Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Безбилетник

Иван Сергеевич Коротков родился в 1996 году в Москве. В 2014 году окончил среднюю школу № 1426 и поступил на факультет картографии и геоинформатики МИИГАИК.
Прозу пишет с девяти лет. Публиковался в периодической печати, в том числе в журналах «Наша молодежь», «Природа и человек», в газете «День литературы».
Живет в Москве.

Когда я выходил из застоявшегося, забродившего, душного воздуха квартиры одногруппника, тот крикнул мне, что лучше доехать до метро на автобусе. «Здесь прилично топать», — кинул он мне вдогонку. Но я не настолько богат, чтобы платить за проезд, а ждать каждую остановку контролёров, как шпион на задании, желания не было. И я отправился пешком. Повозившись пальцами по маленькому экранчику, я сориентировался и направился через дворы. Я люблю Москву. Измученную, усталую, вечернюю, часо-пиковую. Она как старая жена, которая потеряла привлекательность, и теперь — уже просто-напросто самый надёжный в мире друг, когда всё остальное между вами — либо фальшь, либо агония того, что было тогда, в начале начал, когда случился ваш собственный большой взрыв... Видеть спешащих домой с пакетами продуктов людей, разглядывать их, дивиться сходству: они, словно электроны, вертятся вокруг больших узлов — ядер — станций метро, политиков, богачей, аферистов, кумиров, артистов, футболистов. И все, подобно отработанной руде, летят вечером в отвал. Все-все, до мельчайшего камешка. Гигантские терриконы через пару-тройку часов погрузятся в сон... Или это я о смерти?

Я остановился покурить. Усталый свет жёлтых фонарей перерождался и омолаживался в жёлтых с зеленцом глазах, какие бывают только у кошачьего рода. Чёрная с кончиков ушей до лапок, обглоданная и исхудалая, как бессонная ночь городского жителя, эта дворовая кошка и не думала терять природного изящества. Она на миг застыла в обтекаемой, полной готовности и звериной расчетливости, позе. Её взгляд полноправного жителя ночного города остановился на мне. Может, её заинтересовал красный огонёк, светящийся у меня в руке, словно глаз хищника. Я ответил ей спокойным и печальным взглядом, сделал последнюю затяжку и выдохнул дым, закашлявшись на всю улицу. Животное, находившееся от меня в полутора метрах, немного испугалось, попятилось, но затем вновь безмятежно, с тем же усердием и с той же необычайной лёгкостью, что и её сородичи на многомиллионных выставках, принялась вылизывать себе лапы.

Я люблю всякую Москву. Но когда город бешено вертится перед тем, как замереть, — истинное наслаждение наблюдать за ним. И сейчас все образы, проникающие извне, будоражили моё воображение: дворник взметал кучи листьев около зеленых кубическо-авангардных контейнеров для сбора мусора; дама говорила по телефону, перекрикивая лай маленькой собачонки; группа подростков со смехом и шумом пронеслась мимо, словно ватага воробьёв; молодые мамы с колясками, угрюмые рабочие, навьюченные пакетами женщины, студентки, быстренько семенящие ножками в предвкушении горячей ванны, измочаленные мужики с банками пива, бесчисленные участники броуновского движения со всеми атрибутами и декорациями — все они создавали неповторимое уже никогда и в то же время циклически повторяющееся в приближении к бесконечности действо.

Пьянящий воздух августовской пятницы наполнял мои лёгкие, и те передавали сигналы в мозг о том, что жизнь хороша, и что утреннее похмельное состояние наконец-то отходит на второй план. Я шёл вальяжной походкой, как капитан по своему судну. Я чувствовал себя хозяином своей судьбы, но мне было плевать на это. О, сколько бы я отдал, если бы обладал способностью влиять на чужие судьбы. Вернее, на родные, близкие мне до стука в висках, судьбы. Это постоянно висело на мне тяжким грузом, но сейчас я заставил забыть себя об этом и вышагивал по тротуару, как в те безоблачные четырнадцать лет, когда детство уже на закате, но ты шлепаешь босыми ногами по пыльной дороге с деревянном мечом в руке и ощущением непобедимости и всемогущества в сердце. Я был несказанно рад, что это чувство вернулось, на миг сменило обычную подавленность и безвыходную тоску, словно через брешь в бетонной стене в сырой подвал проник обжигающий луч света.

Метрополитен вырос неожиданно, как форс-мажорная нота. На лестнице я посчитал все ступеньки и почему-то подумал, что так же, как я спускаюсь в метро, так же быстро пролетит жизнь, и я спущусь в гроб. Ближе к турникетам я выбрал себе подопечного: он проведет меня в «царство теней». Им был худощавый паренек. К нему легче всего прислониться, чтобы пройти через турникет вместе. Эти действия я уже совершал на автоматизме, как вор-карманник снимает золотые часы... За доли секунды я оценил ситуацию. Полицейский стоял один, и его от меня отгораживал поток выходящих людей: возможностей для манёвра множество. Я прошёл в крайний турникет, как вдруг внезапно моя рука оказалась в цепкой ладони огромного детины в погонах.

