Морально-нравственный аспект

В зарубежной историографии и работах советских историков, посвященных периоду 1914–1918 годов, как правило, преобладает стремление показать и доказать империалистическую сущность причин, заставивших Россию вступить в первую мировую войну. Когда же речь заходит о балканском аспекте этого вопроса, то указанное стремление часто перерастает, особенно у западных авторов, в открытое навязывание примитивных, ложных схем, не имеющих ничего общего с реальными процессами прошлого. В чем здесь дело?

Сразу надо сказать, что крайнюю раздражительность, а отсюда и нежелание быть объективным у многих английских и других западных историков и публицистов вызывает сам факт существования в сознании народов балканских стран понимания справедливого, освободительного характера войн, которые Россия вела на Балканах в течение столетий. До сегодняшнего дня сербы, болгары, греки говорят о России как о стране, которая всегда была и остается защитницей их интересов, их свободы от посягательств других, более сильных государств.

Такое отношение возникло в народном сознании 250–300 лет назад и сохранилось по сей день без особых изменений.

Во многом это объясняется тем, что важнейшей составляющей русской политики всегда был морально-нравственный элемент. В XIX — начале XX века он являлся краеугольным камнем в воззрениях на внешнюю политику всех государей российских — от Александра I до Николая II, большинства правящей элиты, интеллигенции, военных, торгово-промышленного сословия, казачества, крестьянства. Этот морально-нравственный элемент зижделся на православном сознании русского народа, понимании добра и зла, справедливости, осознании того, что высшим подвигом человека является евангельское «положить жизнь за други своя». Исходя из этого, Балканы рассматривались Россией как особое и первостепенное направление внешнеполитической деятельности — ведь здесь проживали православные народы.

Современные исследователи, которые находятся вне поля православного мировоззрения, на мой взгляд, часто не в состоянии правильно проанализировать и объяснить те или иные решения и поступки руководителей и правительств исторической России, так как они исходили полностью или в значительной степени из того самого мировоззрения. Поэтому так нередки утверждения об ошибках, влиянии жен, детей, других родственников, а также знакомых, на худой конец, о наивном идеализме, перерастающем в романтические мечтания. Соединив все это с «империалистическими» стремлениями России, получаем примитивную схему объяснений, почему русские совершали такие шаги на международной арене, которые заведомо выглядели как невыгодные или грозящие негативными последствиями.

Безусловно, у России, как у всякого нормального самостоятельного государства, а тогда империи, были свои геополитические, экономические, военные интересы, которые она должна была осуществлять, если хотела жить и развиваться. Но очень часто эти интересы отходили на второй план перед морально-нравственным долгом, как это случилось в августе 1914 года.

В западной историографии, во многих работах советских авторов, в некоторых публикациях в Сербии, Болгарии, Греции последнего времени при рассмотрении вопроса о вступлении России в первую мировую войну акцент делается на ее имперских амбициях, экономических интересах и стремлении к территориальным захватам, прежде всего средиземноморских проливов. Такой взгляд весьма далек от истины. И чтобы понять это, не нужно выискивать документы в полумифических «секретных архивах». Достаточно с толикой здравого смысла взглянуть на карту. Торговля России со странами Балканского полуострова не носила определяющего характера ни для этих стран, ни для России, составляя считанные проценты от их товарооборота. Соответственно, экономическая экспансия на балканском направлении не могла играть для России существенной роли.

Что касается стандартной претензии к Российской империи по поводу якобы перманентного стремления к территориальному расширению, то конкретный вопрос о том, какие именно территориальные амбиции преследовала Россия, беззаветно приходя на помощь Сербии в 1914 году, повисает в воздухе. Да, у России была давняя стратегическая мечта — захват проливов, но со времен Александра III и она мыслилась лишь в качестве захвата одного Босфора, для того чтобы «запереть» Черное море и тем самым обеспечить надежную систему обороны юга России, исключив повторение событий Крымской войны. В русском Генштабе к августу 1914 года даже не было плана по захвату проливов, хотя на действительно военно-стратегических направлениях такие планы разрабатываются загодя, в мирное время. Довольно же абстрактные размышления военных теоретиков, публицистов по поводу российского флага над проливами, имевшие место в России в начале ХХ века, не имеют сколь-нибудь реального отношения к решению Николая II о вступлении в Первую мировую войну в защиту Сербии. Тем более что Сербия никак не могла способствовать захвату проливов, поскольку элементарно с ними не граничила. И самое главное: Турция вступила в войну только в ноябре. Ее участие вообще и участие на стороне центральных держав в частности до последнего не было очевидным.

