Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Веймар — перекресток путей

Юрий Иванович Архипов — писатель, германист, литературовед, автор более 2000 публикаций. Он перевел на русский язык более 100 значимых произведений немецкой литературы, принадлежащих перу Людвига Тика, Георга Бюхнера, Германа Гессе, Франца Кафки, Эрих-Марии Ремарка, Гюнтера Грасса и др.
Живет в Москве.
 

Год Германии в России

«Германия и Россия — вместе создавать будущее» — под таким девизом будет проходить Год Германии в России и Год России в Германии.

Журнал «Москва» открывает рубрику, посвященную перекрестному году, в которую войдет цикл статей, посвященных осмыслению многовековой истории политических, экономических и культурных связей двух стран.

Первым фильмом, который мне, тогда шестилетнему, выпало посмотреть (существует ли еще тот кинотеатр в Таганроге?), был «Александр Невский». Должно быть, поэтому родина для меня начинается с Переславля Залесского, с Плещеева озера, из которого святой князь со дружинники тянул свои рыбацкие сети.

А Германия начинается конечно же с Веймара. Тоже невелик городок, не более нашенского Переславля, и тоже — превеликое чудо. Вполне рукотворное, впрочем, — сотворенное умной властью.

У основания удачи стояла та, чье имя теперь носит грандиозная Веймарская библиотека, — герцогиня Саксен-веймарская Анна Амалия, ровесница нашей Екатерины Великой. Местная правительница тоже рано, двадцати с небольшим лет, овдовела. И у нее тоже был единственный сын, Карл Август, отнюдь не разделивший, однако, судьбу российского Павла. Анна Амалия сознательно и последовательно готовила его к восшествию на трон по достижении совершеннолетия. Любительница муз, она пригласила в воспитатели к сыну самого знаменитого в ту пору немецкого писателя Виланда (нашему Жуковскому, не раз бывавшему в Веймаре, было, таким образом, на чей опыт опереться). Плоды просвещения сказались: едва ли не первым деянием восемнадцатилетнего Карла Августа стало приглашение в Веймар тоже молодого, но уже известного всей Германии Гёте, удостоенного здесь не только почестей, но и прибыльных должностей. Патрицианский дом Гёте, расположенный неподалеку от дворца, стал в Веймаре чем-то вроде второй правящей резиденции. А всего-то в километре от него, в роскошном парке над Ильмом, помещалась и его «дача» — достославный «садовый дом» поэта, ставший одним из символов города. По совету Гёте вскоре был призван Гердер, возглавивший городской собор и местную евангелическую консисторию, а затем и Шиллер, усердно трудившийся для необыкновенно расцветшего (ныне — Национального) театра, директором которого был все тот же Гёте.

Так крошечный Веймар превратился в культурную столицу Германии, в «немецкие Афины», место паломничества пишущей братии всей Европы (в том числе и русской: Карамзин, Батюшков, Жуковский, Одоевский, Киреевский, Шевырев, Гоголь, Тютчев, Тургенев здесь — многие не раз — побывали).

Немалую лепту в процветание Веймара внесла невестка Карла Августа, одна из дочерей российского императора Павла Мария. Мало того, что она была великодушным другом и покровительницей Гёте и Шиллера, чей — совместный с герцогами — склеп ныне покоится под сенью православной церкви, возведенной по завещанию после ее кончины. На долю Марии Павловны пришелся и «серебряный век» Веймара, установившийся, когда здесь поселился (воцарился!) приглашенный ею Ференц Лист.

Внук Марии Павловны Эрнст Вильгельм позаботился в свою очередь об эстафете: с его именем связан местный «бронзовый век» — это он пригласил в Веймар известнейшего искусствоведа и музейщика начала ХХ века графа Кесслера, а вместе с ним и выдающегося архитектора Ван де Вельде. Родоначальник «модерна» украсил город многочисленными виллами и доходными домами в этом причудливом стиле, еще не стеснявшемся быть красивым. На плечах Ван де Вельде взошли здесь создатели Баухауса — конструктивисты двадцатых годов во главе с Гропиусом, Шлеммером, Клее, Файнингером и Кандинским.

