Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Сокровища сантехника

Олег Игоревич Грибков родился в 1967 году в г. Электросталь Московской области. Окончил факультет журналистики Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. Автор книги «Час чародея». Многие годы занимался журналистикой.

1

Первый день отпуска у слесаря-сантехника Андрея Сергеевича Головина начался невесело. На рассвете он влез в кузов маленького грузовика, потому что места в кабине были уже заняты, и отправился за город. Не отдыхать, нет. Еще весной сосед Мишка Галин упорно зазывал его на сезонную халтуру: строить дачи где-то на окраине Подмосковья. «Чего гастарбайтеров-то кормить? – кипятился Мишка. – И так все хлебные места у нас позанимали… А тут работа денежная. Воздух, природа и все такое…» Андрей Сергеевич отказывался. Сосед ему не нравился.

Говорили, что Галин – предприниматель, а Головин считал его бездельником и аферистом. Но Мишка был настойчив: «Ты представь, Сергеич: лес, речка, рядом ферма… Молоко парное, опять же доярки…»

Головин понимал, что вовсе не о нем печется красноречивый предприниматель. Просто сам Мишка в строительном деле ничего не понимал. А вот Андрей Сергеевич десять лет отпахал на стройке.

Отчаявшись уломать упрямого сантехника, Мишка стал осаждать его супругу. «Как ты с мужиком ладишь? – усмехался он, остановив однажды жену Головина у подъезда. – Я такого остолопа отродясь не видал. Деньги под ногами лежат, а ему наклониться лень». Жена и сама не упускала случая обвинить мужа в лености, так что, услышав о возможности приработка, точно с цепи сорвалась: «Люди на край света за копейкой едут, а этот не берет даже то, что в руки идет…» Вот так общими усилиями и заставили Андрея Сергеевича посвятить отпуск дачному строительству.

Пока ехали по шоссе, Головин умудрился задремать. Однако, свернув на грунтовый проселок, машина запрыгала на ухабах, и сантехник ударился коленкой о какой-то ящик. А когда боль от удара стихла, Головину неожиданно стало плохо: в глазах потемнело, в ушах зашумело, в животе стало пусто и холодно. Андрей Сергеевич хотел было постучать в кабину, чтобы притормозили. Но неожиданно все прошло, будто и не было.

Машина остановилась посреди поля, рядом со штабелем бруса и сараем. За сараем виднелся фундамент будущего дома, а за ним бревенчатый сруб колодца. Вдали, там, где поле поднималось пологим бугром, паслось стадо коров. Сантехник увидел их еще в пути и отметил, что про ферму с парным молоком Галин, может, и не соврал.

Когда мотор грузовика заглох, навалилась тишина. Из кабины лениво вылезли Мишка и двое хмурых мужиков, которых предприниматель отрекомендовал Головину как отличных строителей.

– Сергеич, приехали, – Мишка похлопал в ладоши и деловито зашагал между сараем и грузовиком. – Значит так, ребята, объясняю задачу, – он ткнул пальцем в сарай. – Заказчик хочет, чтобы здесь был двухэтажный дом. Фундамент, как видите, уже готов. Нам остается сруб, крыша и все такое… Ну, Сергеич, тебе лучше знать. Жить будете в сарае.

– А электричество? – осведомился один из строителей.

– Электричество у нас с собой.

Мишка указал на грузовик. Головин сообразил, что в ящике, о который он в пути ударился, прятался электрогенератор.

– Там село, магазин, цивилизация и все такое, – Мишка, ткнул пальцем в крыши домиков, видневшихся на краю поля. – Там лес, река и графские развалины, – ткнул он в противоположную сторону, где высились деревья. – Речки отсюда не видать, но она рядом.

– Развалины? – заинтересовался строитель, который спрашивал про электричество. – В развалинах привидения.

Мишка почему-то смутился, но тут же взял себя в руки:

– Брехня! Вы дети, что ли, в сказки верить?.. Ладно. Давайте генератор выгружать. Мне еще обратно ехать.

Неожиданно свет в глазах Головина померк, ноги подкосились, на лбу выступил холодный пот, а ухо уловило едва различимый шепот: «Иди сюда, к нам». Длилось это всего секунду, потом прошло. К тому же сантехника зацепила последняя Мишкина фраза. Тут же забыв о наваждении и даже не обратив на него внимания, он шагнул между Галиным и грузовиком:

– Как обратно, Миша? А кто работать будет?

Строители посмотрели на сантехника с недоумением, Галин сделал вид, что вопроса не услышал. Генератор выгрузили. Мишка довольно потер руки:

– Так. Назначаю бригадира: Сергеич, ты. Осваивайтесь.

– Погоди, – Головин недоуменно огляделся.

Мишка нетерпеливо поднял руки, давая понять, что все сейчас объяснит:

– Мое дело – вас сюда привезти. После обеда подъедет хозяин с чертежами и расскажет, чего хочет.

Покрутившись еще минут десять у фундамента, Галин пообещал быть послезавтра и укатил. Андрей Сергеевич остался в незнакомой компании посреди поля.

Строители оказались людьми бывалыми. Пока Головин осматривал фундамент, прикидывая, что можно на нем построить, они вынесли из сарая раскладной столик, разложили на нем вареную картошку, жареную курицу, хлеб, яйца, выставили бутылку водки, три пластиковых стаканчика и пригласили бригадира выпить за знакомство. Головин был непьющим, но все-таки проглотил горькую жидкость, заел ее картофелиной и поставил свой стаканчик рядом с курицей вверх дном, давая понять, что пить больше не желает. Строители не настаивали.

Через короткое время появилась вторая бутылка, а строители, с азартом рассказывали Головину, как прошлым летом стали поджигателями:

– Нанял нас новый русский. С виду приличный гражданин… – говорил один.

– Какой там гражданин – барин! – вторил другой. – Договорились о цене, все чин по чину. Строим…

– Ага, строим. Построили, – перебил первый. – Все лето мудохались. Такой домик получился – любо-дорого, – первый перебил сам себя длинным ругательством, а продолжил за него второй.

– Приезжает барин и заявляет: знать вас не знаю, убирайтесь, откуда пришли. Мы – а деньги? Какие деньги? Валите отсюда, а то милицию позову.

– И что? – Головин уже сам догадывался, что было дальше.

– Что, что? – строители хитро перемигнулись. – Дождались ночи, хоромы его подпалили, а сами – бежать. Мы из-под Кишинева. Так что милиция, может, нас и искала, да не нашла.

Головин вспомнил, как Мишка бил себя в грудь, призывая не отдавать хлебные места гастарбайтерам, а сам поставил его бригадиром над ушлыми молдованами. Ай, да коммерсант, мать его так...
 

2

Все это Андрею Сергевичу очень не нравилось. Когда строители прикончили водку и, разморившись на солнышке, заклевали носами, он решил осмотреть окрестности. Идти через поле в деревню не хотелось. День был жарким, безветренным. Над полем, будто над огромной сковородой, дрожал воздух. Андрей Сергеевич отправился к реке. Оказалось, что метров за сто от будущей дачи поле образовывало пологий склон, а у его подножия узкой матовой ленточкой протянулся ручей, по берегам густо заросший кустарником и деревцами. 

«Вот так река, – ухмыльнулся Андрей Сергеевич. – И захочешь – не утонешь». Сантехник шагнул было вперед, но тут же остановился. Свет в его глазах снова померк, колени задрожали, а ухо уловило шепот: «Добро пожаловать домой, наследник». Наваждение, как и в первый, и во второй раз длилось не больше секунды, но было уже настолько явственным, что Андрей Сергеевич даже обернулся, надеясь обнаружить у себя за спиной шутника. Рядом никого не было.

– Что за чертовщина? – пробубнил Головин и тут же получил ответ.

«Не бойся нас. Иди домой», – прошептал кто-то невидимый.

Андрей Сергеевич был воспитан в духе атеизма, мистикой никогда не увлекался. Так что, не увидев рядом никого, кто мог бы говорить человеческим языком, он почти бегом двинулся по склону вниз, с твердым намерением искупаться в речке. Непонятные голоса сантехник приписал расшатавшимся нервам, жаркой духоте и водке, скорее всего поддельной, которую ему пришлось выпить против желания.

Когда Андрей Сергеевич достиг реки и направился к широкой бреши в сплошной стене прибрежных зарослей, из этой самой бреши одна за другой стали выходить коровы. Стадо, которое паслось на склоне далекого холма, сейчас, видимо, переходило на другое поле. Андрей Сергеевич нерешительно остановился.

– Гуляете? – спросил кто-то за спиной так неожиданно, что Головин испуганно отскочил в сторону. Это был старичок в потертом пиджаке и с перекинутым через плечо длиннющим бичом. – Я пастух, а вы городской. Это сразу видать: городские коров боятся, – пастух усмехнулся.

– Да я искупаться хотел, – Андрей Сергеевич растерялся.

– Искупаться – хорошо. Это вам на запруду надо, – пастух неопределенно махнул рукой. – Здесь не купаются.

– Далеко до нее?

– За полем село, за ним запруда. Вы сами-то откуда?

– Из Москвы. Мы дачу строим.

Пастух выпучил глаза:

– На углу, что ли?

– Вон там, – Головин показал на вершину склона, с которого только что спустился.

– Я и говорю, на углу. Зря. Там строить нельзя. Уж сколько лет пытаются, а все не выходит. И не выйдет.

– Почему?

– Да уж так… Скажу – все равно не поверите, – старичок скосил глаза на стадо, явно желая, чтобы его попросили.

– Да ладно, – Головин дружелюбно улыбнулся. – Неужели история такая фантастическая?

– Если интересно – слушайте. Только, чур, не смеяться. – Головин кивнул и пастух начал. – Было здесь имение знатных графьев. Вот этого леса, – старик показал на вершину склона, с которого спустился Головин, – не было, а был парк. А посреди парка дворец. Там они и жили, графья-то, и владели всей вот этой вот землей. Ну, потом революция…

– Понятно, мужики взбунтовались, хозяев повесили… – Андрей Сергеевич вдруг уловил сивушный аромат, который испускал пастух, и ему стало скучно.

– Ничего не повесили! – старик обиделся. – Хозяева в то время в Москве были, у них там дом, оттуда и удрали за границу. А здесь мужики только дворец сожгли.

– Ну и что? Почему строить-то нельзя? – Смешно Головину не было.

– Я же говорю! Село-то, Головино-то, где стояло? Думаешь, как сейчас? Нет. Оно было там, где вы дачу строите. Хоромы барские как полыхнут! Огонь до неба… Искры… Село и загорелось. Все перепужались, прощения запросили, а поздно…  

– Головино? – Андрей Сергеевич до того не хотел работать во время отпуска, что не удосужился поинтересоваться у Галина, где находится дача. И теперь стоял будто оглушенный. В сердце ему закралась безотчетная тревога.

Пожалуй, пришло время сделать отступление. О своем дворянском происхождении Андрей Сергеевич знал всегда. Отец от него этого факта не скрывал. В семье хранились фотографии предков и документы с царскими печатями, подтверждающие права рода Головиных на обширные подмосковные вотчины. Но как отец-Головин, так и сын-Головин перед посторонними своим благородным происхождением не хвастали. Оно и понятно: в советское время это никому не понравилось бы, а после перестройки, по мнению Андрея Сергеевича, потомков дворянских родов развелось столько, что он просто решил не высовываться. Зачем? Родственников новых ему не надо, на имущество претендовать он не собирался, поэтому и в бывших имениях ни разу не бывал. Даже не знал, где они находятся. Судьба сама привела его на землю предков.

