Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Тетенька, которая деток выращивает

Счастье, полнокровное, земное, а порой казалось — просто неземное, случилось со мной в 21 год. Интересная учеба, друзья. Но главное — рядом был любящий и любимый муж: добрый, умный, внимательный и заботливый, всегда интересный и веселый, жизнелюб и оптимист.

Моментами в глубине сознания мелькало даже, что такое нереально счастливое течение моей жизни — некий совершенно незаслуженный подарок свыше, своего рода аванс, за который неизбежно придется чем-то расплачиваться.

Но это моментами… И в глубине…

А наяву — стремительно и бурно текла река жизни. В нашей семье, ко всеобщей радости, появился сын. И это славное событие дополнило и необычайно расцветило мир. Невероятным образом перевернуло и внешний ход жизни, и семейный (включая бабушек и дедушек, дядю и тетю) ее уклад.

Кроме того, в системе внутренних ценностей существенно сместились акценты. И несомненно, и безусловно только к лучшему: к простоте, ясности, гармонии.

Плюс несказанно милые, младенчески умильные «агу» и первые крохотные, малышковые достижения, переполнявшие родительские сердца совершенно несоразмерной этим мини-успехам, просто неприличной гордостью. А также «зубные» бессонные ночи, после которых ходишь в очень «застенчивом» (буквально за стены держась) состоянии. Потом, как ни странно, все это вспоминается с улыбкой.

Работы, учебы, повседневных забот и суетных хлопот было предостаточно.

Над всем этим парило счастье общения. Оно пропитывало, пронизывало любое бытовое, незатейливое дело. Счастье было вместе гулять, читать, чистить картошку, стирать пеленки, быть в гостях или просто молчать.

Так продолжалось от первой встречи до последнего «до свидания» в окошко.

Муж погиб в автокатастрофе на 34-м году жизни. Остались я, вдова 24 лет, и сын двух лет четырех месяцев.
 

Пока длилось существование в относительном благоденствии, я, конечно, испытывала периодически приступы благодарности безликому случаю, по какому-то необъяснимому капризу наградившему меня такой вот благоуспешной жизнью. На этом, собственно, все и заканчивалось.

Только уничтожившее беспощадно и бесповоротно в одночасье все мое благополучие настоящее горе заставило растерзанную душу и бессильный в объяснениях случившегося ум-разум искать Бога.

Внутри были сплошные руины. Ясно и понятно стало только одно: все теперь будет совершенно иначе, к прошлому возврата нет.

Не хотелось ничего. Ни-че-го. Лихорадочно искала, за что бы зацепиться.

«Надо хотеть жить!» — не работает…

«Я нужна родителям!» — слабое шевеление полуобморочного сознания…

Учеба, работа… Да наплевать!

Не включается жизненный мотор, стимула нет!

Только сын. Этот маленький человечек, в своем законном детском эгоизме, не желал ничего такого понимать и принимать. Ему нужна была, просто необходима, нормальная мама. Не жалкая ее тень и подобие, а по полной программе и где-то теперь за двоих.

Эта обязательная, безусловная нужность стала тогда единственной ниточкой, прочно связавшей с реально продолжающейся жизнью.

Но сил катастрофически не хватало, никаких.

Молодой 24-летний организм рассыпался по всем статьям: и духовно, и эмоционально, и физически.

Порой жизненно необходимо было выговориться, «выпустить пары» душившей и переполнявшей горечи.

Но ТАКИМ не поделишься ни с другом, ни с родными. Да и не помещается ни в какие слова.

И тогда я обращала все, что наболело и тяготило, ЕМУ. Тому, Кто вмещает все и понимает без слов. А самое главное — посылает просящему утешение, исцеление и силы.

Где-то была услышана спасительная фраза: «Господь не посылает испытаний выше сил». Как утопающий за соломинку, ухватилась за нее. И стала просить, а временами просто категорически требовать: «Господи! Если ты послал мне все это, дай сил! Ты же видишь — я гибну, распадаюсь на частички, схожу с ума!»

Тогда это были не образные выражения, а страшная реальность.

С этого неистового моего внутреннего душевного вопля, который обращала я к Небу почти непрерывно, и началось медленное, но несомненное спасение.

Обстоятельств не помню, но каким-то благодатным образом появилась в моей внутренней жизни молитва «Богородице, Дево, радуйся!» и сопровождала меня, и ограждала не раз от губительных состояний и событий.

Спасение и помощь приходили через людей. В моей квартире на некоторое время поселилась молодая семья: недавно рукоположенный священник с женой. Отец Андрей (так звали его) и совершил надо мной обряд крещения.
 

Жизнь быстро менялась.

Прежде всего круг общения. Некоторые бесследно исчезли из него. Обрела надежных друзей, которые со мной и поныне.