Надо сказать, что и после вступления Турции в войну Россия крайне скептически отнеслась к планам союзников об осуществлении Дарданелльской операции и отказалась параллельно с ней провести высадку на Босфор. Значит, черноморские проливы в августе 1914 года были точно ни при чем. Они, как и обещание 14 августа 1914 года Николая II после победы в войне объединить Царство Польское с польскими землями, которые будут отняты у Германии и Австро-Венгрии, в автономное государство в рамках Российской империи (то есть расширить уже существующее и доставляющее массу проблем России Царство Польское), — все это следствие начавшейся войны, а не ее причина. Тогда, перед принятием рокового решения, Россия руководствовалась совсем другими интересами. Они были четко сформулированы Сазоновым в беседе с английским послом в Санкт-Петербурге Бьюкененом: «Единственное желание России — быть оставленной в покое. Россия не питает никаких агрессивных намерений против кого бы то ни было и желает посвятить все свои усилия развитию своих внутренних ресурсов и постройке железных дорог, в которых она так нуждается. Период экспансии, через который она прошла, уже закончен».

В начале ХХ века Россия переживала бурный экономический подъем, поступательное развитие шло в военной, образовательной, культурной сферах. Но и проблем, мешающих стране закрепиться в числе высокоразвитых держав мира, было еще множество. Фраза: «Дайте нам 20 лет спокойного развития и вы не узнаете России», — сказанная премьером П.А. Столыпиным, не была красивой фигурой речи. Она отражала подлинную необходимость, подлинные планы и настроения императора Николая II и его ближайших соратников. Эта фраза была обращена не только к внутренним смутьянам — либералам и революционерам, но и к их зарубежным покровителям. Безусловно, такая Россия была не нужна ни тем, ни другим, ни тем более третьим. Империю втягивали в войну, прекрасно понимая, что она к ней не готова. Министр просвещения Сербии в 1914 году Л.Иованович писал в своих мемуарах: «Я знал, что Франция, а тем более Россия не готовы вступить в бой с Германией и ее дунайским союзником, так как их подготовка будет закончена не ранее 1917 года». Действительно, только 22 июня 1914 года государь Николай II наложил на «Большой программе» перевооружения армии резолюцию: «Быть по сему». Программу планировалось  осуществить к осени 1917 года. Но до сараевского убийства оставалась неделя...

В беседе с русским послом в Болгарии Неклюдовым Николай II сказал: «А теперь, Неклюдов, слушайте меня внимательно. Ни на одну минуту не забывать тот факт, что мы не можем воевать. Я не хочу войны. Я сделал своим непреложным правилом предпринимать все, чтобы сохранить моему народу все преимущества мирной жизни. В этот исторический момент необходимо избегать всего, что может привести к войне».

Война не только перечеркивала все планы развития России, но и угрожала откатом назад на десяток, а то и более лет в экономическом и социальном смысле. Война не была и неизбежной. В той ситуации с рационалистической точки зрения было более выгодно оставить Сербию один на один с Австро-Венгрией. Правда истории заключается в том, что Россия была единственной страной, за исключением подвергшейся агрессии Сербии, которая вступила в войну не по причинам экономической, территориальной экспансии, а исходя из сугубо морально-нравственного принципа — необходимости защитить дружеский, единоверный народ от чужеземного завоевания.

Давно пора опровергнуть ложь о якобы империалистическом характере мировой войны со стороны России. Для России это была очередная оборонительная война против агрессии Запада, борьба за возможность являться в будущем великим независимым государством.

