
Мы уже изучили небесный букварь,
Ведь все помыслы в небе текут налегке:
Никого не убей, никого не ударь,
Никому не солги, — мы читаем в строке.
По земному закону, увы, все не так —
И убей, и ударь, и солги, и блуди,
Просто взвесь на весах каждый стих, каждый знак
И всегда осторожно под Богом ходи.
 

* * *
Я сильным был, но ветер был сильнее.
Он c моря дул. Тонули корабли,
А я гулял приморскою аллеей
И видел, как подснежники цвели.
И этот цвет мучительный, из снега,
Из скованной пока еще земли,
Благословенной и сладчайшей негой
Теплел во мне. Пусть тонут корабли!
Пусть тонут корабли с их мертвым грузом
Гробов повапленных и пошлых остряков, —
Со мной грядет моя шальная муза,
И ветер носит песни моряков.
 

* * *
Разгорается зорька из ночи,
Из ночной небывалой красы
Разгораются дерзкие очи —
Ни о чем ты у них не проси.
Не страшусь я быть бедным и нищим,
Презираю презренье людей —
Пусть на горьком моем пепелище
Зреет цвет, он красней и красней.
Все возьмешь. Этот дар драгоценный
Не сулит ни лукавства, ни лжи,
Вот над Родиной тихой, бесценной
Загорается новая жизнь.
Эта ночь под черемухой бродит,
Уклоняя от света лицо,
И живет в богоданном народе
Сокровенная Русь близнецов,
Что бежали от света и гама
Запустелых чумных городов
И воздвигнули домы и храмы
И сокрылись в соцветьях садов.
Ты же знаешь: один воин в поле,
В окруженьи бетонных холмов
Все готово к последнему бою
Гладиаторов, Божьих рабов.
 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0