Из архива профессора Сног-Сшибалова
Михаил Алексеевич Жутиков родился в 1941 году. Окончил Ленинградский политехнический институт, радиоинженер, канд. техн. наук. В журнале «Москва» публикуется с 2000 года как публицист. Автор книги «Проклятие прогресса: благие намерения и дорога в ад» (М., 2007), где сформулирована доктрина «демонтажа цивилизации».
Стихи публикуются впервые.
Живет в Москве.
Недавно эмигрировавший на остров Гваделупа профессор астрофизики Сног-Сшибалов, известный своей экстравагантной теорией происхождения Солнечной системы из отлетевших от Солнца пятен, оставил издателю свой архив с позволением распоряжаться им по своему усмотрению; кроме того, он снабжает нас многообразной текущей корреспонденцией. Со всей возможной тщательностью здесь и далее мы следуем текстам ученого, поражающим своей исследовательской глубиной.
В КОГО ВЛЮБЛЯЮТСЯ ЖЕНЩИНЫ?
Женщины влюбляются:
в ловких, серьезных, отзывчивых, хозяйственных, находчивых, безалаберных, трепачей, несчастных, больных, идиотов; в ярких, умеющих себя вести, умеющих носить одежду, в теряющих кепку, в забывающих, куда шел; в брюнетов, в тонкую усмешку, в усы, в орлиный профиль, в лицо со шрамом; в пожилых с сединой, сильных с достоинством, в слабых без самолюбия, в робких, верных, надежных, в тех, кому они безразличны; в поэтов, в высоких военных, в художников в шляпе; в оригинальных, отчаянных, говорящих умное и приятное, в говорящих дерзости, в молчаливых, в говорящих дичь; в блестящих, остроумных, талантливых, спокойных, выдержанных, в тупых, как пень; в закройщиков, атлетов, артистов кино; в мастеров на все руки, в тех, у кого все валится из рук, во все делающих до́ма, в ничего не делающих до́ма, в ничего не делающих нигде; в полярных летчиков, воров, трубочистов, адвентистов 7-го дня, в гуру, в гетмана Мазепу; в некурящих, солидных, умных, в нервных, небритых, в глуховатых без ноги; в кочегаров, физиков, гарсонов, комиков, писателей, канатоходцев, теноров, аристократов, почтальонов, сантехников, дворников, шпагоглотателей; в доезжачих, конюхов, жокеев, менеджеров, ветеранов сборной; в казаков, водовозов, спекулянтов, таксистов, мэров, мошенников, в ловцов акул; в бородатых, кудрявых, лысых наполовину, лысых на три четверти, в дерзкий взгляд; в нежных, спортивных, веселых, рисковых, бодрых, малограмотных; в осторожных, тонких, обходительных, галантных, скрытных, ревнивых, буйных, мятежных, любезных, скромных, малоимущих, в заросших в одной майке, в лежащих на диване целый день; в диск-жокеев, водителей трамвая, дельтаплана, мотороллера; в калек, полководцев, флейтистов, прокуроров, хирургов, экспедиторов, сюрреалистов, в заведующих отделом прозы; в худощавых, щедрых, тактичных, обаятельных, помогающих по дому, в не знающих где что лежит; в нос с горбинкой, нос бульбочкой, нос винтом, в уши лопухами, в хищные зубы; в пастухов, контрабандистов, замов по идеологии, прожектеров, доцентов, чечеточников, вратарей, миллиардеров, шутников, авантюристов, тренеров дзюдо; в увлеченных, бескорыстных, в скупых, жмотов, в куркулей; в музыкальных, в любящих тещу, в не любящих балет; в энергичных, благородных, смелых, загадочных, застенчивых; в брюзжащих, в перепивших и недоповесившихся, в беспомощных с хорошей улыбкой, в уходящих навсегда и приходящих снова; в говорящих по-французски, в трубачей, пасечников, отставных регулировщиков, пианистов, зубодеров, банщиков, скульпторов, брачных аферистов, мясников, композиторов, бомжей; в управляющих банком, картофелеводов, работников Крайнего Севера; в дегустаторов, изобретателей, спасателей на водах, взломщиков сейфов; в бледных, румяных, красных, свекольных, фиолетовых, в красно-коричневых, зеленых, в акционеров Сургутнефтегаза; в поваров, кондитеров, дрессировщиков, продавцов помидор, бананов, пудры, мочалок, продавцов котят; в ювелиров, дипломатов, астрологов, астрономов, фельетонистов, пожарников, стрелков-радистов, змееловов, менял, парашютистов, психиатров, в ловцов жемчуга; в чучельников, космонавтов, грузчиков, режиссеров, приемщиков стеклотары; в добрых, честных, темпераментных, во вспыльчивых, но отходчивых, в романтиков в разных носках; в комментаторов, точильщиков, неформальных лидеров, хоккеистов, сапожников, баснописцев, гурманов, конструкторов мышеловок; в священнослужителей, кларнетистов, рапиристов, металлистов, лудильщиков, гробовщиков, чародеев, барменов, шоуменов, нормировщиков, сварщиков, флотоводцев, акробатов, тунеядцев, майоров, меланхоликов, лыжников, филателистов, кролиководов, скрипачей, оборванцев, танцоров, репетиторов, бандуристов, фокусников, свинарей, председателей торговой палаты; в пекарей, рокеров, брокеров, спикеров, хакеров, в косоглазых, заик, палеонтологов, танкистов, парикмахеров, дикторов телепрограмм; в озеленителей, куплетистов, охотников, гимнастов, гинекологов, управделами президента, налоговых инспекторов, шулеров, депутатов; в потерявших паспорт, потерявших пальто; в бондарей, извозчиков, графоманов, водолазов, баянистов, жонглеров, стекольщиков, философов-солипсистов, прыгунов с шестом…
Не отчаивайся, брат!