Как-то одна знакомая привезла из Дивеева книгу батюшки Серафима Саровского. Дарила, сопровождая словами: «Специально для тебя покупала». Я отложила, ожидая момента, чтоб не в суете прочесть. И он настал.

Взяв книгу, что называется, не глядя, открыла на «любой» странице. «Первое послание молодой вдове» — перед моими глазами… Совершенно ошеломленная, подряд несколько раз перечитывала, пока не утолила духовный голод. Закрыв книгу, поняла отчетливо и несомненно: случилось Чудо, которое не забуду всю жизнь. Следующее общение с этой книгой было подобным. Только «открылась» она на «Втором послании молодой вдове».
 

Крестила сына. С ним вместе ездила по святым местам; нечасто, но получалось.

Научилась молиться и ходить в храм.

Перестала наконец завидовать черной завистью семейной паре, погибшей одновременно в аварии. (Мимо их могилы проходила каждый раз на кладбище.)

Из темного небытия я вернулась к жизни. И благодарила уже не слепой случай.
 

А дальше, говоря по-православному, Господь управил.

Да так, как не думала не гадала, не предполагала не планировала. И даже представить себе не могла.
 

Год 2010-й. Я — многодетная мама. Наша семья: муж, сын — 20 лет, наш «девчатник» — от 4 до 13 лет (в среднем через 2–2,5 года) пятеро дочерей — и я, конечно.
 

Помнится, сын пошел в школу, и была у них в первом «А» девочка из многодетной семьи (четыре дочки и сын). Я, еще «стандартная» двухдетная, смотрела на ее маму с некоторым недоумением и внутренне все задавалась вопросом: «Ну, как вот она с этим всем, как?» Боженька и насыпал мне горошинок — доченек, друг за дружкой: «Посмотри, попробуй, коли интересно!»

Четверых родили дома с опытнейшей доктором-акушеркой. (Младшей, к сожалению, довелось появиться на свет в роддоме: старшую малышню некуда было пристроить.)

Готовились к такому ответственному делу весьма серьезно. Несколько месяцев занимались на спецкурсах. Там же потряс до слез фильм о том, как растет и развивается дитя от зачатия до самого явления на свет Божий. Сделан блестяще, профессионально и, что особенно важно, с величайшей деликатностью, трепетным, бережным отношением к теме: не нарушая сокровенного, не для праздного любопытства. Но в подтверждение: жизнь — Божий дар, зарождение и рождение ее — таинство и чудо.
 

Каждое ожидание и появление ребенка — через тревоги и волнения, неизбежные ущемления собственных «яколок», радость и благодарность — делает нас ближе к Богу.

Буквально все, от и до, преображается в доме в течение родов и после них. Такая ощутимая благодать входит в жилище, в семейство с этим новеньким, несмышленым, неразумным, мудрым, молочным младенчиком-дитятком!

Первая ночь. Спит. Уже что-то снится (видно по выражению личика). Что? Ну что может сниться крохе этой?

Наконец, малышка, мы с тобой увиделись-познакомились. Смотрю на бесконечно родную мордашку, пока не уносит сон…
 

* * *

Читаю порой о многодетных семьях священников, где женщина, приняв решение стать матушкой, изначально уже понимает, что очень даже вероятна ее такая многочадная судьба.

У нас подобной завидной готовности не было. Мне пришлось преодолевать инерцию собственных представлений о максимум двух-трехдетной семье и немало страхов (это, как объяснили нам, от маловерия).

Готов ли был мой муж, выросший единственным ребенком в семье…

А наши родители… Признаться, со своими сложностями и множественными тревогами наблюдали они за быстро разрастающимся нашим семейством. Не без сожаления расставаясь со своими представлениями и мечтами о моем возможном карьерном будущем.

Приблизительно к пятой беременности, слава Богу, пообвыклись и мы, родители, и дедушки-бабушки. Все как-то мудрее, радостнее воспринимали очередной животик, а также непременно являющуюся вслед за ним симпатичную, новоиспеченную малышку.
 

Все еще маленькие… Звоню из Нижнего в Подмосковье родителям: «Мам, ну, конечно, ужасно тяжело, падаю, с ног валюсь просто. Но зато сколько мы за день смеемся!»
 

«…Пап, а хруптики, то есть фрутки… ну, фрукты, в общем, купишь?»

«Дайте мне, пожалуйста, две пачки колючего ежика».

«…и будут у меня дочка Катя и сыночек Маугли».

«Намажьте, пожалуйста, идиот с маслом!»
 

Диалог о прямоугольнике:

«— Круг — полукруг, квадрат — полуквадрат…

— Да это не полуквадрат, а упрямый треугольник!»
 

«Как сегодня много реки!»

«Я размешиваю, а чаинки танцуют».

«Ветер книжки читает…»
 

* * *

На работу умудрялась выходить до четвертой беременности (некоторый отдых от домашних пеленочно-вопящих будней).