Пастух, между тем, не замечая замешательства собеседника, продолжал повествование:

– Головино заново построили. Только за полем. На старом-то месте страшно. Оно ведь как случилось – в селе старуха жила, блаженная. Сейчас скажут – экстрасенс, а тогда – юродивая. Мужики барский дом подожгли, она и говорит, дескать, прокляты вы, и дети ваши, и дома ваши, и ничему, говорит, на этом месте больше не быть. Вот так. Сказала и в огонь шасть. Сгорела.

– Что-то не заметно, чтобы там люди жили, – Андрей Сергеевич скептически покачал головой. – Поле оно и есть поле.

– Ясное дело, поле. Там еще до войны сеять пробовали. Пепелища разгребли, деревья выкорчевали и распахали все. Но ничего не росло – ни рожь, ни овес. Везде растет, а там нет. Одно слово – угол. Потом сеять бросили, начали там коров пасти – коровы доиться перестали. Это уже я при стаде был.

– Откуда вы все знаете?

– Я-то? – старик многозначительно покачал головой. – Я-то знаю.

– Вы – родственник этих самых графьев? – Андрей Сергеевич очень надеялся, что пастух просто выдумщик, а сам он к этим местам никакого отношения не имеет. Мало ли в стране сел под названием Головино? Да даже если и одно, это ничего не значит.

– Боже упаси! Родственников у них не осталось. Тут краевед ученый приезжал, рассказывал: те графья, что за границу сбежали, померли, те, что не успели – потерялись. Россия большая. А я… – пастух горестно вздохнул. – Дед мой при усадьбе состоял. Мужики взбунтовались – он за ружье, хотел добро защитить, а его вилами в бок.

Пастух закончил рассказ и, еще раз посоветовав Головину искупаться в запруде, пошел за стадом. Тревога в сердце Андрея Сергеевича усилилась. Захотелось немедленно что-то делать, куда-то бежать. В то же время тело под одеждой покрылось липким потом, накатила странная болезненная слабость, от стариковского перегара затошнило.

Конечно, ни на какую запруду Андрей Сергеевич не пошел. Но и здесь, «на углу», в воду лезть не решился. Потоптавшись с минуту возле кустов, отправился обратно к непостроенной даче, надеясь подремать в сарае пару часов. Однако, поднявшись на вершину склона, остановился и долго всматривался в поле с одиноким сараем. Если не знать, что когда-то здесь стояло село, догадаться об этом не было никакой возможности. Перепаханная плугом бесплодная земля стерла со своей поверхности всякую память о прошлом.

И вдруг в дрожащем воздухе померещилась Головину пыльная проселочная дорога, а по краям ее ряд крестьянских изб. И вроде как по дороге бежит стайка босоногих пацанов, а за ними скачет большая собака… «Да что же это!» – заскулил Головин, придавив глаза крепко сжатыми кулаками. В следующую секунду, сам не зная почему, он зашагал к лесу, который, по словам пастуха, был когда-то парком, к развалинам барской усадьбы.
 

3

Собственно, развалин-то уже не было. Все заросло. Место, где стоял дом, угадывалось лишь по низкому, неправдоподобно прямому валу – остаткам фундамента. Впрочем, когда Головин наткнулся на этот вал, то не придал значения его неестественной форме. Измотанный путешествием по лесным зарослям, он просто переступил через него и обомлел, потому что очутился в просторном, богато убранном зале. Но глазеть по сторонам сантехнику не пришлось, лишь успел заметить портреты на стенах. Его тут же обступили мужчины во фраках и женщины в пышных платьях. Они о чем-то громко тараторили, обращаясь к перепуганному гостю. Наконец один мужчина встал рядом с Андреем Сергеевичем, поднял руку, и все разом замолчали. Мужчина заговорил:

– Господа, прошу тишины, имейте сочувствие. Вообразите себя на месте гостя.

– Ах, я умерла бы от страха, – отозвался женский голос.

– Вот именно. Поэтому, с вашего позволения, говорить буду я.

Все одобрительно промолчали, и мужчина, радушно улыбаясь, повернулся к Головину:

– Милостивый государь, позвольте вас приветствовать от имени всех собравшихся здесь родственников и узнать ваше имя.

Не смея пошевелиться, Андрей Сергеевич молча косился то на мужчину, то на остальных. Мужчина подождал секунду и обратился к нему на иностранном языке. Головин владел только русским, но по грассированию и прононсу догадался, что с ним говорят по-французски. Затем мужчина произнес фразу на английском, немецком и еще на каких-то языках, которых Головин различить не смог.

– Может, он глухой или немой? – спросил кто-то.

– Полно, господа, он без ума от страха!

Да, от страха Андрей Сергеевич действительно был на грани помешательства. Мужчина помялся, заглянул Головину в глаза и ласково произнес по-русски:

– Не надо бояться. Мы хоть и призраки, но вы здесь дома, среди друзей. Мы все из рода Головиных, все ваши родственники. Просто мы уже умерли, а вы – живы. Мы рады, что вы о нас вспомнили. Придет время, и сами поймете, как это важно, чтобы живые помнили об ушедших. Я умер…

– Полно, князь! Что вы все про смерть да про призраков? – перебил густой бас. – Сами к сочувствию призывали, и сами же…

В ответ мужчина растерянно развел руками:

– Кажется, он нас не слышит.

Ни о каких предках Андрей Сергеевич, разумеется, не помнил и все прекрасно слышал. Просто сейчас он больше всего хотел бежать отсюда куда глаза глядят. Но мышцы одеревенели до такой степени, что он не мог даже пальцем пошевелить. Тут то ли сознание начало покидать Головина, то ли призрачные родственники поняли, что ничего путного от него не добьются, только зал вместе со всей обстановкой и людьми начал тускнеть, расплываться, а сам он повалился на землю.

Сколько прошло времени, Андрей Сергеевич не помнил. Придя в себя, он вскочил и ринулся подальше от страшного места, не разбирая дороги. Строго говоря, дороги никакой не было. Поэтому ринулся Головин, сам не зная куда, через кусты и валежины. По счастливой случайности ноги вывели его к дачному сараю, около которого на земле спали пьяные гастарбайтеры. Не задерживаясь ни минуты, Андрей Сергеевич пробежал мимо них, обогнул фундамент будущего дома и изо всех сил кинулся к селу, видневшемуся на противоположном краю поля. Там узнал, что до Москвы ходит пригородный автобус и что должен он быть через десять минут. Автобус действительно появился через десять минут. Андрей Сергеевич влез в него с превеликим облегчением, надеясь добраться до дома к вечеру, часам к семи.

Однако у дверей своей квартиры он оказался только к полуночи. В пути у автобуса спустило колесо. Катастрофы не случилось потому, что машины по трассе двигались крайне медленно. Где-то впереди собиралась пробка. Водитель остановил автобус на обочине, предложил пассажирам погулять часок в окрестном лесу, а сам принялся возиться с колесом. Все, кроме Головина, вышли на воздух. Сантехник забился в дальний угол душного салона и косился на лес из-за приспущенной занавески с опаской и даже с ненавистью. За придорожными деревьями и кустами мерещились ему полупрозрачные мужчины во фраках и женщины в пышных платьях.

Ни с того ни с сего взбрело Андрею Сергеевичу в голову, что призраки, не удовлетворившись кратким общением, погнались за ним в Москву. Когда спустило колесо, он так и решил, что это дело их рук. Он ждал нового видения все время, пока водитель устранял неисправность. Но призраки не появились. Через час, а может и меньше, автобус снова был на ходу, за тридцать минут прополз вместе с другими машинами метров пятьсот и встал. Пробка, которая до прокола колеса только накапливалась, сейчас сформировалась окончательно. Сначала Андрей Сергеевич с тоской вглядывался в соседние машины, выискивая в них призраков, потом устал, закрыл глаза и незаметно задремал.

Вот тут-то и случилось новое наваждение. Не наваждение даже, а вроде как очень явственный сон. Привиделось многострадальному сантехнику, что непостижимым образом перенесся он из автобуса обратно в свой родовой дом, в ту самую залу с портретами на стенах. В доме, кажется, был бал. Во всяком случае, доносилась танцевальная музыка. Сам Андрей Сергеевич сидел в мягком кресле, а родственники во фраках и пышных платьях ходили вокруг него парами, улыбались и перешептывались. О чем они шептались, Головин не слышал, музыка мешала. Зато когда музыка кончилась, он разобрал чей-то тихий диалог.

– Ах, князь, где ваши глаза? – шептал женский голос. – Какой же это Головин? Как можно в такое верить?

– Отчего же нет, баронесса? – шепотом отвечал мужчина. – Вглядитесь в его профиль.

– Да что профиль! Такую щетину я видала только у сапожника Федора. Да и то всего раз, когда он был в запое.

– Это мило! Вы водите знакомство с сапожником? – мужчина усмехнулся. – Только не говорите, что заказывали бальные туфли.

– Что за тон? Вы… – Дама, видимо, задохнулась от гнева. Но мужчину это не смутило. Он тихонько захихикал:

– Ох, ох, какая тонкая натура.

– Я Михаилу Алексеевичу скажу. Он вас вызовет.

– Предлагаете мне бояться вашего мужа, этого мальчишку?

Дама не ответила.

– Незабвенная, вам не идет хмуриться.

– А я говорю, отдайте руку. Вы не лучше, чем этот потомок.

– Внешность обманчива. Уж вам ли не знать?

– Откуда бы?

Тут мужчина либо сильно прижал даму к себе, либо сделал что-то другое в таком роде, потому что она приглушенно вскрикнула:

– Оставь меня, чудовище!

– Аннет, душа моя, я схожу с ума, – томно протянул мужчина.

– Не здесь же… О, мое чудовище, – дама задышала прерывисто, но тут же оборвала себя. – Ах, нет! Вон Ольга Павловна смотрит. Уйдем…

Из случайно подслушанного разговора Андрей Сергеевич заключил, что и привидениям свойственны некоторые человеческие чувства. Поэтому такого неодолимого страха, как в первый раз, уже не ощутил. Больше того, Головиным овладело любопытство. Захотелось посмотреть на призрачных любовников. Он привстал, чтобы оглянуться, открыл глаза и увидел, что автобус преодолел наконец пробку и уже въехал в Москву.

Тяжело переводя дух, сантехник плюхнулся назад в кресло. Верить в потустороннюю чертовщину ужасно не хотелось. Поэтому он искал какое-нибудь рациональное объяснение всем своим видениям.

Тем не менее, когда автобус достиг автовокзала, Андрей Сергеевич сумел взять себя в руки и успокоиться. Он не объяснил встречу с призраками, он просто запретил себе об этом думать.

Подойдя к двери квартиры, Головин сообразил, что ключи от нее остались в сумке с вещами, которую он бросил в дачном сарае. Пришлось звонить. Дверь открыла заспанная жена.

– Ты чего? – выпучилась она, увидев мужа. – Что случилось?

Не отвечая, Головин шагнул в прихожую, а оттуда в ванную и там заперся. Жена сначала скреблась в дверь, потом стала названивать Мишке. Судя по коротким репликам, от Мишки она тоже ничего вразумительного не добилась.

После душа Андрей Сергеевич прошел в кухню и застал там и жену, и Мишку. Галин сидел на табурете, закинув ногу на ногу. Жена жалась к холодильнику. Оба устремили на сантехника тревожные глаза.

– Что, Сергеич? – сдавленным голосом спросил Мишка.

Головин молча взял со стола кружку, налил в нее холодного чаю и проглотил его залпом.

– Есть будешь? – осторожно поинтересовалась жена.

Так же молча Андрей Сергеевич помотал головой.