По существу, Первая мировая война была первым в ХХ веке этапом великого противостояния христианской цивилизации и наступающего мира апостасии. Победи тогда православная монархическая Россия — и апостасия была бы остановлена, но с ее крушением мир вступил в новую эпоху. Некоторые духовные авторы называют эту эпоху «антиисторией». В этой «антиистории» были начисто отвергнуты христианские основы жизни государства и человека, стали возможны ГУЛАГ, Хатынь, Освенцим, Дрезден, Хиросима, Вьетнам, Камбоджа, Белград и Багдад.

Императору Николаю II нелегко было сделать этот выбор: отказ от вступления в войну предполагал определенные геополитические потери, но они с лихвой могли бы быть компенсированы успешным экономическим, политическим, культурным развитием страны в условиях стабильности. Царь столкнулся с давлением так называемой патриотической партии либералов, настаивавшей на едином фронте с Францией и Англией. С высоты сегодняшнего дня оправданны сомнения насчет искренности желания таких деятелей, как Милюков, Гучков и другие, помочь Сербии, Франции. Вполне возможно, что их «патриотические» настроения прикрывали планы использовать войну для изменения политического строя России. Вместе с тем Николая II предупреждали противники участия России в мировой схватке, представлявшие отдельные группы консервативной части российской элиты. Однако, опираясь на исследования последних лет, особенно на глубокие работы П.В. Мультатули, можно уверенно утверждать, что государь принимал решение, духовно возвышаясь над всеми факторами, руководствуясь прежде всего понятиями долга и справедливости. Это было по-русски, по-православному. Сербский наследный принц Александр в беседе с русским поверенным в делах в Белграде в тревожные дни конца июня 1914 года заявил, что он «возлагает все надежды на государя императора и Россию, только могучее слово которой может спасти Сербию». И это слово было сказано.

Николай II, получив сербскую депешу с криком о помощи, находился в очень затруднительном положении. Австрийский ультиматум, предъявленный Сербии, означал вызов России, и она должна была принимать его, хотя «Россию не связывало с Сербией ни одно формальное соглашение — ни политическое, ни военное. Но в силу своего исторического призвания, в силу сознаваемых ее исторических задач она не могла не прийти на помощь, не оказать свое благотворное содействие братской стране в столь трудное для нее время»^[1].

Но вместе с тем император Николай II ясно осознавал неподготовленность России, военную, внутриполитическую, экономическую, ко всеобщей войне. Генерал М.К. Дитерихс писал: «Государь с полной ясностью сознавал, что в пределах земных причин и влияний общая европейская война во всех случаях будет грозить гибелью Родине». Царь не мог не предвидеть, что предстоящая борьба будет «ужасной, чудовищной» и затяжной, а потому другие народы, с более слабо развитым сознанием национализма, будут подвергнуты большим искушениям и испытаниям в принципах своего внутреннего единения. Борьба могла принять характер не только национальный, но и религиозный, и в этом отношении человечество, решаясь на нее, шло «навстречу невообразимым страданиям».

Та внешняя легкость, с какой началась Первая мировая война, лишь скрывает за собой все то напряжение, все те усилия, какие предпринимались лично царем и русским правительством накануне войны. Достаточно посмотреть переписку государя Николая II и кайзера Вильгельма, действия министра иностранных дел С.Д. Сазонова, чтобы понять это. Наше заступничество за Сербию и проведенная в связи с этим мобилизация не имели ничего общего с бездумным романтизмом. Конечно, это был акт великого самопожертвования во имя православной страны. Этот подвиг русского царя и русского народа прекрасно осознал святитель Николай Сербский: «Велик долг наш перед Россией. Может человек быть должен человеку, может и народ — народу. Но долг, которым Россия обязала сербский народ в 1914 году, настолько огромен, что его не могут возвратить ни века, ни поколения. Это долг любви, которая с завязанными глазами идет на смерть, спасая своего ближнего. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих, — это слова Христа. Русский царь и русский народ, неподготовленными вступая в войну за оборону Сербии, не могли не знать, что идут на смерть. Но любовь русских к братьям своим не отступила перед опасностью и не убоялась смерти... Если бы царь Николай прилепился к царству земному, царству эгоистических мотивов и мелких расчетов, он бы, по всей вероятности, и сегодня сидел на своем престоле в Петрограде. Но он прилепился к Царствию Небесному, к Царству небесных жертв и евангельской морали».

