Покажи мне, Господи, Россию…
Марина Константиновна Кротова родилась в Ленинграде. Окончила филологический факультет (отделение русского языка и литературы) Ленинградского Государственного университета.
Работала в различных изданиях Ленинграда – Санкт-Петербурга, в основном связанных с архитектурой и реставрацией.
Автор трех книг, посвященных послевоенным ленинградским реставраторам, а также двух поэтических сборников.
Член Союза журналистов Санкт-Петербурга. Живет в Твери и Санкт-Петербурге.
Покажи мне, Господи, Россию…
* * *
Царство-государство,
Родина моя –
Горькое мытарство,
Трели соловья.
Соловей-разбойник
В затесях живет
Ножичек достанет,
Песенку споет
Про молитву Богу,
Про поклон царю,
Вечную дорогу,
Алую зарю,
Близкое коварство,
Дальние края…
Царство-государство –
Родина моя.
* * *
Покажи мне, Господи, Россию,
Покажи мне ту, которой нет,
Яко свят Ты, Боже, и всесилен,
Яко вечен Твой надмирный свет.
Покажи мне озеро Чудское,
Покажи кровавый талый лед,
Покажи мне солнце золотое,
Что над псковской Троицей встает.
Покажи Бортеневское поле[1],
Где, татарский заметая след,
Кружит снег размашисто и вольно
И победный видится рассвет!
Пусть кипит душевная растрава,
Но мне нужно это, и сполна:
Покажи мне дело под Полтавой,
Покажи мне прах Бородина!
Покажи мне ужасы блокады
И зарницы пулковской весны,
И солдат, вернувшихся из ада,
Из пожара проклятой войны.
Я увижу вас, мои родные,
Пусть и на мгновенье, впопыхах…
Покажи мне, Господи, Россию,
И не дай ей сгинуть во грехах.
* * *
Ты выплываешь из моей печали,
Моя непостижимая Москва,
Кружит, кружит, кружит витком прощальным
Бесстрашная осенняя листва.
Кружит над Сретенкой и над Арбатом…
А я тебя, моя Москва, зову;
Тобою я объята и распята
И лишь с тобою вместе оживу!
Я – кровь твоя, я – твой сосудик малый,
Частичка вечной Матери-Земли,
И если ты, моя Москва, устала,
То я воспряну, только повели….
Исполню всё, что б ты ни попросила.
Переживем хулу, тюрьму, суму –
Ведь вновь центростремительная сила
Меня толкает к сердцу твоему.
* * *
Один сказал: «У меня дети, жена…»
Другой сказал: «У меня мать больна…»
А третий сказал: «Война!»
Жена ушла, выросли дети.
И, к счастью, поправилась мать.
И никто не вспомнил, где тот, третий –
Тот, который ушел воевать.
Сколько лет прошло – не считал никто.
По Земле идет Иисус Христос.
Он пришел опять, чтобы всем сказать:
Прав был третий,
Тот, который ушел воевать.
Аленький цветок на горе растет,
Пусть посмеет кто лепесток сорвать –
Он горит и жжет – это кровь его,
Третьего, который ушел воевать.
* * *
Мы – псковски́е! Мы – тверские!
Мы – ребята костромские!
Из-под Новгорода мы!
Ну а я, брат, из Перми!
Мы – смоляне! Мы – куряне!
Мы – с Сухоны, вологжане!
Из Тарусы родом мы!
Ну а я – из Хохломы!
Из Рязани, из Тамбова,
Из Калуги… Право слово,
Не измерить, не объять
Нашу зна́менную рать!
Мы – псковски́е, мы тверские…
Наша Родина – Россия –
Делом праведным жива
Под защитой Покрова.
Отряхнемся, обернемся,
Не заблудимся, прорвемся –
Будем биться до конца,
До небесного венца!
* * *
Архангеле Михаиле!
Целую твои крыла
И черпаю, черпаю силы -
Пока – на земные дела.
Пока – на земные заботы,
Пока – на земную судьбу,
И чувствую: где-то и кто-то
Мою принимает мольбу.
С тобою, Архистратиже,
Вершу свой прекрасный полет
И чудо чудесное вижу,
Спасаюсь от всяких невзгод.
Спасаюсь, спасаюсь, спасаюсь...
Неяркая всходит заря.
Обиды последние тают
В прохладных лучах ноября.