– Что там? – Мишка нетерпеливо заерзал на табурете. – Пожар, наводнение, что?

– Ничего, – прохрипел Головин.

Жена недоуменно захлопала глазами. Мишка набрал в грудь воздуха, собрался что-то сказать, но так и замер с раскрытым ртом.

– Гастарбайтеры сами справятся, а я туда больше не поеду.

– Да почему?! – терпение у Мишки кончилось. Он вскочил. – Ну что, поссорились, что ли? Заказчик? Объясни по-человечески.

– Все нормально. Я работать не хочу.

Жена мученически завела глаза. Но Мишка остановил ее жестом.

– Погоди-ка, а ты часом на графских развалинах не был? – он хитро прищурился, будто что-то заподозрив.

– На каких развалинах? – Головин постарался изобразить безразличие.

– Ну, я утром рассказывал, когда приехали. Помнишь?

– Это что еще? – встряла жена.

– Да я сдуру брякнул, а они переполошились, как дети. Сергеич, правда, что ли, из-за развалин? – Мишка расплылся в идиотской улыбке. – Я же говорю, сказки это.

– Объясни толком, что за развалины? – жена уперлась в Галина требовательным взглядом.

Мишка снова опустился на табурет и продолжал, глядя на Головина весело:

– Мало ли чего бабки нагородят. Просто в том лесу грибы и все такое. Деревенские не хотят поле обходить! Понятно?

– Какое поле? Какие грибы? – жена ничего не поняла.

– Дача будет на поле между деревней и лесом. Хозяин поле купил. Когда дом построят, поле придется обходить. Это крюк. Вот люди и навыдумывали всякого. Ну, чтобы там никто не селился, и дорогу не перегораживали.

Жена перевела ошалелый взгляд на Головина. Андрей Сергеевич помолчал и произнес веско:

– Может ты и прав, сосед, только я туда не поеду. И байки здесь ни при чем. Надо – сам строй, а я в отпуске.

– А что при чем-то? – взвился было Мишка. Но Головин вышел из кухни, считая разговор оконченным.

Напрасно жена пыталась добиться объяснений. Андрей Сергеевич молча разделся, молча выключил свет и, накрывшись одеялом, свернулся калачиком, лицом к стене.

Так и закончился первый день отпуска сантехника Андрея Сергеевича Головина. Но не закончились приключения.
 

4

Ночью, когда Андрей Сергеевич крепко спал, явилась к нему маленькая аккуратная старушечка в старомодном, вроде бы прошлого века, балахоне до пят и кружевном чепчике. В комнате царил мрак, однако по какой-то необъяснимой причине он без труда разглядел морщинистое старушечье личико и даже заметил, что кружева чепчика изображали незабудки.

Ни вид гостьи, ни ее добродушная беззубая улыбка не внушали опасения. Тем не менее сантехник сел на кровати, спиной вжался в стену и выпучился испуганно. Бабуся же неслышно прошлась по комнате, окинула взглядом спящую жену и заговорила вежливым шепотом:

– За беспокойство прошу извинить, – она сделала церемонный книксен. – И за поздний мой визит тоже. Мы решили, что лучше так, пока все спят… Уж больно вы впечатлительны-с.

– Что?.. – прохрипел Головин. – Чего привязались?

– Так ведь как же, государь мой? Один ведь вы остались. Один Головин на целый свет.

Андрей Сергеевич мученически завел глаза.

– А ты не пугайся, соколик, – шепот старушки стал доверительным. Она присела на краешек кровати, между коленом и локтем спящей жены Головина. – Говорила я нашим остолопам, что негоже тебя встречать толпой да при параде. Так-то любой ума лишится.

Головин уже не боялся. Верить в существование призраков он упорно не желал, поэтому мучительно соображал, наяву ли с ним такое происходит или во сне.

– Кто вы, что вам надо? – просипел он, будто страдая от зубной боли.

– Ох! – бабуся вскочила и снова изобразила книксен. – Прощения просим. Вот ведь старость, представиться забыла. Елизавета Григорьевна, ваша прапрабабка, – окончив собственное представление, она снова заняла место между коленом и локтем жены. – А пришла я по поручению родственников, чтобы поблагодарить за то, что не забыли нас, что соблаговолили посетить родовое гнездо. Позвольте узнать ваше имя?

– Андрей Сергеевич, – Головин так и не решил, верить ли ему в происходящее.

– Андрей Сергеевич, – вдумчиво повторила гостья. – Уж вы, князь, простите великодушно, за давешнее. Ничего дурного у нас и в мыслях не было.

– Князь? – Головин затрясся в беззвучном смехе. – Я князь?

– А то как же! – старушка тоже заулыбалась и закивала. Незабудки на ее кружевах заколыхались. – Все мы княжеского рода!

– А пастух там, в селе, вас графьями обозвал, – Головин продолжал смеяться, косясь на лежащую бревном жену: не разбудить бы.

– Мужик, – вежливо хихикала гостья, широко разводя руками. – Что с него взять?

– Не скажите, – сквозь смех возразил Головин. – Его дед добро барское защищал, как говорится, не щадя живота.

Елизавета Григорьевна заметила, как опасливо потомок косится на жену:

– За супругу, князь, не опасайтесь, до срока не проснется. Имя-то ее позвольте узнать?

– Люся. То есть, Людмила Витальевна.

– Ага. Из каких?

– Она воронежская, – вопроса Андрей Сергеевич не понял, поэтому ответил наугад.

– Из дворян? – уточнила Елизавета Григорьевна.

– Да какое… У нас давно все из рабочих да из крестьян.

– Ага… Ну да… И пусть себе, – старушка затуманилась, задумалась. – Наследников-то нет?

– Нет, – Андрей Сергеевич помотал головой. – Не сложилось. Сначала самим жить негде было, да и не на что, а теперь уж поздно.

– Отчего же поздно? Людмила Витальевна бесплодны-с? – старушка изобразила сочувствие.

– Да нет, почему бесплодна? – говорить на эту тему Головину не хотелось. – Не бесплодна.

– Или у вас самих какая хворь? – не унималась старушка.

– И я здоров. Просто поздно – и все.

Пожевав в задумчивости губами, Елизавета Григорьевна перешла на деловой тон:

– Так вот, государь мой Андрей Сергеевич, хотим мы вас наградить, – Головин молча уставился на кружевные незабудки. – В семнадцатом годе один ваш родственник бежал от большевиков за границу, а перед тем кое-что спрятал.

В этот момент жена завозилась, перевернулась на спину, откинула с груди одеяло и снова замерла. Старушка молча дожидалась, пока она успокоится.

– Клад, что ли? – не утерпел Головин.

Старушка утвердительно кивнула и продолжала едва слышным шепотом. Оказалось, что сокровища лежали в Москве. Мало того, хранились в подвале дома, который Головин, как сантехник, не раз посещал. И подвал этот ему был известен так же хорошо, как собственная квартира. Надо было только лопатой пару раз копнуть.
 

5

Думаете, Андрей Сергеевич бросился на поиски богатства? Ошибаетесь. То есть поначалу такая мысль у него действительно была. Однако за утренним чаем он ее решительно прогнал. Еще раз повторим: Головин в загробную жизнь не верил. Да. Объяснения вчерашним событиям он не нашел. Но материалистическим своим убеждениям изменять не собирался. Решил даже посмеяться над самим собой и рассказать о ночном происшествии жене.

Жена, кстати, дулась все утро. Не произнесла ни слова и старательно не смотрела в его сторону.

– Слышь, Люсь, ты ночью ничего не заметила? – начал Андрей Сергеевич игриво.

– Заметила, – отозвалась жена. – Ты мне спать не давал.

– Как так – не давал?

– А так: ворочался, бормотал. Сам-то дрых как убитый, а я глаз не сомкнула.

– Так уж и не сомкнула? – Головин усмехнулся, вспоминая, как она скидывала с себя одеяло.

– Не сомкнула.

– У нас ночью гости были, а ты не заметила.

– Старушка? Маленькая такая, в балахоне, – жена кинула на Андрея Сергеевича безразличный взгляд. Он похолодел, но виду не подал.

– А ты откуда знаешь?

– Говорю же, всю ночь не спала.

– Ну, это ты брось, – произнес Головин строгим и даже тревожным тоном. – Она сказала, что ты не проснешься… А ты слышала?

Жена сделала неопределенный жест.

– И про клад тоже?

Жена уставилась на Головина, не мигая:

– Какой клад?

– Так ты спала или не спала, про клад слышала или нет?

– Вы что с Мишкой за дуру меня держите? Вчера развалины, сегодня клад. Ну-ка выкладывай. Что происходит?

Она нависла над мужем, уперев руки в бока. Головин похлопал глазами и рассказал все: и почему вчера вернулся домой, и про ночную гостью. Рассказывал-то он со смехом, всячески подчеркивая, что ничего в реальности не было, и быть не могло, а все это его нервы. Но по простодушию не учел, что жена-то снам очень даже верит и в загробной жизни нисколько не сомневается.

Пока Андрей Сергеевич рассказывал, она сидела напротив, с раскрытым от удивления ртом. Когда закончил, жена нахмурилась:

– Чего же ты чаи гоняешь?

– А что? – не понял Головин.

– Как что? Лопату в зубы и вперед, за сокровищами!

– За какими сокровищами, Люся? Говорят тебе, это фантазии. Ничего такого на свете не бывает, – Головин понял свою ошибку, но было поздно.

Несколько часов кряду он пытался втолковать жене, что в мире нет и не может быть места никаким потусторонним силам. Он вспомнил про атомы с электронами, про земное притяжение, про шаровую молнию, про тунгусский метеорит, про неисследованные возможности человеческого подсознания и еще много чего. Но, видимо, потому что в науках силен не был и даром убеждения не обладал, в ответ жена неустанно жаловалась на недостаток денег и тяготы современного быта. Она совершенно искренне не понимала, почему муж не желает обследовать подвал.

Ни в чем Андрей Сергеевич не убедил глупую женщину. Зато с облегчением заметил, что сам уже ни грамма не сомневается в нереальности своих приключений. Нет на свете привидений, не существует тайных кладов, и родовое имение Головиных никаким проклятием не отягощено! Да и имения-то нет, потому что не было никогда. Каким же идиотом надо быть, чтобы в наше время верить во всякую чертовщину?

После обеда, устав от споров, сантехник решил прогуляться. Как раз в тот момент, когда Андрей Сергеевич переобувался из домашних тапочек в летние туфли, в дверь позвонили. Пришел Галин. Мишка был зол. Войдя в прихожую, он сунул Головину его сумку с вещами.

– Ну, сосед, ты даешь, – Мишка тихо прибавил нецензурное выражение. – Всех переполошил.

– Что еще? – Головин надеялся тут же выпроводить нежданного гостя. Но Мишка, вращая злыми глазами, скинул свои кроссовки и приготовился пройти в кухню:

– Пошли, расскажу.

Головин покорно проследовал за соседом.

– Еду на объект, а там паника и все такое, – начал Мишка, устраиваясь на табуретке. – Строители умоляют увезти их домой. Теперь спроси, что случилось?

– Что случилось? – испуганно спросила жена, вошедшая вслед за Головиным.

– А вот что! – Мишка не сильно ударил по столу кулаком. – Проснулись они ближе к вечеру. Тебя нет. Заказчик тоже не приезжал. Пошли в магазин, заправились и прямиком в этот самый лес. Чего их туда понесло? Нашли развалины, те самые, а там твоя ветровка…

– Ну и что? – Головин недоуменно пожал плечами.