Следует добавить еще, что здесь в разные времена живали сказочник Музеус, драматург Коцебу, поэт Фаллерслебен (автор текста «Германия превыше всего», ставшего гимном страны), исторический романист Вильденбрух, философ, властитель дум целой эпохи Ницше, основатель антропософии (роковой соблазнитель наших Андрея Белого и Волошина) Штейнер, драматург-сатирик Кайзер... Надо ли удивляться тому, что в старинной части городка чуть ли не каждый второй дом если не музей, то снабжен мемориальной доской. И памятников здесь не меньше, чем в ином мегаполисе. А уж местный литературный архив (носящий, разумеется, имена Гёте и Шиллера) — настоящая Мекка всех исследователей классической немецкой литературы.

Теперешний Веймар, конечно, во многом провинциальный, хотя и заметно приосанился за последние годы. Первый признак провинциализма — вуйаризм, как и у нас в деревне. Кто бы ни прошел мимо — долго смотрят вслед, пока не скроешься за поворотом. Даже если человек занят в палисаднике своей клумбой или того более милованьем с подружкой на садовой скамейке. То-то уже Тютчев находил город заспанным, словно бы досматривающим свой золотой сон...

Навстречу попадаются все больше буки. Но по давнему опыту знаю: стоит немца остановить вопросом да еще зацепить шуткой — и он не просто будет предельно любезен, но и, слово за слово, охотно расскажет тебе всю свою жизнь.

Двадцать лет назад, помню, все жаловались на социализм: нищета, мол, и тюрьма. Теперь все жалуются на капитализм: слишком жестко расфасовывает всех по «шихтам», то бишь имущественным слоям. И все, чуть не хором: раньше-то лучше было. Уж так устроен человек. И у нас, переживших крутой перелом, такое же настроение, как начнем вспоминать былое. Немцы это утраченное счастье называют Geselligkeit — «общительностью», «приятным совместным препровождением времени». Теперь, мол, разбрелись по углам и снова «каждый умирает в одиночку»...

Здесь в Веймаре я вспомнил о книге Василия Розанова «Когда начальство ушло». Намеченный им мотив так и просится в уши в последние годы. Подзатянувшиеся годы постперестройки. Думаешь ли о разгуле преступности, захлестнувшей Россию, или о шабаше бескультурья на ТВ и в печати, невольно задаешься вопросом: а где же та верховная волевая сила, что призвана направлять всякое общество в хоть сколько-нибудь разумное русло? Иными словами, куда подевалось начальство? Не в том фельдфебельском, советском смысле слова, по нему-то мы не скучаем, а в изначальном, христианском, к коему мы так рьяно теперь по видимости припадаем. Ведь Начальником у святых отцов именовали не кого-нибудь, а Христа.

Русско-немецкие, как и в целом русско-западные литературные отношения — частность, которая может показаться не шибко значительной в ряду насущных проблем. Но это как посмотреть. Если продолжать и дальше подмену культурного обмена одним заимствованием товаров, то мы не заметим, как и сами одичаем, да еще подтолкнем к пропасти тех интеллигентов в Европе, кто, следуя традиции, по-прежнему чает духовного «света с Востока».

О, как мы не любили это самое начальство в советские годы! Какие источали по его адресу сарказмы, сидя на редсоветах, что тогда были в заводе при всех центральных издательствах. Держиморды, тупицы, сатрапы, засевшие в своем ЦК как в кафковском «Замке»... Шайка невежд, отсекающая нашего читателя от всего лучшего, что создала западная классика ХХ века...

Да только в наши дни, оглядываясь назад, приходится признать: чуть ли не все лучшее из области этой самой классики было переведено и издано именно тогда — до так обнадежившей и так обманувшей нас, наивных, перестройки. Одна серия «Мастера зарубежной прозы» издательства «Радуга» чего стоит! Если и ныне понадобится перелистать какой-нибудь давно не издаваемый шедевр, то обращаешься, как правило, к ней.

Теперь не то. Магазины завалены книжной продукцией, но искать среди них шедевры современной словесности — что иголку в стоге сена.

Нынешний книгообмен с немецкоязычными странами выглядит особенно удручающе. А жаль. Ведь наша мысль — в том числе и славянофильская — взросла от немецкого корня. Кант, Гегель, Шеллинг, Шопенгауэр, Ницше придали в свое время остойчивую структуру русской культуре. Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой, Чехов с лихвой вернули должок. Святая, по слову Томаса Манна, русская литература по сей день питает своими соками лучшие творения немцев. Гюнтер Грасс, Мартин Вальзер, Зигфрид Ленц, Ганс Магнус Энценсбергер, Мартин Мозебах этого не скрывают.