ДРАМА
Профессору Сног-Сшибалову, который уже был представлен нашему читателю, уверенно приписывают ряд известных трагедий: «Отелло», «Гамлет», «Как мы ездили к теще на дачу» и другие. Часть из них ошибочно шла на наших сценах под иноязычными псевдонимами. Но в его архиве обнаружилась рукопись еще одной пьесы, разминувшейся с нашей сценой! Со свойственной ему изысканностью профессор именует ее просто: «Драма». Подобно Софоклу, автор вводит в действие пьесы и самого себя. Мы рады поздравить наших читателей с этой находкой.
Действующие лица:
Осел Бескаравайный
Баран Угорелов-Жмых
Ворона Сотников
Бульдог Посвистов
Коза Оболенская
Профессор Сног-Сшибалов
и другие
Действие 1
Обстановка окраины небольшого городка. Трава, деревянный забор. Слышится пение воробьев, отдаленный лай и т.п.
Осел Бескаравайный, Баран Угорелов-Жмых, Ворона Сотников.
Баран Угорелов-Жмых. Жизнь проходит… Вот что обидно… (Жует.) Подумаешь: вот только что было, и уже нет. (Вздыхает.)
Осел Бескаравайный (насмешливо). Что было? Чего нет-то?
Ворона Сотников (на заборе, положив аккуратно сыр). Конечно, все мечтаешь… Вот и… (Умолкает, похлопывая крыльями, усаживается удобней.)
Баран. Да-а… Полететь бы… Вот мечта.
Ворона. Полететь! Ха-х! И носом об забор!
Осел (косясь на барана). Жуешь? (Иронически.) А все недоволен! Философы! А жизнь вот она! (Смотрит на сыр.) Достают сыр хороший… (Отвернулся.)
Баран (задумчиво жует). Сыр… О-хо-хо.
Ворона (с беспокойством). Да-да… А кто виноват? (Ест сыр.) Я тут пролетал, так проклятый Посвистов… Чуть не выдрал мне хвост. Увидел как раз этот кусочек… Еле я успел.
Осел (издевательски, с досадой). Увидел кусочек! Ну и зрение!
Входит торопливо коза Оболенская с коромыслом, из магазина. На коромысле сумки.
Коза Оболенская. Дураки! Хулиганы!
Вбегает бульдог Посвистов. Нападает на сумки.
Коза. Спасите!
Ворона роняет сыр, который пес тут же схватывает.
Баран (философски). Вот жизнь… Видишь, как. Вот оно было и вот уже нет.
Осел. Что видишь? (С досадой.) Чего нет? Унес, да и все. (Задумывается.)
Конец 1-го действия
Действие 2
Небольшой зал заседаний, немного напоминающий хлев. Все и профессор Сног-Сшибалов за председательским столом
Сног-Сшибалов. Дорогие друзья, сегодня у нас торжественный день. Я прошу внимания (стучит по графину). Сегодня должно произойти наше соединение в едино… единоскотие. Это, прошу внимания… Оболенская! Да… Соединение путем единения... (волнуется) единения целей у нашего гм-м… общего корыта. Оболенская!
Коза. Я не понимаю! Напал Посвистов, и что? Отнял сумки! Единение… объединение…
Шевеление в зале.
Сног-Сшибалов. Мы соединяемся на более глубоком… на основе глубокого… (волнуется) глубокого едения… единения целей.