– Нам-то ничего, а они подумали, что тебе кранты… – Мишка многозначительно помолчал. – Ветровка на скелете была…

– Мамочки, – жена испуганно закрыла рот ладонью и плечом пихнула Головина. – Видишь, а ты – «не может быть, не может быть».

– Конечно, не может! – Головин нервно хохотнул. – Ветровка на трупе не моя. Свою я при тебе в сарае повесил. Жарко же было.

– Ага, попробуй объясни это пьяным работягам, – Мишка устало перевел дух. – В общем, ночь они перекантовались в деревне, пили и все такое, а с утра намылились драпать. Я их на дороге поймал. Вези, говорят, нас отсюда куда хочешь.

– А труп? – Головин нахмурился.

– Не труп, а скелет. Не было ничего. С участковым туда сходили, ветровку нашли, а скелета нет. Просто упились мужики до чертиков. Теперь отказываются работать.

Мишка задумался с горестным видом.

– Ну и правильно, что отказываются, – заявила вдруг жена.

– Почему еще? – фыркнул Мишка.

– А потому, – жена обожгла Головина значительным взглядом. – Нечего соваться, куда не следует.

– Люся, я тебя прошу, – Андрей Сергеевич скроил умоляющую гримасу.

– Нет, погоди. Что за дела? – Мишка обиженно нахохлился.

– Да уж дела, – жена уселась напротив Мишки и на одном дыхании выложила все, что узнала о вчерашних злоключениях мужа, и про ночной визит старушки, и про то, как упрямый Головин не желает откапывать богатство предков.

Все время повествования Мишка отстраненно смотрел в угол. Когда жена замолчала, он громко захохотал. У Андрея Сергеевича с души свалился камень. По всему было видно, что сосед, как и сам Головин, ни во что не поверил. Жена разочарованно поджала губы, а Мишка похлопал Андрея Сергеевича по плечу и засобирался уходить. Головин вызвался его проводить.

Холостяцкая однушка Галина была на том же этаже, что и двушка четы Головиных. Андрей Сергеевич думал распрощаться с соседом на лестнице и в одиночестве пройтись по окрестным дворам, как говорится, спокойно подышать воздухом. Но не тут-то было. Узнав, что Головин идет на прогулку, Мишка выразительно хлопнул себя по лбу:

– Мне же в магазин надо! Давай-ка вместе.

А на улице Мишка принялся разглагольствовать о том, как глупо верить в чудеса. Сначала Андрей Сергеевич с энтузиазмом поддакивал, потому что говорил жене то же самое. Потом Мишкин монолог про неисследованные тайны человеческого подсознания начал утомлять. Два раза прошли они мимо магазина, но Галин так и не вспомнил, зачем, собственно, вышел из дома. Вдруг Андрей Сергеевич почувствовал, что собеседник говорит одно, а думает совсем об ином. Гадать, почему Мишка юлит, не было охоты. Остановились возле магазина в третий раз:

– Ладно, сосед, спасибо, что поддержал, – Головин протянул Мишке руку. – Иди в магазин, а я еще погуляю.

– Какой магазин? – Мишка вздрогнул и протянутой руки не пожал.

– Ты говорил, что в магазин идешь.

– Это все фигня, Сергеич, послушай главное, – Мишка ухватил Головина под локоть и продолжил тихо. – Я ведь это к чему? Ни с того ни с сего старушки с кладами не являются. Ты понимаешь?

– Ну.

– Да не ну! Лечиться тебе пора.

– Думаешь, я того?

– А что сделаешь? Не ты первый. Я сразу понял, но при Люське не хотел говорить.

– Тоже мне доктор нашелся, – Головин скептически усмехнулся.

– Между прочим, я был знаком с одним выдающимся медицинским светилом.

– Лечился, что ли?

– Да нет! По работе… В общем, ты боишься убедиться, что клада нет, а убедиться надо. И я тебе помогу.

– В чем поможешь, Миша?

– Говори, где клад. Я пойду, перекопаю там все и докажу, что ничего нет.

Мишка был маленький и плотный, а Головин высокий и жилистый. Поэтому сейчас Мишка смотрел на собеседника снизу вверх такими честными, такими бескорыстными глазами, что Головин моментально догадался о его истинных намерениях.

– Может, я и больной, но не дурак.

Сантехник шагнул в сторону от магазина, Мишка тут же встал у него на пути:

– Вот видишь! Ты думаешь, что клад есть. Но боишься разрушить свои представления и все такое… Боишься, что все не так, как ты привык думать!

– Что тут думать? Ты золота моего захотел, вот что!

– Какого золота, болван! Нет никакого золота!

Они уже кричали друг на друга. Прохожие уже с интересом на них оглядывались. А какая-то женщина даже остановилась рядышком, делая вид, будто роется в сумке, а сама с жадностью ловила каждое слово, украдкой косясь в сторону спорщиков. Андрей Сергеевич перехватил ее взгляд, покраснел и почти побежал подальше от магазина. Мишка не отставал.

Формально он был прав. Если Головин не верил в мистику, то незачем было скрывать, где зарыт мифический клад. Но сейчас Андрей Сергеевич с ужасом понял про себя, что он и жене не назвал точного места. Скажем больше, не выдал бы он этой тайны никому, даже, пожалуй, под пыткой.

Андрей Сергеевич бежал. За ним, пыхтя, семенил Галин. Андрей Сергеевич остановился. Галин тоже замер, не сводя с Головина тревожных глаз.

– Чего надо? – прошипел сантехник с ненавистью. – Канай отсюда.

– Не могу, – Мишка невинно вскинул брови. – Случись чего, как потом твоей Люське в глаза смотреть?

– Иди, я сказал. Нашел больного.

– Да ладно, Андрюха. Что ты, в самом деле? Не хочешь, не надо. Пошли домой.

Андрей Сергеевич понял, что Мишка не отвяжется, и молча направился к дому. Мишка держался сзади. Получалось, что сантехник шел под конвоем. Хотя если бы захотел, мог бы преспокойно сбежать, потому что превосходил Мишку и в росте, и в силе. Только сбегать Андрей Сергеевич не собирался. Наоборот, у подъезда он вдруг повернулся к Мишке с доброжелательной улыбкой:

– Слушай, сосед, ты того… Извини, в общем.

– Да ладно, чего там. Я ж понимаю, потрясения и все такое.

Считая свою миссию исполненной, он направился к лифту. Но Головин остановил.

– Может, ты прав насчет помощи?

Глаза Мишки хищно сверкнули в подъездном полумраке, а ответил он совершенно равнодушным тоном:

– Прав, конечно. Хотя лучше тебе к психиатру.

– Давай сейчас туда сходим, в подвал? Помоги мне.

– Даже не знаю, – Мишка изобразил раздумье. – Устал как черт. Далеко это?

– Да вон дом рядом со школой. На работу ко мне заскочим, лопату возьмем, ключи от подвала, и вперед.

Мишка еще секунду помялся, потом нехотя кивнул:

– Ладно, идем. Только тихо.

Слова Мишка выговаривал устало, а пошел очень даже бодро. Через короткое время они были на месте. Андрей Сергеевич подвел соседа к одному из углов подвала, бросил лопату с ломом на каменный пол, а сам тяжело привалился к стене.

– Здесь, что ли? – Мишка уставился на лопату жадными глазами.

– Ага, – слабо протянул Головин.

– Ну? Давай копай.

– Не могу, Миша. Честное слово, сил нет.

– Ладно, – Мишка с готовностью взялся за дело. – Только учти, пятьдесят процентов мне.

– Какие проценты? – болезненно проскулил Головин. – Там же ничего нет. Ты сам говорил.

 – Говорил, говорил, – Мишка остервенело тыкал ломом в бетон. – А вдруг…

Бетонная стяжка была намного тоньше нормы, так что Мишка без усилий раскрошил ее ломом и принялся ковырять лопатой каменистый грунт. В полу подвала появилась ямка. Мишка обливался потом и двигался уже медленнее, без былого энтузиазма. Наконец остановился совсем, отошел на шаг.

– Бабка не сказала, на какой глубине закопано?

– Не сказала, – Головин равнодушно вздохнул. – Да ведь ты и не копал еще.

– Не копал? А это? – Мишка указал на плод своих усилий и тут же поджал губы. Ему и самому стало ясно, что почти ничего он не вырыл. – Может, все-таки, поможешь, для тебя ведь стараюсь?

– Сил нет, Миша. И не хочу, – Головин закурил. – Устал? Пошли домой. Сейчас дверь запру, и забудем.

– Ну уж нет, – Мишка решительно приступил к лопате.

– Куда спешить?

– Как куда? А вдруг кто придет?

– Сюда кроме меня никто не ходит. Делать нечего. Дверь стальная, ключ под охраной. Так что и тебе без меня до золота не добраться.

Мишка стрельнул в Головина глазами и продолжил ковырять землю. Следующие десять минут он работал молча. Вдруг лопата во что-то уперлась. Мишка замер и устремил на Головина испуганный взгляд.

– Спокуха, без пены, это кирпич.

Мишка затряс головой:

– Кирпич не такой, Сергеич. Там что-то деревянное…

Головин нехотя шагнул к яме, но Мишка схватил лопату наперевес и угрожающе нацелил острие в сантехника.

– Ты чего? – Головин растерянно поднял руки.

– А ты?.. Я говорю, половина моя.

– Да твоя, твоя. Давай посмотрим, что там.

Это был кусок доски.

Домой Галин ковылял мрачнее тучи. Пот катился по его лицу, шее и грязным волосатым рукам. Андрей Сергеевич шел рядом и благодушно улыбался:

– Брось, Мишаня. Мы же знали, что клада нет. А за помощь спасибо. Век не забуду.

Мишка бормотал что-то невразумительное про социальную несправедливость, дескать, одним все дается даром от рождения, а другие, такие как он, вынуждены тратить время, силы и здоровье на добывание куска хлеба.

Дома Головин рассказал жене про поиски клада и вывел из этого нравоучение в том смысле, что жажда наживы способна свести с ума кого угодно. Но нравоучения жену не заинтересовали. Она покрутила пальцем у виска:

– Ты головой-то думал, кому про клады рассказывать?

– Так не я же начал!

– Начала-то я. Но место-то я не открыла.

– Потому что не знала.

– Да и знала – промолчала бы. Дура я, что ли? Деньги наши и больше ничьи. А он там все перекопает.

– Перекопает, – улыбался Андрей Сергеевич. – Дверь взломает и обязательно перекопает. Галин такой.

– Чему радуешься, дурачина? Он же все захапает.

– Не захапает.

– Значит, ты его туда водил, потому что не веришь? Ничего, когда найдет, поверишь, да поздно будет.

В ответ Андрей Сергеевич захихикал.

Ночью беспокойная родственница вновь вторглась в сон наследника. То есть Головин снова не разобрал, наяву он разгуливал по улице в трусах и майке или все-таки в воображении. А разгуливать неглиже пришлось, потому что на этот раз, появившись, Елизавета Григорьевна молча подошла к кровати, откинула с правнука одеяло, ухватила его за запястье своей маленькой жилистой ручкой и властно потянула к выходу. Осторожно, стараясь не задеть спящую жену, Андрей Сергеевич спрыгнул с кровати и как был босой, так и выбежал сначала в прихожую, оттуда на лестницу, с лестницы на улицу.

Всю дорогу он опасался, что попадет на глаза какому-нибудь ночному прохожему. Должно быть, бабушка в балахоне и чепце, тащившая за руку высокого мужика в одном белье, смотрелась очень комично, а может – пугающе. К счастью, улицы, которые выбирала старуха, были безлюдны. Никто не встретился Андрею Сергеевичу и его спутнице.