* * *
Время близится к войне.
Ветер душу разрывает,
Дождь без умолку рыдает,
Угасает свет в окне.
Время близится…Зима.
«Так-тик-так!» – диктует стрелка.
Колесо вращая, белка
Сходит медленно с ума.
Время… Дней круговорот.
Время наше, время оно –
И секирою Беллона
Отмечает свой черед.
Vita nostra brevis est[2] –
Вмиг растаял снег отважный.
Трубный глас, густой и влажный,
Разливается окрест.
Сердце плачет о весне,
Ясноглазой и желанной,
Но негаданно-нежданно
Время близится к войне…
* * *
На Белой башне дремлет пулемет…
(Анна Ахматова. «Русский трианон»)
Осенний день. Четырнадцатый год.
И в царском парке желуди поспели,
И кружатся в старинном вальсе ели,
И клены водят пышный хоровод.
Здесь разлилась такая тишина!
И кажется, что мир во всей вселенной
Живет – крылатый, вечный, вдохновенный…
Наивный мир… забыл, что есть она –
Война – с ее немыслимым трудом –
Кровавым, оголтелым, беспощадным,
И мир застыл видением прощальным,
И треснул под германским сапогом.
Не плачь, Европа! Царское Село
Твои мечты спасет своим покровом,
И русский царь в своем сраженье новом
Расправит обожженное крыло...
Переставляю числа наугад:
Четырнадцатый? Сорок первый?
Вновь над главою мраморной Минервы
Летит в безумье огненный снаряд.
Война испытывает нас опять
На прочность, на любовь, на страх и зависть,
И наших душ извечные терзанья
Еще нам долго будет не унять…
Осенний день. Четырнадцатый год.
Выходит тень из легкого тумана,
И так тревожно – помните ли, Анна?! –
На Белой башне дремлет пулемет.
* * *
Памяти Евгении Михайловны Огурцовой[3]
А Врангель влетает в Царицын.
И Волга туманом дымит,
И пыль столбовая клубится,
И гневное солнце горит.
Не видно ни красных, ни белых –
Все сжалось, сварилось, сплелось,
Лишь птица, крича очумело,
Клюет чью-то свежую кость…
Рояль изливался Шопеном,
В садах отцветала сирень,
В объятьях июньского плена
Изнежился ласковый день,
И девочка Женя играла
Свой самый любимый этюд…
А где-то у Волжского вала
Вершился неправедный суд,
Неправедный суд человечий,
Где брата преследует брат,
Где сабля легко и беспечно
Сечет от макушки до пят –
Кроит черепа без разбора,
И быстро, и дерзко… Но вот
Над Волгой в хрустальном уборе
Заря молодая встает,
И девочка Женя уснула,
Затих и старинный рояль,
На краешке венского стула
Дрожит голубая вуаль.
Далекие струны звенели,
И мирный ей виделся сон:
И конница армии Белой,
И Волга, и черный барон,
И цокали тихо копыта,
В пылинки дробя темноту,
По долгой дороге, разбитой,
Всё шли – в пустоту, в пустоту…
Михаил и Анна
Г.П.
Опять над Русью ворон мрачный кружит,
Опять беда копьем звенит везде…
Княгиня ждет, печалится о муже,
И плач княгини слышится в Орде:
«Мой князь, родной, прекрасный и желанный,
Моя рука твое тепло хранит,
Моя слеза твои омоет раны,
И снимет жар, и жажду утолит…
Пусть говорят, что путь твой безрассуден,
Пусть говорят, что льешь напрасно кровь,
Но этот путь – лишь Господу подсуден,
И с Ним пребудет Вера и Любовь».
Их двое на кресте, а значит – вдвое
Умножатся и счастье, и печаль…
Вдвоем воскреснут светлою весною
И улетят в неведомую даль.
Сквозь трепетные волжские туманы
Пред нами предстает святая рать:
Над древней Тверью – Михаил и Анна[4],
И с нами Бог и Божья благодать.
* * *
Летает ангел мой, незримый,
Над головой моей кружа,
И Купины Неопалимой
Нисходит благодатный жар.
Он здесь во всем – в верхушках сосен,
Скрипящих в таинстве ветров,
Где ослепляющая просинь
Звенит меж быстрых облаков;
Он – на кресте часовни скромной,
На листьях трепетных берез,
Над всей землей моей огромной
И над сияньем вешних гроз.