Коза. Едения! Объедения! На последние деньги, шла из магазина… (Плачет.) Единоскотие… (Плачет навзрыд.) Некому защитить… живу без ласки… а тут этот негодяй… Как жить? Никаких едино… этих!.. пусть единокозие! Чтобы, чтобы… (Плачет.)
Бульдог Посвистов. Ха-ха-ха! Единокозие! Да на тебя посмотреть саму-то! Рога облезли! Ты кто? Ах, ты…
Общее волнение.
Ворона. Я тоже против единоско… скотия с Посвистовым. Он недостоин и… сыр…
Посвистов бросается, ворона отлетает в сторону.
Сног-Сшибалов. Друзья! Друзья! Чтобы решить частные вопросы, нужно вначале принять устав.
Баран (волнуется). Мне кажется, на основе глубокого… концепция… большие цели… А то бескрылость…
Осел (не выдерживает). Вот дурак-то! Был дурак и остался! Где у тебя крылья-то!
Баран. Не в этом дело. И… умному достаточно. (Умолкает.)
Коза. Живешь и так… ничего нет… одна, без ласки… а тут негодяй… (Плачет.) Все отнял! Там были новые… две пары… последних нет… не в чем выйти! дойти… (Рыдает.)
Сног-Сшибалов. Наше едино… наше общество будет решать и вопросы наказания. Справедливо, на основе большинства.
Осел. Я считаю, наказать Угорелова!
Баран. За что??!
Осел. За то! За то, что баран!
Бульдог. Я против. Я считаю, Оболенскую исключить.
Сног-Сшибалов. Мы еще не объединились. Мы не приняли устав. У нас имеются разногласия. Но чтобы объединиться, нужно общее решение. Друзья!
Бульдог. Решение, вот именно! Оболенская ударила коромыслом! Дрянь такая! Да я тебя…
Коза. Караул!! (Убегает.)
Осел. Я прошу слова! Я… в порядке ведения!
Сног-Сшибалов. Да. Говорите.
Осел. Где это общее корыто? Когда нам покажут?
Общий шум, крики: «Да! Правильно!»
Конец 2-го действия
К сожалению, в третьем действии в рукописи оказалось разборчивым только слово: «Занавес». Однако криптографы продолжают работать над расшифровкой текста, где некоторые слова удалось разобрать: «единоскотие», «сукин сын» и «парламент», а также несколько нецензурных. Удалось разобрать также заключительную реплику Сног-Сшибалова: «Все вон!!!»
ИСТОРИЯ ФОРДА ГЕНРИЕВА
Быль
Известный читателю профессор Сног-Сшибалов творит и малую прозу. Он прислал нам две своих миниатюры – чудненьких, чудненьких! Непонятно, правда, про что. Мы решили предложить их читателю как образец позднейшего постметафоризма под граундом, как именует в послании свое направление сам профессор. Где он только находит время для такого разнообразия трудов! И как же следит ногой во времени… идет в ногу со временем, хотели мы сказать.
Форд Генриев надумал собрать в собственном гараже свой собственный трактор!
«Я буду славен, – планировал он. – Ведь я своими руками…»
Ну, и тому подобное.
Что тут скажешь. У людей разные бывают направления ума. Другие, например, работать любят. А третьи наоборот – лежа вопросы решать. Декарт, так тот, говорят, только и делал, что лежал.
Гараж у Генриева – самодельный. Доски не обрезные, сороковка, по ширине где какие, но прочные. Снаружи обшит, естественно, листовым железом – обыкновенным, без оцинковки. Но прокрашен зеленой краской, выглядит, как говорится, вполне! Изнутри между досок заметно, конечно, что жестянка ржавчиной золотится, да это кому мешает?
Начал он с самодельной рамы – кой из чего сварил, получилось ничего себе, неплохо совсем.
Но пришел пожарник.
– У тебя сварка тут, а кругом дерево, – говорит. – И масляные тряпки. – Вежливо, с толком говорит. – Ты предприниматель, что ли?
– Да! – отвечает Форд Генриев.
– Ну вот и предпринимай: либо я тебя официально штрафую за нарушение. Либо активность ликвидируй.
– Как «ликвидируй»! Я собираю трактор! – возмутился Генриев. – Мной гордиться надо! За что штраф??
– За то, что нарушаешь. Не живешь спокойно. Никто же не варит?
– Так никто же и не делает ничего! А я трактор!.. А тряпки у меня все в ящике.
– Тем более, – говорит пожарник. – Загорится, не увидишь. Соображать надо. Ты по народу равняйся. Соборность нужна, слыхал? Чтоб никто ничего! Все одинаково. А там предпринимай себе что хочешь. Но чтоб одинаково.