Остановились у дома дореволюционной постройки. Елизавета Григорьевна посмотрела на потомка строго и перстом величественно указала на фасад:

– Это твое, потому что построено Головиными. Запомнил?

– Знаю я этот дом, Елизавета Григорьевна. Я здесь сантехником… Только кому теперь чего докажешь? Сунься, враз на башку укоротят.

– Укоротят? И пусть себе, не доказывай. Десяток таких купишь! – старуха повлекла правнука в подъезд.

В подъезде пахло туалетом. Головин отлично знал, что раньше здесь к запаху мочи примешивался еще запах самогона и кошек. Потому что в коммуналке на первом этаже до недавнего времени жил самогонщик, бабка – любительница кошек, и многодетная семья. Самогонщик допился до белой горячки, убил бабку-кошатницу и кончил дни в тюрьме. Многодетная семья получила отдельную квартиру где-то на окраине. А освободившуюся жилплощадь занял очень солидный и очень капризный господин. Разумеется, кошек перед этим разогнали, коммуналку отремонтировали. Так что теперь в подъезде пахло только туалетом.

Дверь в золотоносный подвал была заперта. Но старуху это не смутило. Порывшись в складках своего балахона, она протянула Головину ключ и приказала отпирать.

– Может, не стоит? Здесь, я знаю, дверь скрипит, а рядом жилец беспокойный. Разбудим…

– Я говорю, отпирай! – властно перебила старуха. – Никто не услышит.

Головин открыл замок, распахнул скрипучую дверь и тут же затрусил за бабкой, потому что она снова вцепилась в его запястье. Остановилась Елизавета Григорьевна в дальнем углу. Как раз в том месте, где перед самой перестройкой прорвало трубу с холодной водой.

– Вот тут копай. Понятно? – топнула она ногой.

Головин покорно кивнул.

– Или, может, не откладывать, а? Где лопату взять?

Головин пожал плечами:

– Дома мне лопата ни к чему… На работе есть. Но это до утра надо ждать.

– До утра так до утра, – старуха задумчиво пожевала губами. – Только уж утром непременно! Гляди не мешкай.

– Слушайте, бабушка. А зачем вам надо, чтобы я откопал этот клад?

– Как? – старушка выпрямилась, незабудки на ее кружевном чепчике возмущенно задрожали. – Государь мой, Андрей Сергеевич… Простите великодушно, не возьму в толк, о чем изволили вопросить.

– Я говорю, мне богатства не надо. Что заработал, то и мое, а остальное – чужое, и брать его нельзя. Вот так.

– Стремление жить плодами своих трудов похвально. Да нечто Головины воры? – Вместе с кружевами на чепчике возмущенно задрожала и сама бабка. – Нечто мы чужое даем? Уж мы ли не послужили? Что здесь найдешь – твое, потому как предки твои от государевой службы не бегали, а он их за то жаловал.

– Так то предки.

– Не желаю слушать!

Бабка отвернулась и пропала. Тотчас Головин непостижимым образом оказался у себя в постели под одеялом. Рядом посапывала жена. Андрей Сергеевич приподнял голову с подушки, тревожно оглядел комнату, но в темноте ничего не увидел. Перевернул подушку холодной стороной вверх, прижался к теплому боку жены и заснул сладко, без сновидений.
 

6

Утром он открыл глаза поздно. Жена уже хозяйничала на кухне, наполняя квартиру запахом жареной картошки и жареной рыбы. Захотелось вскочить, быстренько умыться и начать жевать эту самую картошку, набивая ее в рот так, чтобы раздувались щеки, и заедать картошку горячей рыбой, предварительно выковыряв из нее косточки. И чтобы жена заботливо нудила: не спеши, того гляди, изо рта кусок вывалится. А потом превратить мягкую булку в бутерброд со сливочным маслом и съесть его, прихлебывая горячий чай. И чтобы к этому времени жена уже хлопотала у плиты и трещала без умолку о своем, и слушать ее вполуха, думая о чем-нибудь приятном.

Андрей Сергеевич не стал спешить, зная, что нехитрого утреннего наслаждения у него никто не отнимет. Повернувшись на спину, он раскинулся на кровати, как морская звезда. Законное безделье по случаю отпуска наполняло душу радостью. Но длилась радость недолго, совсем чуть-чуть, потому что во рту вдруг ощутился привкус подвальной сырости. Вспомнилось ночное приключение. Головин помрачнел. Снова приходилось решать, наяву он лазил в подвал старого дома или во сне.

Здравая логика подсказывала, что ночное приключение – не больше чем очень яркий сон. Но почему тогда саднит правая пятка? Это привиделось Андрею Сергеевичу, что по пути к дому он наступил на острый камушек… Нет, надо что-то делать. Прав Мишка, лучше к психиатру. Сегодня же, сейчас, немедленно… Умыться и вперед!

Андрей Сергеевич вдохнул еще раз зазывные кухонные ароматы и решительно откинул одеяло. Из ванны он вышел свежевыбритым и аккуратно причесанным. Достал рубашку и костюм, который не надевал лет сто – случая не выпадало. Натягивая носок на правую ногу, заметил, что пятка действительно поранена, но не стал обращать на это внимания. Жена застала Головина перед зеркалом за завязыванием галстука.

– Ты куда, а завтрак?

– Завтрак потом.

– Неужели за ум взялся? Погоди-ка, ты за кладом в галстуке?

– Люся, клада нет и не было. Я иду в больницу, хочу положить этому конец.

Кухонное полотенце, которое жена нервно мяла и трепала, упало к ее ногам, а сама она, закатив глаза, пошатнулась, будто теряла сознание. Головин неловко обхватил ее крупный стан.

– Люсь, ты чего?

Жена посмотрела мутно, проблеяла тихо:

– Развод… Я с тобой жить не буду… – Оттолкнув Андрея Сергеевича, она ушла в кухню. Головин стянул с шеи галстук и поплелся за ней.

– Я болен, Люся. Неужели непонятно? Мишка прав: старушки с кладами просто так не являются.

– Может, Мишка тебе и диагноз поставил, может, и врача присоветовал? – всхлипнув, жена отвернулась к раковине.

– Ну зачем ты?

– А затем! Сейчас ты врачу все выложишь, он тебя в психушку, а сам в подвал… – Она залилась горючими слезами. – Я тоже на Канары хочу. Я тоже хочу жить по-человечески.

Андрей Сергеевич как был в парадном костюме, так и вышел из дому. Только галстук оставил. Есть хотелось ужасно, но видеть плачущую жену не было сил. К психиатру он не пошел, найдя доводы жены верными. Действительно, что мешало сначала убедиться, что клада нет, а потом спокойно обратиться к врачам? А мешало то, что Андрей Сергеевич панически боялся клад найти!

Не зная, что предпринять, он сел на скамейку у подъезда. Чуть поодаль, на газоне за чахлой сиренью, мальчишки гоняли мяч, шумно спорили, был гол или не было, и тем самым мешали сантехнику сосредоточиться. В голове вертелось одно: не стоило рассказывать правду про встречу с предками и тем более про клад. Надо было что-нибудь соврать. Андрей Сергеевич не только не сумел направить мысли в нужную сторону, но и не заметил, откуда и когда на скамейке появился Галин. В руках у него была новая, видимо только что из магазина, лопата и папка.

– Привет, сосед, – с подчеркнутой бодростью обратился Мишка к Андрею Сергеевичу. – Ну, как ты в целом?

– Да так как-то…

– Понятно. Спроси, где я был?

– Не хочу.

– Ну и не надо! Все равно я информаторов не выдаю. А информация тебя, между прочим, касается, – Мишка придвинулся и заговорил тихо. – Дом, где мы вчера были, двадцать пятого года постройки. Во время революции, его еще в проекте не было. Получается, надула тебя бабка. А, может, у нее склероз и все такое, возраст-то не шуточный.

Головин неопределенно покивал.

– Это ничего, Сергеич, смотри, – отставив лопату, Мишка погладил свою папку. – Денег сюда вбухано не меньше твоей зарплаты, зато теперь мы знаем, все старые дома района. Их пять, все на одной улице, – как величайшую ценность Мишка извлек из папки листок со списком домов и протянул его Головину.

Список Андрей Сергеевич смотреть не стал:

– Заплатил бы мне, я их и так знаю.

Мишкина рука дрогнула, а сам он выпучился:

– Ты знал?!

Головин понял, что совершил очередную ошибку. Обиженно сопя, Мишка запихнул список обратно в папку, подхватил лопату и шагнул к подъезду. В дверях бросил через плечо:

– Я хотел тебе помочь, как другу, а ты вон как.

– За пятьдесят процентов? Видали мы таких друзей, – огрызнулся Головин.

– Все, сосед. Теперь каждый сам по себе. Найдешь ты – твое счастье. Найду я – не обижайся.

Мишка скрылся, а сантехник остался на скамейке. Очень хотелось есть и курить. Есть хотелось больше, поэтому вскоре Андрей Сергеевич вернулся домой. Жена встретила настороженно.

– Быстро тебя отпустили.

Головин молча покивал.

– Ну и что сказали?

– Сказали, лучшее средство от привидений – еда, приготовленная любимой супругой, – Андрей Сергеевич подошел к жене сзади, обхватил ее за плечи и чмокнул в щечку.

– Ну ладно, я серьезно, – она тут же смягчилась. – Не ходил что ли?

– Подумал, надо попробовать справиться самому. Давай завтракать, а?

О кладе жена разговора не заводила. Наоборот, была ласкова, улыбчива, услужлива. Просила мужа есть аккуратнее, не спешить, жевать тщательнее. Словом, то, о чем Андрей Сергеевич мечтал утром, сбылось ближе к обеду. Жена трещала о своем, а он слушал вполуха, кусая булку с маслом и прихлебывая горячий чай. Только вот думать о приятном не получалось. Из головы не шла последняя Мишкина фраза насчет того, что теперь он будет действовать самостоятельно. Дореволюционных домов в районе действительно всего пять, и все они на одной улице. Так что рано или поздно Мишка отыщет нужный подвал…

Сначала Андрей Сергеевич успокаивал себя в том смысле, что подвалы заперты, проникнуть туда непросто. Но тут же подумал, что если отнестись к делу серьезно, то возможно все. Во всяком случае, у Мишки хватит наглости, настойчивости и денег, чтобы получить к подвалам беспрепятственный доступ.

Жена продолжала свой монолог, а он размышлял так: «Не надо было вчера дразнить Мишку. Надо было сказать, что клад не в нашем районе…» Тут жена замолчала и посмотрела вопросительно. Видимо, она о чем-то спросила, но Андрей Сергеевич прослушал вопрос, поэтому на всякий случай улыбнулся.

– Так пойдем? – жена растерянно моргнула.

– Сходи одна, Люсь. Все равно, я в этом ни бум-бум. 

– Как так? А кто бум-бум?

– Ну… Специалист… Ты!

– Хорош издеваться. Что я понимаю в ваших делах?

Андрей Сергеевич предположил, что речь шла о сантехнике. Значит, скорее всего, его звали в магазин. В следующую секунду вспомнилось, что жена хотела заменить ванну.

– Люсь, давай так: ты выбери, что нравится, а я куплю и поставлю.

Жена просияла:

– И не скажешь, что дорого? Не скажешь, что не подходит?

– Про цену не скажу, а про остальное… Увидим.

– Андрюш, я тебя обожаю, – весело пискнула она. – Я уже выбрала. Сейчас куплю и привезу. Ты только поставь.

Опасаясь, что Андрей Сергеевич опомнится и передумает, жена собралась минут за десять. Она еще что-то там ворковала про деньги, но этого Головин не разобрал. Он снова размышлял о том, как не надо было разыгрывать Мишку.