«Англичане вечно были к нам холодны, сколько мы со времен Грозного их ни домогались, французы только давали себя любить, а вот немцы отвечали пылкой взаимностью, хоть и доходившей иной раз до свары». Подобные высказывания приходилось слышать и от Битова, и от Зульфикарова, и от Чухонцева, и от многих других наших видных писателей. Похоже на соборное мнение. И оно, видимо, справедливо.

Литература — прежде всего,  показатель духовно родственных отношений. А без этих связей, без надежных союзников и сорадетелей в деле Традиции нам не выстоять перед натиском новых орд, стремящихся к очередному переделу таинственной карты планеты. Так что культурные сношения с давними и во многом близкими по духу партнерами — самая что ни на есть геополитическая насущность. Но достаточно ли пестуем мы их в наши дни?

Людям, даже много читающим, но не владеющим обоими языками, русским и немецким, и не воспитавшими свой вкус под водительством умной критики, может показаться, что дело обстоит вполне благополучно. Переведено и переводится в обе стороны немало, и вроде бы предъявлено и предъявляется друг другу все, что заслуживает внимания.

На самом деле благополучие это — мнимое, потому что сугубо количественное. Важно ведь, что именно переведено и какого достоинства переводы. В области духа — и особенно взаимовлияния — имеют значение только ценности первого ряда: тесно на Олимпе, а жизнь коротка.

И если держаться достохвального гамбургского счета, то свершения посредников между нашими литературами еще весьма и весьма далеки не только от идеала, но и от нормы.

Сосредоточусь в основном на наших винах перед Германией. Вернее — перед теми русскими читателями, что желали бы познакомиться с классикой немецкого романа ХХ века, но не успели с этой целью выучиться по-немецки.

Зато они наслышаны о том, что этому роману принадлежит едва ли не ведущая роль в мировом литературном процессе столетия. И слух этот верен. Впитав достижения русского романа золотого, а отчасти и Серебряного века, соединив их с собственными навыками философской рефлексии, немецкоязычная проза в минувшем веке вышла в бесспорные лидеры на Западе. Пятеро немцев — Томас Манн, Герман Гессе, Альфред Деблин, Ганс Хенни Янн, Арно Шмидт — плюс шестеро австрийцев — Роберт Музиль, Франц Кафка, Герман Брох, Йозеф Рот, Хаймито фон Додерер, Томас Бернхардт — составили такую когорту выдающихся прозаиков (возглавляемую магом языковой экспрессии швейцарцем Робертом Вальзером), какую не соберут ни французы, ни даже испанцы с латиноамериканцами, ни даже... даже англичане с американцами. (Разве что русские романисты могли бы выставить сопоставимую по мощи десятку.)

Каждый из перечисленных мастеров определил своим творчеством что-то существенное в облике западноевропейской литературы ХХ века. Соответственно, каждый заслуживал бы полного собрания сочинений на русском — раз уж мы такая «литературоцентристская» страна. А как обстоит дело в действительности?

Увы, о сколько-нибудь полных собраниях зарубежных авторов у нас не приходится и мечтать. Даже Райнер Мария Рильке, величайший (среди прочего «величайшего», что о нем можно сказать) литературный адвокат России перед всем честным миром, переведен дай бог если наполовину. Из нашего списка прозаиков русские многотомники (хоть и с усеченной эссеистикой и без большинства писем) только у Томаса Манна и Кафки. Относительно благополучны (без дневников, большинства статей и писем) еще Музиль и Гессе. С остальными совсем худо — не представлена и десятая часть наследия. От них взято — словно «для галочки» — по одной книге, во многих случаях далеко не главной. А ведь такие вещи, как дилогия Додерера («Штрудльхофштиге» и «Демоны»), «планетарная» эпопея Деблина «Моря, горы, гиганты» или «субъективная» эпопея Янна «Река без берегов», принадлежат к самым значительным литературным памятникам века. Не иметь их русских изводов — это все равно как если бы немцы проигнорировали «Жизнь Клима Самгина» или «Тихий Дон». Нет в полном объеме и обаятельнейшей прозы Йозефа Рота — о яркой и пестрой жизни, кстати, многоязычного населения русско-австрийской границы накануне первой мировой войны. Тоже своего рода совокупный эпос, где герои кочуют из одной книги в другую, подобно «йокнапатофной» эпопее Фолкнера, которая все же переведена у нас образцово.