(У нас умный пожарник, все кроссворды отгадал за двадцать лет. Все буквы совпали! Такой не во всякой академии член. Да что там говорить.)
– Так я же трактор! – свое опять Генриев. Никак не поймет.
– Вот что, ты, я вижу, тормозной у нас, – говорит пожарник. – Мне твой трактор… Ты чего-то хочешь, так? А дослушать не хочешь. Плати сотню в день и закрыли вопрос. Даже так, пойду навстречу: две штуки в месяц – и собирай хоть ракету «Протон».
– Как так?! – не может понять Форд Генриев. Не засмеялся даже шутке про ракету. Вот как человек бывает не в себе!
– Тьфу, - плюнул пожарник. И ушел.
Пока Форд Генриев приладил колеса, пока подвеску подрессоривал да гайки подтягивал, тут и участковый пришел.
– Та-ак, - говорит. – У тебя документы какие на колеса?
– Я в овраге нашел. Шикарные! Я тут подстучал диски, покрасил, гляди, как хорошо вышло!
– Вышло, говоришь. Ты, значит, на колесах поедешь. А мы, значит, так себе, небесные ласточки? Так, что ли?
– Почему?? При чем тут… – Однако уже понимал кое-что Форд Генриев. До чего-то догадывался. – Нету у меня сейчас, – говорит. – Понимаешь? Все на трактор уходит. Сварочный аппарат, понимаешь…
– Аппарат. У тебя, значит, аппарат. Ты, значит, звезда кино. А мы, значит… У тебя, может, и самогонный есть? Документы на аппарат показывай.
– Да я же… Я же с рук, – говорит Форд. – Тут еще ремонта сколько было. Трансформатор сам перебирал, перемотал обмотку. Он же шов совсем не брал, еле искрил. Коротили витки.
– Ну, ты вообще, – говорит участковый. – Ты умный, что ли? Ты предприниматель, а такой умный. Нельзя предпринимателю быть… Одним словом, ты подумай денек-два, а я в конце недели зайду. Сейчас некогда мне. Ты пока штучки три приготовь.
Ну, Форда Генриева так просто не нагнуть. Он уже и двигатель откуда-то припер. Сидит, протирает. «Тут, – рассуждает, – поменять поршневую, само собой. Клапана притереть… Работы, конечно, много. Но…»
Но заходят как раз тут двое молодцов. Красавцы ребята, стройные. Один с верстака молоток берет и вертит.
– Хороший у тебя, говорит, молоток. – И положил обратно. Еще чего-то посмеялись между собой и ушли.
Ну, к утру сгорел гараж у Форда Генриева. Замыкание проводки. Еле потушили, когда уж выгорели и доски. Жестянка черная вся, отслоилась – где свалилась совсем, а где еще коробится. Пожарник и штраф выписывал. Выписал по-божески, умеренно: всего пять тысяч. А как же. Непорядок. Кругом тоже гаражи. А если каждый замкнет проводку?
– Дурак ты, – говорит, – Генри Фордиев или как тебя там.
А участковый и говорить не стал ничего, только глянул и мимо куда-то пошел по делам. Ему не до пустяков.
Потом Форда Генриева нашли за гаражами, у оврага как раз. Живого, конечно. Не сильно и били, не звери же. Не садисты. Одна трещина всего в ребре и некоторое время челюсти не совсем сходились. А так ничего, оклемался. Через неделю сам и говорить мог. Говорит, все спрашивали: понял или нет про соборность? Непонятный какой-то вопрос. Но он кивал, что понял.
Он теперь на работу ходит. Устроился в автосервис. Ничего, взяли. Теперь он там слесарь. В коллективе человек. Он сам по себе неглупый, Форд Генриев, и с руками у него нормально. Так что прилаживается к делу. Ребро у него срослось. Иногда, говорит, покалывает немного, когда сильно вздохнешь или согнешься как-нибудь неловко – ну, так и времени немного совсем прошло.
ПАРТИИ И КАНТ
…А тут сверху указ вышел: чтобы всем разными быть! Всем чтобы разделиться по разным партиям. Вот это правильно. А то и правда, наделали партий всего ничего: девяносто семь. И все! Ясное дело, мало. Даже до сотни не дотянули. Это что за плюрализм? Это в каждой партии сколько же выходит членов? Несметные тыщи. Где тут разными будешь? Надо хоть по десятку, что ли, рыл в одной партии, для начала. Членов, я хочу сказать; а там и тех разогнать. Не то все равно подерутся… А когда каждый в своей партии и никого в ней больше нет – вот это милое дело. Чтобы миллион партий, это минимум! Минимум! – ну, это, конечно, на всю область. А то не с кем правительству посоветоваться.