В квартире воцарилась тишина. Сидя на кухне, Головин прислушивался к доносившимся с лестничной площадки звукам: время от времени хлопали входные двери, вверх-вниз ползали лифты, что-то где-то поскрипывало, где-то шуршало. Мысли неожиданно потекли в странном направлении. Вдруг подумалось, как будет обидно, если Галин все-таки откопает эти злосчастные сокровища. Сомнения в их реальности сами собой отступили у Андрея Сергеевича на второй, а может и третий план. Теперь он опасался, что клад попадет в чужие руки.

На площадке снова хлопнуло. В то же мгновение Головин бросился в прихожую и приник к дверному глазку. Так и есть! Мишка с лопатой в одной руке и большим электрическим фонарем в другой нетерпеливо дожидался лифта. В висках у Андрея Сергеевича застучало:

«Какой наглец, а! – шептал он, меряя шагами коридорчик между прихожей и кухней. – Кладоискатель хренов! И не таясь, открыто…»

Однако, надо было что-то предпринимать. Андрей Сергеевич метнулся на улицу. Мишку он увидел сворачивающим за угол и осторожно двинулся за ним. Кладоискатель пришел на улицу со старыми домами и, не задерживаясь ни секунды, скрылся в том самом подъезде того самого дома.

Дрожа от возмущения, страха и злобы, Головин выждал минуту, а потом вошел следом и тихонько, на цыпочках спустился в открытый подвал. Мишка уже трудился в том самом углу, где перед перестройкой меняли трубу. Как и в прошлый раз, он неловко ковырял землю, поминутно смахивая с лица пот и чертыхаясь. Место раскопок освещал луч мощного фонаря. В желтом свете клубилась пыль. Пылью был охвачен Мишка и весь угол, в котором он начал поиски. С каждым Мишкиным движением пыльное облако вздрагивало, шевелилось и густело на глазах.

Непонятно, откуда и каким образом в руке Андрея Сергеевича появилась увесистая палка. Он неслышно подкрался к скрюченному конкуренту и со всей силы опустил палку ему на голову. Мишка жалобно охнул, выронил лопату, не разгибаясь, плюхнулся на колени и стал медленно, словно ожидая чего-то, поднимать руки к голове. Андрей Сергеевич ударил еще раз. Мишка рухнул на бок и замер. Голова его оказалась за пределами желтого луча, но Андрей Сергеевич все равно разглядел кровь. Нашарив в кармане поверженного противника связку ключей от подвалов, Головин выскочил на улицу. Окровавленную палку он сунул в мусорный бак рядом с подъездом, туда же швырнул ключи и – бегом домой.

Жена еще не вернулась. Первым делом Головин зачем-то помыл свои туфли, затем оглядел себя в зеркало. Он все еще был в брюках от парадного костюма и белой рубашке. Слава Богу, следов преступления на ней не осталось – ни крови, ни грязи. Рубашку Головин все равно с себя стянул и закопал в корзине с грязным бельем, брюки вместе с пиджаком убрал обратно в шкаф. Затем натянул домашнюю футболку с дырявой подмышкой и линялые тренировочные. Подумав немного, разложил на полу в ванной гаечные ключи, лихорадочно бормоча себе под нос: «Жена по магазинам, а мы водопровод чиним, ничего не знаем…»

Произведя такие действия, Головин прошел в кухню и там вдруг осознал, что из-за каких-то паршивых снов стал убийцей. И еще понял, что врать и отпираться от этого факта он не сможет ни секунды. Вспомнилось, как несчастный Мишка неумело мучился с лопатой, как потом охнул жалобно, как повалился в пыль, вспомнилась кровь. Стало нехорошо. Андрей Сергеевич заблевал кухню съеденной на завтрак картошкой и тут же кинулся убирать. За этим занятием, ползающим по полу с тряпкой, и застала его жена. Она вбежала распаренная от жары, радостная и затараторила:

– Ой, Андрюша! Ты не представляешь… Я говорю, мне ванну вот эту, голубую, а он – голубых нет. Я – как так? Ничего не знаю, ищите, или уйду. Как они засуетились, как забегали!..

– Люся, я его убил, – прошептал Головин, глядя на жену снизу вверх, потому что оставался на четвереньках.

– Ага, – легкомысленно кивнула жена и продолжила, как ни в чем не бывало. – Полы моешь? Умница моя!..  Сразу голубую нашли, завтра привезут. Вообще-то я вчера мыла. А нашу ванну надо выбросить сегодня же.

– Люся, ты слышишь? Я его убил, – так же тихо процедил Головин. – Он в подвал полез, копал, а я его по голове.

Жена осела на мокрый пол.

– Кто видел? – спросила она спокойно, по-деловому.

– Никто.

Еще секунду поразмышляв, жена неловко поднялась на ноги и кинулась из кухни. Андрей Сергеевич – за ней. В ванной жена схватила один из разложенных гаечных ключей, самый большой, и со всего размаха долбанула им по белой эмали. На ванне появилось безобразно черное пятно. Эмаль крошками и пластинками упала на дно.

– Ты чего?

– Так… Видишь? Смотреть страшно. Вот так… Сегодня ты ее весь день снимал, потому что я новую купила, – она сунула в руки Головину ключ. – Снимай! Возишься, возишься…

Жена замерла напряженно соображая. Головин сунулся было откручивать ванну, но она остановила и потащила его в спальню. Там силком раздела и приказала ложиться. Головин послушно укрылся одеялом, а жена раздумчиво произнесла:

– Значит так. Вчера ты выпил холодного, сегодня весь день не встаешь. Ну там озноб, температура… Покашляй.

Головин покашлял.

– Не пойдет, – заключила жена. – И ванну снять надо. Чего разлегся? Иди, откручивай, отвинчивай.

Головин вскочил, оделся и пошел было, но тут же вернулся.

– Знаешь, Люсь, я лучше сознаюсь.

– В чем? – жена изобразила удивление.

– Во всем.

– Ничего же не было! Ты в отпуске, с ванной возишься. А чего он в подвал полез, кто его там прихлопнул, откуда тебе знать?

Головин безнадежно махнул.

– Ну а я? Что я делать буду?

– Там же не дураки. В момент все раскусят.

– Давай еще поплачем… У нас есть алиби!

– Откуда?

– Я у Корнеевой деньги взяла. Приплатить, так она подтвердит, что ты весь день дома, да еще скажет, что сама тебе помогала.

– Ты у нее заняла?

– Ну да, на ванну. Ты же согласился!

– Не понял, а как расплатимся?

– Как, как, – жена обиженно надула губы. – Кладом твоим.

Головин замычал, застонал и схватился за голову.

– Ну нечего, нечего! – прикрикнула жена. – Давай работай!

Открутить и снять старую ванну, Андрею Сергеевичу было – раз плюнуть. Самое тяжелое в этой работе – выволочь ванну из квартиры, ничего не задев, не разбив, не поцарапав. По уму требовался помощник. Но его не было. Раньше Головин обратился бы по-соседски к Мишке, а теперь даже думать о нем боялся. Взялись помогать жена и ее подружка Корнеева, которую жена вызвала по телефону и которая немедленно прибежала, потому что жила двумя этажами ниже, да помощниц из них не вышло. Хоть и дрожал Андрей Сергеевич нервной дрожью, хоть и обливался с головы до ног холодным болезненным потом, а все-таки прогнал обеих. Жена увела подружку в кухню и там стала подговаривать дать следствию ложные показания.

Кое-как вытолкал незадачливый сантехник свою ванну на лестничную площадку, там долго курил, потом из последних сил погрузил ее в лифт. На выходе из подъезда, встав на дыбы, ванна неожиданно застряла. Головин безрезультатно дергал, пинал, толкал ее, пока не появился случайный прохожий. Прохожий открыл вторую створку подъездной двери, и ванна наконец вывалилась на улицу. Она грохнулась на асфальт дном вверх, издав короткий, тоскливый гул.

Поднатужившись, Головин снова ее поднял и снова бросил, морщась от противного звука. Так докантовал до помойки, приткнул рядом с мусорными баками и, почувствовав, что двигаться больше не может, присел на облупленный борт.

Тут случилось то, от чего сантехник чуть не свалился в обморок. У подъезда остановилась милицейская машина. Андрей Сергеевич сразу решил, что приехали за ним. Особенных эмоций это не вызвало, потому что ареста Головин ждал и, несмотря на усилия жены, решил ни в чем не запираться. А вот когда из машины вылезли ничем неприметный гражданин и с ним… Мишка, в глазах у Андрея Сергеевича потемнело. Несостоявшийся убийца захотел броситься Галину на шею и от облегчения расплакаться. Но сдержался, ограничился усталой улыбкой.

Мишка был весь грязный, потный и мятый, на голове у него белела шапочка из свежих бинтов, перехваченная под подбородком. Парочка двинулась к подъезду. Но, заметив Головина, Мишка ухватил своего спутника под локоть, зашептал ему на ухо и ткнул пальцем в сторону помойки. Гражданин подошел к Головину. Мишка боязливо жался у него за спиной.

– Головин Андрей Сергеевич? – спросил гражданин бесцветным голосом. – Я – следователь Александр Рюрикович Шейкин, – гражданин показал документ. – Пройдемте.

– Куда? – прохрипел Головин, пожирая глазами живого Мишку.

– Только не ко мне! – вскрикнул тот испуганным фальцетом. – Кто его знает, этого психопата.

– К вам, Андрей Сергеевич, – равнодушно вздохнул следователь.

– У меня ремонт, – вяло возразил Головин, понимая, что возражать бесполезно.

Дома Головин пригласил гостей в кухню. Жена все еще шепталась с Корнеевой. При виде живого Мишки она очень натурально вскрикнула:

– Миша, боже! Что с тобой!?

Никогда Андрей Сергеевич не подозревал в супруге ни особенной выдержки, ни тем более артистического таланта. Тем не менее у нее оказалось и то, и другое.

– Миша, на тебя покушались? – наступала жена. – Говорила я: бизнес – дело опасное.

Корнеева молчала на табуретке, где обычно садился Мишка, с любопытством рассматривая серого от волнения Головина, воскресшего грязного Мишку и следователя. Следователь сделал предупреждающий жест. Жена тут же повернулась к нему:

– А вы кто? Его коллега, да? – она поняла, что это не коллега, но умело разыгрывала простушку. – Слушайте, ребята, надо милицию вызвать. Так оставлять нельзя.

– Я и есть милиция! – наконец перебил ее Шейкин слегка раздраженно. – Вы кто?

– Я? То есть как? – жена изобразила растерянность.

Следователь посмотрел на Головина вопросительно.

– Жена, – устало выдохнул сантехник.

– Ну да! – закивала жена. – А что?

– Вы? – следователь подсел к кухонному столу и уставился на Корнееву.

– Я рядом живу, – Корнеева независимо повела плечами. – Мы с Люсей подруги.

– Ясно, – следователь повернулся к Головину. – Гражданин Галин утверждает, что вы совершили покушение на убийство.

В ответ Андрей Сергеевич жалобно улыбнулся.

– Какое покушение? Когда? – немедленно вмешалась жена. – Мишка, ты чего?

– Сегодня, около двух часов дня, – ответил следователь.

– Это что, вот это вот? – поддержала Корнеева, показывая на Мишкину шапку из бинтов. – Быть не может!

– Что значит, не может? – возмутился Мишка. – Что же, я сам себя?

Следователь хмуро посмотрел на Корнееву:

– Почему не может?

– Он весь день с ванной возился. Я сама видела, я все время здесь была.

– А чего он с ванной возился?