Господь – в твоем прикосновенье,
И в нашем праведном труде,
И в каждом шаге и мгновенье,
И на неведомой звезде.
И мы, притихнув у порога,
Глядим на пламенную сень
С таким же страхом и восторгом,
Как старый штурман Моисей.
* * *
Гори, мое солнце тверское!
Ущедри холодные дни!
Над Волгой, великой рекою,
Зажги голубые огни!
Гори, мое древнее солнце!
Ты – свет немерцающий мой,
По улицам пыльным и сонным
Пройдись золотою стрелой!
И пусть роковая немилость
Тебя затуманила, но
Ты кровью святой Михаила[5]
Навеки обагрено.
И плачет прозрачною ранью
Земля, и березы молчат,
И руки озябшие тянут
К твоим животворным лучам.
* * *
Золушка! Жизнь превратилась в золу,
В серую горстку в остывшем камине,
Краски поблекли на старой картине,
Просо рассыпано, щели в полу…
В туфлях хрустальных нельзя танцевать:
Колки и жёстки хрустальные туфли,
Вены набухли, и пальцы распухли,
Треснул хрусталь… Ах, и что с него взять?!
Шёлковый шарфик протерся до дыр,
Кучер исчез, и сломалась карета,
Кони волшебные бродят по свету,
Где-то кончается свадебный пир…
Он на войну направлялся, твой принц,
Ты и рукою взмахнуть не успела…
Пуля свистела, свистела, свистела
И долетела, и падает ниц
Мальчик кудрявый… Лишь пыльная медь
Громкой трубы на закате искрится…
Золушка! Ты не успела влюбиться,
Ты не успела его разглядеть.
…Минули, сгинули тысячи лун,
В доме разбросаны вечности крошки,
И похоронку в прохладной ладошке
Тихо клюёт и клюёт Гамаюн.
Савватиева Пустынька[6]
Горка с крестом, и купель, и колодец –
Это обители тихой приметы.
Добрые знаки чудесной погоды,
Благостных дней уходящего лета.
Здесь застывают часы и минуты,
Тихо качаясь на ветках еловых,
Здесь умолкает встревоженный путник,
Здесь умиляется путник суровый.
Здесь, у Савватия, силы даются,
Вера, Любовь и Надежда творятся,
Здесь и оковы уныния рвутся,
Здесь помышляется Божие Царство.
Здесь в суете двадцать первого века
Слышатся вечности колыханье,
Непостижимая музыка ветра,
Песни небес и земное дыханье.
* * *
И справа налево, и вспять, и назад, и обратно
Крути, старый Хронос, упорно рабочую ось –
Прорвется черта, и не будет, не будет возврата
Тому, что случилось, сложилось, совпало, сбылось.
Уходят в туман корабли, поезда, самолеты,
И розы бледнеют, и падает навзничь ковыль,
И плавятся пушки, ракеты, мечи, пулеметы,
И кружится-кружится в воздухе ржавая пыль.
И войны уходят, и толпы былых полководцев
Бросают доспехи к ногам обезумевших вдов,
Святая вода высыхает на доньях колодцев,
И страсти людские закрылись на вечный засов.
Уходит в обнимку со Змием прекрасная Ева,
Адамова тень навсегда застывает во мгле…
И тихие звуки далеких вселенских напевов
Прощальным дождем застучали по нашей Земле…
И я ухожу … И последняя тает улыбка
В последних лучах несказанной, волшебной зари…
Ах, Господи, Боже, ах, сделай вторую попытку,
Ах, Господи, Боже, нас заново сотвори!
[1] 22 декабря 1317 года Михаил Тверской в Бортеневской битве с князем Юрием Даниловичем впервые в истории обратил в бегство поддержавшую Юрия ордынскую конницу.
[2] Наша жизнь коротка (лат.)
[3] Е.М. Огурцова (1909–2008) – мать руководителя Всероссийского Социал-Христианского Союза освобождения народа И.В. Огурцова.
[4] Князь Михаил Тверской и его супруга Анна Кашинская, святые Русской Православной Церкви
[5] Св. благоверный князь Михаил Тверской – небесный покровитель Твери; убит в 1318 году в Орде.
[6] Место, где обитал преподобный Савватий Оршинский, основавший в конце XIV века монастырь под Тверью.