Ни в одной «цивилизованной» стране Европы, на которую мы так привыкли (в ценообразовании прежде всего) равняться, такой скандал невозможен. И всего печальнее, что после падения идеологических препон делается еще меньше, чем прежде, при насупленно-бдительных коммунистах. Его величество Рынок оказался посуровее ея светлости Идеологии.

А если еще хоть что-то и делается для стирания вопиющих белых пятен в этой области, то исключительно благодаря энтузиазму испытанных идеалистов-переводчиков. Неутомимо продвигает «неконъюнктурного» Петера Хакса Э.Венгерова, благо блистательно переведенный ею «конъюнктурный» «Парфюмер» Зюскинда хоть как-то ее подкармливает. Умудряется пристроить пьесы Музиля и воспоминания Брода о «пражском кружке» Н.Федорова. Находит провинциальных издателей Т.Баскакова, для того чтобы хотя бы мизерными тиражами, но продлить русскую жизнь таким виртуозам пера, как Деблин («Двенадцать прыжков Ван Луня») и Арно Шмидт («Каменное сердце»). Свою посильную лепту в это почти затухающее культурное дело вносят переводчики-поэты  В.Вебер, В.Куприянов, В.Микушевич. Это благодаря их мастерству и настойчивости выходят иногда новые переводы Рильке и Бенна.

Слово «энтузиазм» обронено мной неслучайно. Мало кто догадывается, за какие копейки приходится ныне трудиться мастерам слова. За печатный лист сложнейшего текста — пусть хоть Гёте — ни одно издательство сейчас не заплатит больше трех тысяч рублей. Для сравнения: столько берет квалифицированный (или считающий себя таковым) педагог за один только урок иностранного языка. Попробовал бы он сколько-нибудь приемлемо перевести двадцать страниц Гёте хотя бы за неделю.

Ныне живущие и тоже немало пишущие прозаики Германии, конечно, не такие богатыри, как перечисленные классики века. Что поделать, во всем мире литература переживает далеко не звездный свой час. Есть, однако, и в наши дни в Германии несколько авторов, чье значение в литературной и даже общественной жизни страны столь велико, что нам, добрым соседям, следовало бы переводить каждую их новую книгу. Однако мы давно уже забыли и про Мартина Вальзера, и про Зигфрида Ленца, и про Петера Хандке, хотя их новые книги по-прежнему возглавляют списки бестселлеров в Германии, как и полвека назад. Не привлекают нас почему-то и лауреаты самой престижной в Германии премии имени Бюхнера. Даже если идеологически они нам как родные: Мартин Мозебах, к примеру, не просто признанный наследник Томаса Манна в качестве мастера семейной саги, но и известный в своей стране православный мыслитель, отстаивающий православное дело в печати (в статьях не только о литургии, но и о Пушкине, Флоренском и других русских авторах).

Помогает делу, слава богу, еще только Нобелевская премия. Благодаря ей наши издатели милостиво соглашаются иной раз печатать переводы из Гюнтера Грасса (Б.Хлебников, М.Рудницкий) и Эльфриды Еллинек (А.Белобратов, Т.Набатникова).

На прочие уговоры германистов наши издатели, как правило, не ведут и ухом. О своих мытарствах на этой горькой стезе могла бы поведать еще одна пламенная энтузиастка — переводчица Галина Косарик, неустанно тасующая издателей в поисках козырного туза для своей славно задуманной, но слабо осуществляемой серии «Современная немецкая проза». А у нее в загашнике немало интересного. Хотя бы очаровательный Кельман, веселый роман которого о братьях Гумбольдт больше года раскупала вся Германия: по остроумию и стилистической находчивости он вполне мог бы (и в переводе тоже) соревноваться с «Козленком в молоке» Юрия Полякова.

Увы, издатели наши к немецкой литературе относятся с предубеждением. Они, похоже, все многоцветье зарубежной литературы хотят свести к одному англо-американскому колеру. Иной раз кому-то из германистов еще удается подцепить на крючок кого-то из философствующих снобов (и тогда появляются Ницше, Фрейд, Витгенштейн, Хайдеггер), но никогда — циников, наваривающих деньгу.