Кампания августа 1914 года стала ярким образцом взаимодействия сербской и русской армий. Австро-Венгрия вынуждена была задействовать свои основные силы не против Сербии, а против русских армий, начавших широкомасштабную Галицийскую операцию. Но и сербская армия своими действиями нанесла серьезный материальный урон Австро-Венгрии, отбросив противника к рекам Саве и Дрине. Она оказала неоценимую помощь русскому фронту, так как приковала к балканскому театру австрийские корпуса и задержала переброску их в Галицию. Официальная австрийская история войны отмечает, что контрнаступление сербов под Шабацем задерживали значительные силы 2-й армии на более длительный срок, чем это было желательно. Австрийское командование вынуждено было изменять свои планы в Галиции, в особенности под Львовом, которому угрожали русские 8-я и 3-я армии.

Русские же войска в ходе Галицийской битвы заняли почти всю восточную Галицию и почти всю Буковину с городом Черновцы и осадили Перемышль. 10 ноября русская армия взяла Лупковский перевал и перешла Карпаты. В этом грандиозном сражении главные силы Австро-Венгрии потерпели поражение. Планы германского командования удержать весь Восточный фронт силами только австро-венгерской армии потерпели крах. Германии пришлось брать на себя большую часть нагрузки на восточном направлении мировой войны, что предопределило ее окончательное поражение в 1918 году. В дальнейшем ход войны был менее благоприятен для Сербии, но надо отметить, что Россия, несмотря на отдельные неудачи на фронтах, не раз пыталась помочь сербской армии. То, что эта помощь была не столь эффективна, в немалой степени объясняется и тем, что ей одновременно приходилось спасать и Францию, и Румынию.

Говоря о действиях России на Балканах в ходе Первой мировой, нельзя не упомянуть о почти забытой странице — о гуманитарной помощи русского народа сербам. С первых дней войны начался сбор средств, медикаментов, одежды для сербского населения. Главными инициаторами сбора помощи стали Московский славянский комитет и Сербское подворье в Москве, Петроградское славянское благотворительное общество. Кроме того, Славянское благотворительное общество и вдова российского посланника в Сербии А.П. Гартвиг независимо друг от друга, учитывая опыт балканских войн, спешно начали сбор средств на организацию санитарных отрядов в Сербию и Черногорию.

Русский Свято-Пантелеймонов монастырь на Афоне направил в Сербию санитарный отряд из 18 монахов во главе с иеромонахом Епифанием. Этот отряд действовал в Нише, при лазарете московского отряда княгини Трубецкой. В течение сентября 1914 — марта 1915 года была налажена продовольственная помощь, помощь населению разоренных войной областей, открыты русские благотворительные учреждения в Нише и Белграде, оказана поддержка госпиталям.

Огромную роль в организации гуманитарной помощи, кроме различных российских благотворительных обществ, сыграл Российский императорский дом. Без их поддержки столь масштабная помощь была бы невозможна. Русские люди всех сословий жертвовали, конечно, не ради «имперских амбиций» России. Такое отношение стало возможным благодаря тому, что русские в своем большинстве почувствовали высокий морально-нравственный мотив, которым руководствовался российский император, объявляя о вступлении России в войну. Только Ленин и иже с ним — люди, лишенные всякой морали, кроме «инопланетной» большевистской, — могли утверждать, что для России первая мировая война была империалистической.

Великая война 1914–1918 годов была не нужна России. С точки зрения чисто материальной, так сказать, «реал-политик», нужно было провести Сараевский кризис по сценарию Боснийского, позволить Австрии делать с Сербией что та хочет и завершать модернизацию экономики и армии. Но Россия вступила в Первую мировую войну, руководимая нравственными, а не материальными императивами по отношению к родственному славянскому православному народу. В феврале 1917 года пришедшие при поддержке Англии и Франции к власти заговорщики сместили главного носителя этого морально-нравственного императива — императора Николая II, привнеся в представления о характере и целях войны дух торгашества, расчета, лакейства. Но это было поражение уже другой России, совсем не той, которая в августе 1914 года шла на помощь братской Сербии. Та Россия свою победу одержала, моральную — которая стоит многих побед на полях сражений.