Мой многосерийный животик стал предметом регулярных шуток коллег, что, честно говоря, не всегда было приятно. Он же бесконечно возмущал директора колледжа, где я числилась на работе. Она — человек старой, социалистической закалки — искренне считала, что я бессовестным образом отлыниваю от «настоящей» работы, ищу легкой жизни и сижу на шее у родимого государства. Видно, человек политически незрелый, неблагонадежный и т.д. и т.п.

Пожалуй, одним из весьма приятных и замечательных последствий моего общения со студентами (помимо обучения) можно считать естественно возникший с их стороны закономерный интерес к прибавлениям в нашем семействе. Кстати, среди девушек моего курса впоследствии состоялось несколько многодетных мам, имеющих трех-четырех детей. Не хочу примазываться к чужой славе, но говорят — мы тут косвенно, немножко при чем.

При всей своей искренней любви к профессии в частности и к музыке в целом, я поняла, что теперешнее мое «дело жизни» ничуть не менее захватывающе и достойно.

Выносить, родить, поднять, воспитать ребенка — весьма непростая работа. Особенно если делать ее на совесть. Пожалуй, из ряда самых сложных, непредсказуемых, ответственных занятий по жизни. Тут тебе и МЧС, и «скорая помощь», и экономист-бухгалтер, и доктор-няня-повар-домохозяйка, и до плюс бесконечности. В принципе в одном лице. Как говаривали прежде: «И швец, и жнец, и на дуде игрец».

Одна очень уважаемая, хорошая женщина как-то с оттенком утешения сказала:

— Ну вот, скоро подрастут все, и займешься творчеством…

— А я им каждый день бесконечно занимаюсь, — чистосердечно выпалила я.
 

Девчонки… Все друг за дружкой. И уже не помнят, когда кого-то из них еще не было: «Мы всегда были сразу все». Дополняют друг друга, по словам моей подруги, «как соседние частички паззла».

Детки наши, детки. Они, сами того не осознавая, порой удерживают наш семейный корабль на плаву в сложных житейских штормах и бурях просто фактом своего существования. Через них мудреем, на своей «шкурке» начинаем понимать прежними поколениями добытые истины.

«Где просто — там ангелов до ста».

«Будет роток — будет и кусок».

«Губит не теснота, а лихота».
 

У нас гостья: молодая, славная девушка. По любви вышла замуж, и даже очень замечательно решен квартирный вопрос. Только детей уже несколько лет не дождутся. Горюют.

Она аккуратистка и чистюля. А у меня — токсикоз и кавардак дома. И дети вырядились кто во что горазд. Я — в лежку и с тазиком в обнимку. Нервничаю и расстраиваюсь, что чаем даже не могу человека напоить. Мутит жутко. Комплексую немножко из-за хронически недоделанного ремонта. Правда, ребятня выкладывается на все сто, от души! Наверное, гостье туговато приходится от гейзерообразно выпаливаемой концентрированной информации — все разом и в пулеметном темпе.

Уходя, она обводит взглядом наши покрытые детским народным творчеством дешевые обои, вихрастые головушки и горящие глазенки детей, меня, бледно-зеленую, с трудом доковылявшую ее проводить, и неожиданно заявляет, что вот это все — ее мечта.
 

* * *

Лета все ждут вожделенно и нетерпеливо: уезжаем на Волгу, в деревню. Жизнь тут отличается от городской приблизительно так, как настоящая, свежая, натуральная еда — от суррогатов в тюбиках, которыми питаются героические космонавты.

К слову, именно здесь отношение к многодетным, наверное, как раньше, в «прежние времена».

Года четыре назад под горкой у реки, аккурат напротив нашего дома, причаливали теплоходы, направлявшиеся в Астрахань или оттуда. Ненадолго, мимоходом, только повидаться с родными да арбузов, овощей-фруктов, рыбки выгрузить. Большинство работающих на теплоходах — местный народ.

Кто людям сказал, что в нашем доме ребятишек много? Бог его знает. Только как теплоход пристает, так кто-нибудь (замечу, незнакомый) сумкой с какой-нибудь астраханской вкуснятинкой одарит.

Не раз погожим ранним утречком находили мы стоящую на столбике забора банку молочка (без обратного адреса). То яичками угостят бабульки, то творожком, то ягодками. «Бери, бери, дочка! Дитям, им — надо!» — для пущей убедительности кивая головой, приговаривает старушка.

Беру, благодарю. А у самой — в носу предательски щиплет и слезы близко. Ну кто мы им? Кто им дети наши малые? Ни сват ни брат, как говорится. Одаривают просто «во славу Божию», от души, бескорыстно и, скорее всего, не от великого избытка, потому что «люди добрые».