Остается надеяться на возрожденное недавно Государственное издательство «Художественная литература». Когда-то оно было флагманом издательского дела в отечестве, образцом культуры этого дела, начальником ответственных начинаний. Сейчас самое время — руководствуясь строго продуманной программой — спасти великую традицию разума в литературном хозяйстве. Пока еще не вымерли мастера-мастодонты. Молодежь-то, призывники Потребления, предпочитает работать на фирмы коммерческого уклона, получая за перевод стандартной деловой бумаги в десятки раз больше, чем за любой, самый изысканный сонет. И непрерывно теряя свою литературную квалификацию в погоне за материальными благами.

А что же родина Гутенберга? Как там переводят и издают новую и новейшую русскую литературу?

Что до классики ХХ века, то дело обстоит гораздо благополучнее, чем у нас. Явных провалов нет. Хотелось бы больше внимания к таким «самобытникам», как Шмелев, Шергин, Кржижановский или Дурылин, но, возможно, это дело времени. Во многих случаях оставляет желать лучшего качество переводов, но есть и подлинные мастера. Великолепно переводят поэзию Ингольд и Ницберг, прозу — Решке, Урбан, Эрб, Ничке, Ракуза. Нет сомнений, что все оставшиеся лакуны в ближайшее время будут достойно закрыты.

А вот с текущей литературой почти такая же беда, как у нас. Стихия рынка и в Германии многим застит глаза. Ведь немцы очаровательны еще тем, что во многом по-милому провинциальны. А первый признак провинциала — сугубое почитание «известности». А известность, как известно, не Царство Божие, она берется не духовным усилием, а скорее и проще всего — скандальным нахрапом. Вот и пестрят на книжных прилавках Германии едва ли не чаще других опусы тех современных русских авторов, кого сколько-нибудь серьезная русская критика держит за докучливое охвостье литературы. Распутина, Личутина, Лихоносова, Зульфикарова, Крусанова, Евсеева здесь не увидишь. Только-только начинают издавать Ю.Полякова. Оправдательное извинение у издателей всегда одно: «Мы издаем только то, что хотят переводить наши переводчики». А переводить Токареву, Рубину, Улицкую, Дашкову, Донцову или Маринину куда прибыльнее и легче, чем мастеров языковой экспрессии, ориентирующихся на Лескова и Платонова, Бунина и Булгакова.

К тому же наша ушлая «группа захвата» во главе с Виктором Ерофеевым быстро усвоила нехитрые технологии зарубежного успеха: всласть «поработать» с переводчиками, прикинуться гонимыми борцами за права человека, внушить бедным немцам в бесчисленных интервью мысль об особой значимости своей в истории русской литературы (по схеме «Гоголь, Платонов и я») и т.д. Так, помнится, устроители мюнстерского фестиваля поэзии лет десять назад мне говорили: «Кого бы еще из России позвать, кроме Пригова и Айги? Мимо этих-то ребят мы теперь уж никогда не проскочим — на такой постамент они сумели себя воздвигнуть!»

Результат один, и плачевный: немецкий читатель, воспитанный на русской классике и доверчиво тянущийся по привычке к переводам с русского, бывает горько разочарован. Об этом внятно и убедительно писал не так давно в «Литературной газете» проживающий в Аугсбурге наш известный поэт-переводчик, а теперь еще и издатель Вольдемар Вебер.

Что тут можно поделать? Заниматься просвещением бесполезно: на это уходят века. Выход один, и его давно уже отыскали европейские народы и государства. У них, в Европе, есть государственные программы поддержки своих избранных литераторов за рубежом. Те же наши переводчики с немецкого давно бы померли с голоду, если бы им не подбрасывали время от времени какие-то вспоможения немцы, австрийцы и швейцарцы — из своих культурных фондов. Если бы не приглашали их в свои бесплатные дома творчества, не давали поощрительные стипендии для работы в архивах и библиотеках. Что-то подобное необходимо завести и у нас. Тот же Фонд Андрея Первозванного мог бы, вероятно, взять на себя регулярные семинары для переводчиков с русского — на базе, к примеру, Ясной Поляны или того же Переделкина. Глядишь, встречи и собеседования с ведущими нашими авторами и критиками как-то и поспособствовали бы пониманию и уважению истинных ценностей современной литературной России.

Бороться с цинизмом можно только одним способом — создавать островки идеализма. И постепенно расширять их, приближая тот час, «когда народы, распри позабыв...».

 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0