Все прежние надоели, одно галдят: гу-гу, гу-гу. Долой то, долой это, всех долой, а нам оклад прибавить. Одеваются тоже одинаково, пиджаки на всех. Как отличить?
Надоело.
Теперь, что же: на район по разнарядке назначили нам и всего только сорок три тысячи партий, но мы и ту норму не выполнили. Еле-еле основали две тысячи сто две. И те – кое-как, мотались по району, с ног сбились, всю почти неделю не спавши. Ну никак больше не собрать! Остальной народ спал, с пятницы еще. Ну, и указ проспал, известно. С пятницы его в какую партию? Он и в туалет-то еле в дверь попадает. А кого и совсем не пустили домой в квартиру, по лавочкам спят. А ведь октябрь на дворе, холодно. Ему какая партия.
Ладно. Мудрили-мудрили, а чем мудрить? В голове один голый ветер. Как тут разнарядку выполнить? Тут не обойтись без ума, как говорится, драматического – уровня, к примеру, Канта или Ильи Семеныча. Есть у нас один, в подвале на картонке живет. У них там у каждого своя картонка, приватизирована. Хорошо живут, чисто. Два простых кандидата наук из НИИ и один аспирант бывший. И Семеныч, бывший доцент. Сплошная латынь, а штаны на проволоке. Вылитый Кант, даже некоторые не отличают. Ну, правда, они Канта не видели.
Ну, привели. Лысину чешет. Да. Это тебе не латынь, сорок три тысячи партий основать. Тут и Семеныч задумается, не то что Кант. Как ты их оснуешь, чтобы все разные? Ну, один пиджак наизнанку вывернул, другой штаны надел на голову – а все сильно-то разными не выходят. Были два дурака и есть. Сходство опять. Где взять разное?
Это Семеныч так рассудил. Все слушают: правду говорит. Дураки и есть, как были, сколько партий ни делай, а все они же. Как же нам с разнарядкой быть?
Опять чешет. Ждем. Мне, говорит, думать надо. Ну ладно, накормили его лапшой пока. А то он, поди, года три не ел лапши в подвале. У них там и телевизора нет, какая лапша.
А только дней пять проходит, зовем. Сверху, говорим, давят: дай им да подай с района сорок три тысячи партий. Разве что две-три тысячи, говорят, можем скостить. А то отключим газ. Тут завоешь.
А Семеныч аж осунулся. Не знаем, что и думать – а ну как от лапши, с непривычки. Не дай бог что случится, тогда нам без Семеныча кранты.
Это, говорит, возможное дело, чтоб газ отключить. Я помню, в шестьдесят восьмом…
Тут загалдели: знамо! Выключат, еще как. Запоешь!
А он вдруг и спроси: сколько в словаре слов, ну-ка? Возьмите, говорит, Ожегова: сто сорок тысяч слов! Вот и каждому партия! И пошел опять в погреб свой.
Ох и умен, собака, не зря в подвале живет. У них там у каждого картонка своя, частная собственность. Чисто живут. Самые ученые из наших, у них там целый день, зайдешь: конституция, преференция, концепция, презумпция, профанация… С ума сойдешь, а они ничего.
Это же голова какая! Все же знают про словарь – почитай, у каждого пятого-десятого какой-нибудь на полке стоит, а никто не допетрил!
Дак и все. С газом теперь живем. Сами норму выполнили, да еще соседнему району отдали, с буквы Х начиная. У них нехватка большая была. Ух и обрадовались! Теперь, говорят, мы вам по гроб обязаны. Если что, вы к нам…
Ну, это, как всегда, забудут. Поди потом обратись – не вспомнят. Да мы ничего, пускай. Лишь бы партий на всех хватило. У них-то, небось, своего Канта в погребе нет. Мудростью тоже делиться нужно.
КАК ПРАВИЛЬНО ПОДГОТОВИТЬСЯ К КОНЦУ СВЕТА
Профессор астрофизики Сног-Сшибалов, имеющий четыре гражданства и проживающий большей частью на острове Гваделупа, где он занят бурением вулкана Суфриер с целью моделирования Большого Взрыва, профессионально читает судьбы человечества по звездам и значительно раньше других расчислил попадание челябинского метеорита в четвертое от угла окно городского отделения милиции (теперь полиции) г. Челябинска. Понятно, что он без труда расчислил и наступление конца света и тщательно разработал свои рекомендации по встрече и подготовке к нему. Ввиду их исключительной ценности мы знакомим с ними нашего читателя.