– Ну это… – Корнеева обвела глазами Головиных. – Они давно новую хотели. Он сегодня старую снимал, а Люська за новой пошла.

Следователь сходил в ванную, быстро вернулся:

– И где же новая?

– Завтра привезут, – ответила жена и повернулась к Мишке. – Миша, зачем же ты так с соседями-то? Что мы тебе сделали? 

– Врут они! – заорал Мишка. – Он меня схватил и в подвал затащил. Я сопротивлялся, я кричал, но он сильнее… – со змеиной улыбкой Мишка обратился к Головину. – Думал, я умер, да? Кишка у тебя тонка.

Счастливый сантехник виновато потупился и снова еле сдержался, чтобы не расцеловать свою жертву. Честное слово, в эту секунду Андрей Сергеевич готов был немедленно откопать сокровища, если они есть, и добровольно отдать их Мишке все без остатка, лишь бы тот жил, лишь бы у самого Головина не было повода обвинять себя в убийстве человека. Из этого состояния вывел Андрея Сергеевича следователь.

– Да, да, сопротивлялись и кричали, – задумчиво повторил он за Мишкой. – Только почему-то никто этого не видел и не слышал. Странно, правда? – потом он снова посмотрел на Корнееву. – Знаете, что еще странно? Почему вы были с Андреем Сергеевичем, а не с его женой.

Корнеева густо покраснела, а Головин понял, что пришла его очередь.

– На что вы намекаете? – спросил он как можно более оскорбленно.

– Да врут же они! – снова заорал было Мишка. Но следователь посмотрел на него с нескрываемой злобой, и Мишка умолк, а следователь продолжил:

– Я не намекаю. Я разбираюсь. Кстати, гражданин Галин, еще более странно, что напали на вас именно сегодня.

– А что? – Мишка растерянно моргнул.

– Как раз сегодня я собирался задать вам несколько вопросов о вашей коммерческой деятельности, о дачном строительстве. Жалуются на вас: деньги берете, а строить не строите, прячетесь.

– Так ведь… – Мишка захлебнулся, закашлялся, начал показывать на Головина, подбирая какие-то слова. Следователь не стал дожидаться, пока Мишка заговорит.

– Поэтому история с покушением с одной стороны выглядит загадочно, а с другой – вполне логично. Надо только уточнить кое-какие детали.

– При чем здесь мой бизнес? – выговорил, наконец, Мишка. – Он меня убить хотел.

– Вот в этом мы и будем разбираться, – подчеркнуто ласково ответил Шейкин, поднимаясь из-за стола. – Только не здесь, а в моем кабинете. Не будем мешать честным людям, – легонько подтолкнул ошалевшего от неожиданности Мишку к выходу.

Проводив Галина и следователя, Андрей Сергеевич вернулся в кухню. Жена и Корнеева тяжко отдувались, будто до этого долго и быстро бегали.

– Ну что же ты? – встретила его жена ласковой улыбкой. – Убил, убил. Я уж и правда испугалась.

Андрей Сергеевич виновато покосился сначала на жену, а потом на Корнееву. Корнееву он считал глупой и жадной, но сейчас хотел целовать ей руки.

– Тут такое дело, – начал он, кидая на подругу жены виноватые взгляды. – Люська у тебя деньги заняла, но не знала, что мы быстро не расплатимся…

Корнеева посмотрела на супругов вопросительно.

– Да ладно, Андрюш, она же сейчас тебя от тюрьмы спасла, – оправдалась жена.

– Я не о том…

– А я о том! Я рассказала про клад.

Головин замер. Казалось, что случилось уже все, что способно было вызвать в нем удивление, а вот жене это удалось еще раз.

– Она заслужила награду.

– Мне много не надо, – смущенно вставила Корнеева.

– Третья часть, – уточнила жена.

Головин сник и устало привалился к холодильнику. Корнеева расценила это по-своему. Поджав губы, она тихо заметила:

– Нас ведь трое. Так что делить надо на троих… Хотите, я могу с вами в подвал пойти.

Объяснять, что сокровищ не существует, Головину не хотелось. Хотелось ему помыться и тихо умереть. Но ванны в доме не было, поэтому он просто вышел из кухни. И как был в грязной одежде, так и бухнулся на постель, лицом в подушки.

А через какое-то время из кухни донеслась ругань. Подруги яростно спорили, обвиняли друг друга в жадности, угрожали выцарапать друг другу глаза, выдернуть волосы и еще сделать массу неприятного. Головин не стал выяснять, что происходит. Он-то знал, что неповоротливую на вид Люську одолеет не всякий мужик, не то что какая-то там Корнеева. Спор, между тем, переместился в прихожую. Затем хлопнула входная дверь, и Люська, тяжело ступая, вошла к Головину.

– Чего разлегся? Вставай! – крикнула она зло.

– Что еще? – тихо простонал Андрей Сергееевич.

– Не слыхал? Эта дура половину требует.

– Почему? – так же тихо осведомился Андрей Сергеевич.

– За сохранение тайны, – пропищала жена, видимо, передразнивая Корнееву. Андрей Сергеевич лениво приподнял голову, а она продолжила так же пискляво. – Она у нас женщина одинокая, с ребенком…

– А я всегда говорил, что она дура, – Андрей Сергеевич уронил голову на подушку. – Потому и одинокая.

– Поднимайся и марш в магазин!

– Зачем, Люсенька? Чего еще нам не хватает?

– Масла купишь, хлеба нет, курицу хочу жареную, а лучше котлету. Давай быстро!

Головин нехотя поднялся, а жена тотчас улеглась на его место. Минуту Андрей Сергеевич топтался рядом, делая вид, что уже уходит, а на самом деле рассматривая соблазнительные Люськины формы. Потом, как только она устало прикрыла глаза, плюхнулся рядом.

– Ну что? – кокетливо хихикнула жена.

– Да споткнулся, понимаешь, – с наигранным недоумением ответил Андрей Сергеевич. – Сейчас поднимусь…

Поднялся и вышел в магазин он значительно позже, когда за окном был уже глубокий вечер. Усталость исчезла. Снова хотелось жить, зверски хотелось есть и еще хотелось завтра же стать обладателем новой голубой ванны. Говоря строго, цвет Головину был глубоко безразличен, лишь бы он устраивал жену.

Счастливый сантехник вышел на улицу и с удовольствием закурил. Чуть поодаль, на газоне за чахлой сиренью, мальчишки все еще гоняли мяч. Казалось, они не прерывались с самого утра. Головин с улыбкой прислушался к их спору, был гол или не было. Хотел вмешаться, но передумал. В голове его играла очень приятная музыка. А рядом с домом, как раз на пути в магазин стояла очень красивая большая иномарка. Андрей Сергеевич машин не любил, но эта сейчас ему нравилась. Не возмутило даже то, что машина нагло заняла всю дорогу, так что прохожим приходилось пробираться между сиренью и полированным боком. Головин тоже направился к сирени, но дверь иномарки вдруг распахнулась, закрыв единственный проход.

Ожидая, что сейчас из машины кто-то выйдет, закроет дверь, и проход освободится, сантехник постоял несколько секунд. Но никто не выходил, и дверь не закрывал. Ругаться с хамом-автовладельцем не хотелось. Поэтому Андрей Сергеевич направился в противоположную сторону, в обход дома. Однако его тут же окликнули:

– Андрей Сергеевич, вас не подвезти?

В животе у Головина стало холодно, потому что голос этот принадлежал следователю Шейкину. Хоть и выяснилось, что сантехник не убийца, однако покушение-то он все-таки совершил. И место ему сейчас не дома, под боком у жены, а в тюрьме. Стало быть, следователь уже задал Мишке свои вопросы и теперь решил взяться за него, за Головина…

– Садитесь, скорее, а то я всю дорогу закрыл. Неудобно, – следователь миролюбиво улыбался.

Мучаясь плохими предчувствиями, Головин залез в открытую для него дверь, и машина тронулась.

– Куда едем? – осведомился Шейкин, выехав из дворов на дорогу.

– Вообще-то я в магазин шел. Но у вас другие планы?

– В магазин, так в магазин, – легко согласился следователь. – Только покатаемся.

– Зачем?

– Значит, говорите, ванну купили? – спросил Александр Рюрикович так, будто не слышал вопроса собеседника. – Дорогая?

– Не знаю. Жена брала.

– Как так – не знаете? Странно.

– А что такого? Не знаю, и все.

– Неужели сами не понимаете? – оживился вдруг следователь. – Можно не знать, за сколько жена купила туфли, а тут целая ванна!

Головин нахмурился. Он не мог взять в толк, почему Шейкин прицепился к ванне. А следователь продолжал с некоторым азартом:

– Хотите убедить меня, что рядовой сантехник не интересуется, как супруга тратит его кровные гроши? Не поверю!

– Нет, ну я знаю, что дорого. Даже занимать пришлось у Корнеевой. Вы ее видели…

– Корнеева – женщина богатая?

– Куда там! Мать-одиночка.

– Почему же она дала вам взаймы?

– Ну а чего не дать-то? Они с Люськой подруги с первого класса!

Следователь промычал что-то невразумительное и задумался. Машина между тем катилась по шоссе в сторону МКАД. Головин был уверен – эта скользкая болтовня про ванну затеяна для того, чтобы заставить его сознаться в покушении на Мишку. Видимо, у следователя была выстроена какая-то логическая цепочка между дорогой покупкой и преступлением. Но припереть противника к стенке у Шейкина почему-то не получалось.

Любой злодей радовался бы, что милиция не имеет против него веских улик. Однако не таков был Головин. С детства вдолбленные догмы – врать нехорошо, а провинился, признавйся – терзали его благородное сердце. От всей души желал сантехник, чтобы Александр Рюрикович сейчас же придумал вопрос, ответ на который раскрыл бы его, Головина, уголовную натуру. Но следователь сосредоточенно молчал. В конце концов Андрей Сергеевич не выдержал:

– Знаете что, Александр Рюрикович? Это я… То есть, Мишка прав, – Головин мучительно подбирал слова для признания, но мысли от волнения путались. К тому же в горле стало сухо, и не очень слушался язык. – По голове его, это я…

– Знаю, – спокойно кивнул следователь, не отрываясь от дороги.

– Я арестован? – прошипел Головин.

Тут, прижавшись к обочине, машина остановилась. Следователь выключил мотор, уставился на изнывающего от неопределенности сантехника холодным немигающим взглядом и спросил тихо и ласково:

– Где клад, голубь?

В ответ Головин растерянно похлопал глазами, пожал плечами.

– Только не надо дурочку валять. Галин все рассказал, и про дворянских родственников, и про видения, и про то, как ты его вчера обманул. Так что выбирай: либо чистосердечное признание, либо…

– Я же говорю, это все мой бред, – Головин устало потупился. – Нет клада.

– Ага, а мать-одиночка за красивые глаза тебе деньги одалживает? Или, может, по взаимной любви?

Головин вспыхнул, но промолчал.

– В общем так. Счастьем надо делиться, – Шейкин вновь завел мотор, машина тронулась. – По нашему закону ценности, спрятанные в земле, принадлежат государству, нашедшему полагается всего 25 процентов. Ясно?

Головин кивнул.

– Но это не справедливо. Согласен? Так что предлагаю поделить пополам и разбежаться. Согласен?

– Пополам не получится. Мишка знает… И Корнеева тоже.

– О Галине не беспокойся, – следователь сделал многозначительную паузу, от которой у Головина по спине забегали мурашки. – А Корнеева… М-да, ребенка ее жалко…

– Вы что, совсем, что ли! – вскинулся Андрей Сергеевич.

– Ну что ты, бабы себе не найдешь? – Шейкин зло передернулся. – Зачем нам третий?