Хотя храм здесь втрое дальше, чем в городе, почти всегда выбираемся по воскресеньям и праздникам на службу. К нам немногочисленные местные прихожане и тутошний отец Владимир уже привыкли. Хотя семейство наше сезонное, встречают тепло и сердечно, улыбаются как своим.

А с сентября по июнь закручивает шальная городская суета: учебы, работы, поликлиники, садики и прочее… Тут выходим полной семьей в храм крайне редко. Частями: я со старшими, папа с младшими попозже или наоборот.

Подготовиться и дойти до причастия всей семьей для нас — особенное, ни с чем не сопоставимое напряжение всех сил. И дети уже хорошо понимают, что просто и легко это никогда не бывает. Тем острее, ярче и полнее чувство молчаливого, благодатного единения на службе: «и в Духе, и в Теле». Удержаться бы так всю жизнь…

Правда, как в храм — непременно сложности и «приятные» сюрпризы.
 

Вспоминается... Девочкам — от 0 до 8. Зимние сборы — отдельная песня.

Я уже в мыле, напялив на всех соответствующую амуницию, запаковав сложную систему трусов, памперсов, колготок, комбинезонов, молний. И начинается…

— Ма-а-ам! Мне в туалет!

— Ну я же минуту назад спрашивала; видишь — все уже одеты.

Чуть не плача, расстегиваю заклепки и пуговицы:

— Горе ты мое луковое!

Тут же из положения «в три погибели» незамедлительно:

— А что это — горе луковое? А почему — луковое?

Папа быстро достигает максимальной точки кипения — пулей на улицу, ухватив кого-нибудь под мышку.

Ну и каждый раз что-нибудь такое-эдакое, чтобы было не скучно и «не потолстеть».

Это у нас семейная поговорка. Пришла к нам как-то одна знакомая чайку попить, а все еще мал мала меньше. Вроде чинно расположились за столом, пытаемся чаевничать за неспешной беседой. Только мы с мужем по очереди, как челноки, туда-сюда, туда-сюда.

Гостья, уходя: «Ну, ребята, вы не потолстеете!» Так «крылатая фраза» и прижилась.
 

* * *

Все такие разные…

«Почему я — это именно я?» — вот вопрос не из простых…
 

Только недавно семья выпросталась из пеленочно-грудного периода. Без младенчика и общее состояние, атмосфера в доме как-то изменились. Появилось ощущение, прежде незнакомое: предчувствие, что не за горами время, когда от нашей «могучей кучки» неизбежно по одной отчалят в самостоятельное плавание дочери. Там, во взрослой жизни, теперь уже сын.

Оттого еще дороже сердцу теперешнее наше монолитное, концентрированное, теплое, а порой весьма горячее житейское кипение. Такое всепроникающее взаимо-действие, со-трудничество, со-радование, со-переживание от мелочей незначительных до глобальных проблем.

Я люблю всю эту толкотню попами по утрам в тесном коридоре у туалета, возню с зубными щетками у единственного крана, большие праздничные столы, облепленные вкусно жующей детворой, теплую и чистую детскую вечернюю молитву.
 

Детство… Для старшей — на излете: она одной ногой уже в юности. Средние — на «экваторе», в самом разгаре счастливой детской поры. А малышка одной ручкой пока крепко держится за маму.

Передо мной разворачивается одномоментно панорама-калейдоскоп, все ступени взросления от младенца до подростка. Укромные тайны, невероятные переживания, счастливые открытия — все, что составляет в дальнейшем сокровенное, бесценное достояние души, — такое скоротечное детство.
 

* * *

Как живется сейчас?

Пожалуй, коротко и сразу не скажешь. Все равно что плыть по реке и смотреть на себя с берега. Возможно, то «большое», что «видится на расстоянье» (по Есенину), оценится в дальнейшем.

Скорее понятно, чем хотим и пытаемся наполнить внутреннюю жизнь нашего семейства.

Стремимся жить с верой, но порой неделями не выбираемся на причастие.

Хочется жить в любви и согласии, но войнушки все же иногда приключаются.

Так отрадно и славно, когда детки растут добрыми и щедрыми. Однако без приступов мелкопоместной жадности, увы, не обходится.

Так что пахать нам еще и пахать, возделывая разумное, доброе, вечное на нивах душ наших.

А внешние, материальные обстоятельства обустраиваем по нуждам каждого, не забывая остальных.
 

В детстве удивлялась на некоторых женщин, обращавшихся к посторонним детям: «дочка» или «сынок». Не заметила, в какой момент сама так стала чужих ребятишек называть: «осложнение» многодетности, вероятно.

Один мальчуган из нашего двора однажды что-то говорил своей маме обо мне. Забыл, как меня зовут, а та никак не поймет, о ком речь. «Мама! Ну, это та тетенька, которая деток выращивает!»

Видно, устами младенца…





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0