Конец света – ответственное событие в жизни каждого из нас, и очень важно правильно к нему подготовиться. Даем здесь наиважнейшие рекомендации, которые необходимо знать всем.
Поскольку конец света наступает обычно 8 марта или, в крайнем случае, 1 сентября, лучше заранее продать зимнее пальто и шубу. Перед концом света мы рекомендуем употреблять простую пищу – тыквенную кашу, яичницу с салом и т.п. Не следует злоупотреблять балыком осетра и паюсной икрой, поскольку они могут осложнить пищеварение и способствовать ощущению тревоги – в данном случае ложному. (Ниже мы дадим развернутое меню, рекомендуемое на самые ответственные последние дни.)
Из необходимых профилактических лекарственных средств при конце света хорошо зарекомендовало себя такое: 17 капель валерьяны, 22 капли пустырника на 7 стаканов портвейна (красного), все размешать и принимать по столовой ложке каждые 15 минут, а перед самым концом света (обычно он приходится на три часа ночи) допить остальное (если что-то осталось) медленными глотками.
Перед концом света имеют обыкновение являться привидения, и нужно уметь их прогонять. Из отечественных может являться Петр I или Хрущев, реже – некоторые другие реформаторы. Из зарубежья обычно является Черчилль или Гитлер, реже – Зигмунд Фрейд. При явлении Хрущева хорошо показать ему абстрактную картину или новый роман писателя N «Лапша и Фрунзе». Еще лучше показать ему подлинный билет (можно использованный) на концерт шоумена нестандартной ориентации, – Хрущев убегает плюясь и обычно долго не появляется. В крайнем случае можно постучать ему прямо по лбу чистым правым ботинком (если он есть). Для Фрейда подойдут издания правительственного или парламентского вестника – едва ли, завидев их, он станет вам докучать. В крайнем случае можно показать ему счетверенный кукиш на двух руках (ввиду трудоемкости его исполнения лучше потренироваться заранее перед зеркалом). Это помогает также от Б. Франклина. Гитлеру хорошо показать портрет Левитана (можно даже не диктора, а художника или даже только картину последнего «Март»). Если нет и картины, нужно показать специальные усы. Усы изготовляются заблаговременно из парика брюнета или шерсти йоркширского терьера после стрижки и должны быть погуще. Они докрашиваются черной тушью и после просушки расчесываются, а кончики чуть-чуть подгибаются кверху. Черчиллю лучше прямо налить нынешнего коньяка из магазина, и он уберется с проклятиями. Петр I является редко и пугается, главным образом, портретов президентов; на этот случай хорошо держать портрет Горбачева, где он в пальто и в шапке холмиком. Неплохо достать портрет Кравчука или Ющенко, но это может огорчить Петра слишком сильно, и ночью он будет беспокоить вас рыданиями и выкриками на старинном диалекте. Помогают также фотографии или модели его собственных скульптур работы Шемякина или Церетели – если, конечно, Петр явился вам без оружия.
Теперь – как мы и обещали – меню на самые последние дни перед концом света. В обед не нужно плотно наедаться, ограничившись салатом из 150 грамм индийских огурцов, 100 грамм польской свеклы и 3–4-х долек китайского чеснока, прибавив к этому что-нибудь традиционно-диетическое: вырезку кенгуру или крылышко страуса. Можно взять чуть-чуть той колбасы, которая до известных улучшений была съедобной (ее сорта называются, как и раньше: «Любительская» и т.п.) Теперь мы обычно закапываем ее до еды, но перед концом света, для правильного настроя, можно пожевать 30–35 грамм, обязательно выплюнув и прополоскав рот водой «Боржоми» (она тоже называется так же, как и раньше). Воду тоже выплюнуть, потому что до конца света нужно еще дожить.
На ночь очень хороши передачи телеканалов, где на вас смотрит волчий глаз и воют зеленые инопланетяне или где актеры выпивают каждые десять минут, а в перерывах между этим нам показывают трупы и персонажи общаются так: «придурок!», «сам придурок!» или много раз бьют ногой в одно и то же лицо, которое потом мажут кетчупом. Хороши также рок-музыканты – желательно, с нарисованными на лбу зубами и чтобы, по возможности, ни слова из пения было нельзя понять – это создаст правильный настрой.
Ожидание всегда томительно, и лучше его чем-нибудь заполнить. Неплохо сплести вазочку из конского волоса, который можно надергать из старого пиджака. Хорошо почитать какого-нибудь диетолога, руководство по похудению за три дня или литературный журнал.
Счастливого вам конца света!
НОВЫЕ ПРЕМУДРЫЕ
Еще один глубокий экскурс профессор предпринял в самый практический вопрос жизни! Вот где глубина, вот куда обратиться молодежи за уроком знания! Приводим его очерк целиком.