— Ваш проездной документ, — спокойно, с неясной полувопросительной-полутребовательной интонацией, обратился он ко мне.

«И как я только так лоханулся. Как ребенок. Попал в засаду!» Не то чтобы я боялся штрафа или меня грызла жаба (хотя я и не собирался его оплачивать). Было как-то обидно, хотя уже давно наездил бесплатно столько, что с меня хоть четыре штрафа бери, а если учесть электричку...

Детина передал меня тому полицейскому, которого я заметил сразу. Им была молодая девушка с простецким лицом доярки. Её стройное тело, туго перехваченное поперёк чёрным ремнём, мучилось, изнывало, будто недоумевало: что оно делает в этой неудобной чёрной форме. Вообще, эта стройная фигурка никак не вязалась с простыми чертами лица, это вызывало во мне противоречивые чувства досады и любопытства.

— Пройдемте, — сказала она казённые слова так просто и человечно, что мне стало не по себе, как-то непривычно и странно. Неуютно, будто горшок с диковинным цветком поставили по центру коридора в налоговой или паспортном столе...

Потянув на себя массивную железную дверь, я первый раз в жизни оказался внутри аквариума с надписью «Полиция». Я протянул паспорт, предупредив вопрос, и столкнулся с ней взглядами. На секунду она застыла, глядя на меня, будто что-то поймала, а я был поражён зеленовато-желтым оттенком радужки. Где-то я видел его... Я попытался вспомнить, но вся эта нелепая ситуация как-то выбивала из привычного ритма, и мозг работать отказывался.

Она выписала мои данные в протокол, быстро, но почти старательно вписывая округлым, детским почерком: «г. Москва». Мне показалось, с некоторой любовью...

— Чертаново? Чего ж не платим, земеля? — шутливо, доброжелательно спросила она. Никак не ожидав этого вопроса, я растерялся. Собравшись наконец с мыслями, я вдруг выпалил всю правду, которая накипела белым налётом по стенкам души. Я рассказал и об умершей в родах матери, и о тяжёлобольном отце, и о маленькой сестре, и о своей болезни, и о мелких проблемах, и все смешал в огромный клубок неприятностей, в конце своего повествования большой жирной точкой обозначив свои проблемы по части личной жизни: «Девушки будто бегут от меня».

Она была внимательна, как доктор, который слушает лёгкие, именно как этот врач, а не как психиатр или психолог, без этого искусственно-жалостливого фальшивого и невыразимо-унижающего выражения на физиономии. И когда она внимала мне, я видел в её чуть подкрашенных глазах жизнь. Цветущую, молодую, сильную энергию, от которой звенит в ушах, будто взлетает самолёт. После моего нелепого и спонтанного монолога она протянула мне планшет с распластанными на нём протоколом и квитанцией, бумаги задрались вверх от случайного сквозняка. И в кошачьих глазах девушки читалось, как бы ей хотелось быть сейчас где-то, где случайный ветерок развевал бы её платье, а не эти выбеленные, бездушные бумаги. Зашёл детина, оглядел нас ощупывающим взглядом, что-то взял со стола и тут же вышел.

— Мои родители умерли, — просто, убийственно отмерила она сухую горсточку слов.

У меня внутри похолодело. Я подписал протокол, забрал квитанцию, и выскочил с бьющимся сердцем из аквариума. На меня вдруг накатило озарение, такое явственное, осязаемое, словно я держал его в руках. Мы оба — безбилетники на стремительном поезде жизни. Я — запрыгнул на последнюю подножку и теперь истерично ною, находясь в багажном вагоне, как маленькая девчонка. А она — потеряла билет, но, не унывая, взяла ситуацию в свои руки, подружилась с проводницей-судьбой, от которой я прячусь в тёмном пространстве и предаюсь тоске. Понимание этой простой истины ворочалось колючим ежом прямо в душе. Я проехал несколько станций подземки, и, поднимаясь по лестнице, которая, казалось, уходила в звёздное небо, вдруг вспомнил, где видел эти глаза. Чёрная полицейская форма и аккуратные, изящные движения не оставляли никаких сомнений в эзотерической мысли о том, что она и есть та желтоглазая кошка у подъезда.

Я зашёл в ближайший супермаркет и купил для неё пачку «Вискаса».





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0    

Читайте также:

<?=Спасти себя?>
Иван Коротков
Спасти себя
Рассказ
Подробнее...
<?=Там, где проще?>
Иван Коротков
Там, где проще
Рассказ
Подробнее...