Премудрых пескарей теперь не один какой-нибудь премудрый, а разные: дело оказалось с перспективой – прямо сказать, растущее дело, даже в разные стороны. Новые светлые открылись ему пути! Просто пескарь, уснувший умудренно в норе, теперь совсем уже не то, не он нынче в силе! Тот, что жил – дрожал и умирал – дрожал, устарел и того больше. А вот открылись ему пути куда куражнее, почтеннее. Первый новый вид премудрости – пескарь-стоик. Он теперь служит под началом кой-каких окуньков и самый ценный исполнитель.
Вот шлют, положим, ему по службе инструкцию прямо из высшей голавлевой министерии, – небольшую покуда, страниц на сорок – сорок пять. Так, для пробы: посмотреть что там за пескарь, готов ли к реформам. А он берет ее всю, инструкцию, да прямо как есть всю и исполнит, прямо все по написанному! Вот так пескарь. Окуньки смотрят: молодец пескарь, готов, можно начинать. Докладывают: готовы. Хорошо, ладно.
И – на семьдесят пять ему страниц инструкцию! С самого верху опять. Смотрят: как? Самые ведь реформы пошли, ну как затор? А он опять выполняет! Прямо всю как написано, ништо ему. Вот так-так. Тут задумаются. Так и пробуксовки не будет, что тогда? А ну-к ему на двести страниц? – смехом, больше. Пескарь покряхтит, ясное дело, не без того – а знай выполняет! Тут уж не в шутку всем работа, тут самая высшая голавлевая министерия почешет лбы. К щуке: как быть? Придется увеличить людей инструкции писать. А иначе как? А… на семьсот ему страниц? Да завернуть ему исполнение по концептуальности в зависимости от презумпции? Полной и неполной! Конечно, сильно. Но и пескарь не прост. Не спит ночей, коли в отпуске, а без отпуска и забыл как спать. Все семьсот страниц разберет, детишкам таблицы чертить раздаст: одному с полной презумпцией, другому с половинной, и чтоб все концептуальности подряд как есть заполнить налицо! Те чертят, да так все и заполнят! Малыши совсем еще, усишков нет, упарились, а все как надо заполнят, до буквочки. Ну, наверху, конечно, не знают, как быть теперь: загнал их пескарище в угол. Уже впятеро штат увеличили, тоже почти не спят, про отпуска забыли, верхние только самые да голавлики помельче на дешевеньких Канарах в речушке где-нибудь кое-как окунутся да обратно: не одолеть пескаря! А тот уж укрепился и вперед рассчитал – он свои программы раздал всем, кому уже в будущем за ним стоять, будущим стоикам: вместе уже держат бастион на ожидаемые тыщу двести страниц! Это от прежних-то сорока. Вперед смотрит пескарь, вон куда: упредить! Ему только задумали девятьсот, а уж он к тыще двумстам готов! Потому умен: будущее нынешнего хлеще, надо привыкать. Вот какая сила теперь в пескаре. Всех превозмог. Ему и зарплату уже повысили, на пятнадцать рублей. Поговаривают и о знаке: «передовик соревнования», не говоря о грамоте. Грамота само собой, на карасьей золотой шкуре: в почете пескарь!
Второе тоже сильное направление взял теперь пескарь: пескарь-борец. Этот по-другому свое берет, но силу тоже большую взял. Он за смысл борется. Тут надо различать. Смысл смыслу рознь. Главный смысл, чтоб начальству смысл был пескаря на службе держать. Он что придумал. Начальство, у него ведь о чем забота: о народе. Чтоб ему реформ побольше. Хорошо бы хоть через день, если чаще никак. Не спит начальство, все о мелкоте думает: как так сделать, чтоб ей лучше? Чтоб было кого… того. А пескарь-борец и вот он тут.
Конечно, иные рассуждают, без реформ оно бы легче… мелочь бы жир нагуляла: будто неплохо? Ан это если поверху глядеть. Холестерин и так семь да восемь у большинства, а то и до пятнадцати у иных, вот с прежней премудростью до чего долежали! А ведь это… и другим плохо, в пищевой, так сказать, цепи? А вот бегала бы мелочь туда-сюда оглоушенная, это ведь здоровей будет, в смысле холестерина? И пескарь-борец бескомпромиссно ставит вопрос: виновны, дескать, в недопонимании важности. Залегли, говорит, ленимся, не идем совсем навстречу новому. Фонды, говорит, нам такие-растакие организуют, так и этак нас будит наше родное… да как пойдет, пойдет! Отсюда, говорит, недостатки! Да так разберет, что до слезы! До рыдания пробирает. Слушатель ревет, в речке уровень от слез поднялся. И референдум тут же: больше бегать туда-сюда, чтоб с утра – пробежка до истока. Потому все одно иначе еды не добудешь, уж и планктона-то никакого на месте нет, еще в прошлое лето съели. А к вечеру уж вниз по реке, выйдет и полегче. Он ведь не злодей, пескарь-борец. Но польза выше всего. Обсудили: правильно. А то что ж: одна коррупция. Там, глядишь, съели, тут съели, неладно этак-то. Надо чтоб не гнаться, а самим навстречу. Прямо и идти самим в рот, что такого? А для бодрости и лучше в форме-то быть. Голосуют: единогласно. Один какой-то воздержался, но уж известно, что у него глисты. Пускай. Горемыке поможем, рекомендуем его в окуневую инспекцию на тихую работу. Вот ведь борец, и слабых не забыл. Тоже ему грамота, пока еще на серебряной карасьей шкуре: молод, пусть поработает. Ну, и зарплату тоже ему на восемь рублей подняли. Это правильно. Активность ох как нужна, поэтому поощрение.
И еще премудрость новая теперь: пескарь-бунтарь. Ох, этот смел! Ох, смел! На всех митингах: мы, говорит, еще на первой стадии развития. Так и говорит. Тут, говорит, рядом речка постарше нашей, еще до химзавода стояла, а уж как химзавод на ней поставили, так мне кум говорил: там, говорит, уже на лягушках жениться можно. У лягушки, говорит, такая же икра, только в другом месте немного, а так все то же. Ну, слушают, не верят: отстали сильно. Бунтарь – молодец, вопрос досконально изучил, уже сам переженился на всех кого нашел, теперь, говорит, до тритона доберусь. Паспорт тритону дать, да и все, а с паспортом какая разница. Ох, речист, глаза блестят! И от лягушек уже зеленой слизью пошел. Слушают пока, но не до лягушек, видно, если бегать целый день по всей реке. Тут и родную-то икру забудешь. Ну и робеют еще. Бунтарю пока еще никакой грамоты не дали. Без зарплаты пока, больше в режиссерах по шоу разным, ну а там будет видно.
Такая-то новая жизнь пошла, сколько премудрости новой, жить да жить да радоваться пескарю!
* * *
Прямо не знаешь, как и определить нашего Сног-Сшибалова: все жанры ему покорны, – как оказалось, и стихотворная лирика! И с какой силой выражается наш поэт, не всякий читатель выдержит такие чувства в одиночку!
На подлый раж игор Уимблдона
В тоске ужасной, мучимый сомненьем,
Смотрю, гляжу и всячески взираю:
Вот выступать готовится подлюга
Как якобы большой ракетный мастер –
Двадцатая какая-то ракетка
(Всего-то! – а туда же, конь с копытом) –
Он, сняв пиджак, надменно оставляет
Его, почти что новый, на скамейке,
Откинув как бы вовсе без вниманья,
Не поручив его покараулить,
Не привязав удобненько к ноге,
Не придавив булыжником хотя бы –
И в сторону его не глянет, будто
С ним уж и быть-то ничего не может!
С презрением ракетку выбирает –
Одну откинет и возьмет другую,
Как будто бы различие находит!
Какая вызывающая дерзость
По отношению к труду рабочих!
Уж я не говорю о воспитанье –
Какая неприятная манера
Такое к нам иметь неуваженье,
Как можно не пойти и не проверить,
На месте ли его пиджак хотя бы,
Как бросить вещь добротную такую
Без глаза и с таким пренебреженьем?
Еще и бросить так, что будто лишний,
Что будто, мол, такой же есть и дома,
И это на глазах у стольких граждан,
Где пиджаки надеты не на каждом,
Иным на брюки даже не хватило!
Какой позор для мировой арены,
Где все на это смотрят, научаясь!
Срочно в номер!!!
Из текущих сообщений нашего специального корреспондента на острове Гваделупа профессора Сног-Сшибалова
Губернатора Карибской провинции Гваделупы НЕ подозревают в коррупции!
Ввиду особой опасности прецедента возбуждено следствие по делу о странном, если не сказать циническом спокойствии губернатора и его ближайшего окружения. Это последнее пытается обелить своего шефа соображениями о ранних признаках его нездоровья: в 80-х годах он всецело доверял ЦК Партии Гваделупы и лично ее генеральному секретарю; еще ранее, в юности его видели дважды (!) переводящим старушек через дорогу. Замечены и другие странности. Губернатор временно отстранен от должности до выяснении всех обстоятельств аномального поведения.