– Тронете ее – все что есть, сдам и копейки себе не оставлю. Вот так!

Александр Рюрикович долго ругался, глядя на дорогу, потом, помолчав, добавил хмуро:

– Ладно, будь по-твоему. Где клад?

– В подвале дома номер пять по улице… – Головин здорово испугался решительного тона следователя, поэтому готов был немедленно открыть точное место. Но следователь его неожиданно перебил.

– Ну ты лопух! Мне это неинтересно. Я имел в виду, откопал ты его или нет?

Головин пожал плечами виновато. Сейчас он и в самом деле чувствовал вину за то, что до сих пор не удосужился этого сделать.

– Тогда так, времени тебе до завтра. Заеду после обеда, в три. Да, голубь, не вздумай сбежать, – он неожиданно показал Андрею Сергеевичу совершенно искреннюю дружескую улыбку. – У тебя все равно не получится. Поймаю, ноги выдерну… и руки тоже. 

В магазине сантехник был долго. Он переходил от прилавка к прилавку, от полки к полке, машинально вертел в руках банки, коробки и пакеты с пестрыми этикетками. Он всматривался в рекламные надписи и бесцельно переставлял товары с места на место. Обычно так поступают люди, размышляющие о чем-то важном.

Андрей Сергеевич как раз и размышлял. Вернее, он пытался выработать план защиты от следователя. Но ничего не получалось. В необходимости защиты Головин не сомневался – как только клад найдется, этот ужасный Шейкин прикончит и самого сантехника, и Люську, и Корнееву с ребенком, и любого, кто окажется на его пути к богатству. Выход был один: по-честному сдать сокровища в полицию.

Подойдя к кассе, он с удивлением обнаружил, что в беспамятстве набрал массу ненужных товаров, и решил взять только то, что просила жена. Откатив тележку с пакетами, банками и коробками к витрине с пивом, Головин стал вытаскивать из-под них батон. Трудность состояла в том, что батон лежал на самом дне тележки.

– Эва как люди-то живут, – раздался тихий голос. Головин поднял глаза и увидел смутно знакомую женщину. Она смотрела на сантехника со скрытой завистью и открытой злобой.

– Вы мне? – он изобразил улыбку.

– Ну правильно, нахапали золота, теперь не знают, куда девать, – продолжала женщина чуть повысив голос. – А вот чтобы поделиться, так это нет.

Неожиданно Андрей Сергеевич вспомнил, как громко ругался с Мишкой, а эта самая женщина подслушивала, делая вид, что роется в своей сумке. Упоминание золота смутило Андрея Сергеевича до такой степени, что он немедленно бросился из магазина вон, забыв про все, что жена наказывала купить.

Убегая от склочной женщины, Головин вдруг поймал себя на том, что с ним незаметно случилась метаморфоза: он, как и окружающие, уже не сомневался в существовании призрачного наследства. Ну, почти не сомневался… Это казалось самым ужасным, потому что заставляло поступать так, будто клад действительно есть, будто имеются неоспоримые доказательства.

Доказательств пока что не было. Зато результаты, прямо скажем, ужасали. Во-первых, сам Андрей Сергеевич впервые в жизни поднял руку на человека, во-вторых, возникла нешуточная угроза для него и для окружающих, в-третьих, в семье сантехника свили гнездо разлад и тревога, которых раньше не было. Для Головина, привыкшего к размеренности и спокойствию, хватало одного только третьего.

Выскочив из магазина, он прямиком побежал домой. Жена со встревоженным видом топталась у подъезда. Нет, ничего плохого не произошло. Просто, провожая мужа в магазин, она была уверена, что увидит его снова не больше чем через двадцать-тридцать минут. Но когда со времени ухода Головина минул второй час, жена не на шутку растревожилась и вышла его встречать.

При виде любимой и любящей Люськи Андрей Сергеевич мысленно проклял весь свой дворянский род с его богатствами и решил больше жену не расстраивать, по крайней мере сегодня. Он не стал рассказывать про встречу со следователем и про склочную женщину. Он просто соврал в том смысле, что в магазине оказалось много народа, а касса работает всего одна, поэтому в нее выстроилась длиннющая очередь, совсем как в былые времена, вот он, Головин, стоял-стоял, а потом не выдержал и ушел. Поскольку до сегодняшнего дня Андрей Сергеевич жене говорил только правду, в эту байку она поверила сразу же.
 

7

Спать сантехник лег с тяжелым сердцем, ворочался, то подтыкал под себя, то совсем откидывал одеяло, без конца поправлял подушку. Не давала покоя мысль, что из-за своей безрассудной болтливости он поставил под нешуточную угрозу жизнь драгоценной супруги, а заодно и ее никчемной подружки. Да. Корнееву Головин не любил за жадность, завистливость, за ее бесконечные сплетни. Они частенько ссорились, и в запале Андрей Сергеевич не раз желал Корнеевой скорой смерти. Но сейчас, при возникновении реальной угрозы, он понял, что готов терпеть дурной характер матери-одиночки и дальше, лишь бы не становиться причиной злодеяния.

Сквозь сон почуяв неладное, Люська с нежностью обняла супруга, но тело ее показалось Головину жарким и тяжелым. Поэтому, освободившись от объятий, он прижался к стене и сделал вид, что наконец-то заснул.

А когда заснул по настоящему, тотчас из темноты вышла родовитая покойница. В третий свой визит она заливалась горькими слезами. Пеняла на головинское наследственное упрямство потомка и, между прочим, сообщила, что в доме скоро планируется капитальный ремонт. Так что клад может запросто достаться чужим людям.

Пока старуха всхлипывала и причитала, Андрей Сергеевич буравил ее угрюмым взглядом. Дом, хранящий в своем подвале сокровища, действительно был ветхим и, по мнению жильцов, требовал капремонта. А сантехник так вообще думал, что ремонт его не спасет. Сносить надо и строить новый.

Старушка тем временем достала кружевной носовой платок, поднесла его к глазам и замолчала. Андрей Сергеевич, до сих пор лежавший, сел на кровати, попытался принять независимую позу и произнес веско:

– Слушайте, бабуся. Я уже говорил, что никаких кладов мне не надо. А теперь еще скажу: у меня из-за вас проблемы.

Старушка насторожилась.

– Между прочим, я вообще атеист. Я не верю в привидения.

Выронив платок, старушка удивленно вскинула жиденькие бровки.

– Да, да. Не верю ни в вас, ни в ваши богатства.

– Как же, государь мой?..

– А вот так! В ваше имение я забрел случайно, а вовсе не из почтения к родственникам. Так что…

Головин задохнулся от собственной дерзости. На минуту в комнате повисло тягостное молчание. Жена во сне повернулась лицом к стене и тяжело опустила руку на то место, где сейчас должен был находиться бок Андрея Сергеевича.

– Да ты, внучек, и не верь, – вкрадчиво пропищала гостья. – Ты пойди да вырой, и все.

– Объясните зачем, тогда, может, и подумаю идти или не идти.

– Что ж за секрет? – старуха картинно развела руками. – Один ты Головин на целый свет. Вот разбогатеешь, заживешь, как человек. Имение выкупишь. Чужой-то на месте родовой усадьбы надумал конюшню строить, мы сами слыхали. Каково нам будет в лошадиных-то стойлах… Ведь чего проще – копнул и убедился.

– В чем убедился?

– А уж это там видать будет, – старуха опустила голову так, что лицо скрылось за голубыми незабудками чепчика. – Притомила я тебя, карга старая. Уважь предков, Андрюшенька. Уважь, и больше я тебя не обеспокою.

Головин покосился на привидение с сомнением.

– Вот те крест, не приду! – не поднимая головы, бабка размашисто перекрестилась и исчезла.

– Другие тоже не придут? – крикнул Головин в темноту.

– Кто? – сонно спросила жена. – Чего орешь?

– Всё-всё, спи, – тихо прошептал Андрей Сергеевич, поправляя свою подушку и укладывая руку жены себе на бок. Но она капризно закинула руку за голову.

Обещание призрачной старухи не беспокоить Головина, если он откопает клад, показалось очень соблазнительным. Ради этого Андрей Сергеевич собрался отправиться в подвал немедленно, не дожидаясь утра. Осторожно вылез из-под одеяла, тихо собрал свою одежду, вынес ее в кухню, там оделся, поставил на плиту чайник, чтобы на дорожку хлебнуть чаю. Пока чайник грелся, сантехник крепко призадумался. Ведь оставалось неясным, как защититься от жадного следователя Шейкина.

В сотый уже раз Головин сам себе говорил, что лучше всего сдать клад в милицию. Возможно, так и следовало поступить. Но очень не хотелось расстраивать жену. Она-то уже твердо уверилась, что со дня на день получит громадные деньги. Если богатства не окажется – это одно дело, а если окажется и попадет в чужие руки –  совсем другое. Самому Андрею Сергеевичу по-прежнему никаких сокровищ не хотелось. Но супругу он прекрасно понимал и полностью оправдывал. Вот только не мог придумать, как отделаться от следователя.

Между тем ночь сменилась хмурым рассветом. По небу ползли тяжелые облака, обещавшие сделать грядущий день прохладным. Как ни был занят Головин своими размышлениями, а ненастью все-таки порадовался. От жары он успел устать.

И тут с несчастным Андреем Сергеевичем случилось что-то вроде просветления. Вспомнил он вдруг о своих атеистических убеждениях, которыми минувшей ночью привел в замешательство навязчивую родственницу. Признаться, в тот момент убеждения эти под влиянием событий последних дней почти уже сменились прямо противоположными. Но вот сейчас, глядя на эти самые дождевые облака, сантехник вспомнил, что никаких доказательств существования сокровищ не было, нет и быть не может. Это все наваждение, бред и… словом, нервы!

Андрей Сергеевич даже тихонько рассмеялся, потому что понял, как отделаться от всех алкающих его наследства. Надо пойти в подвал, вырыть яму там, где должен быть клад, и потом всех туда водить и показывать ее, как неоспоримое доказательство ошибки.

План этот не отличался ни логикой, ни оригинальностью. Но в ту секунду Головин думал, что только так он сумеет успокоить жену и избавиться от Шейкина. Корнеева и то ли арестованный, то ли все-таки мертвый, по словам следователя, Мишка в расчет не принимались.

С легким сердцем сантехник отправился в золотоносный подвал. Открытая Мишкой дверь так и оставалась незапертой, а в углу до сих пор валялась новенькая Мишкина лопата и его же фонарь. Головин включил фонарь, посветил им во все углы подвала, убедился, что в темноте никто не прячется, и принялся копать. Он думал, что каждый взмах лопаты приближает его к счастливой развязке надоевшей истории с мистической ночной гостьей и ее призрачным кладом. Однако все оказалось сложнее.

В заветном месте и в самом деле обнаружился небольшой, но тяжелый ларец... Смятение, в которое повергла Андрея Сергеевича находка, описать трудно. Он даже не заметил, как в момент, когда его пальцы коснулись крышки ларца, подвал на мгновение озарился голубоватым сиянием, и раздался чей-то еле слышный вздох облегчения. Головин долго сидел на холодном полу, тупо уставившись на полусгнивший сундучок.

Получалось, что его жизнь теперь как-то переменится, и никто не сказал, что в лучшую сторону. Да и как могла она перемениться к лучшему, если теперь надо было защищаться от следователя? А главное выходило, что загробный мир существует! Вот что ночью имела в виду покойница, когда предлагала упрямому потомку копнуть и убедиться.

Но ведь Андрей Сергеевич привык считать себя материалистом! С детства бесчисленное количество раз вдалбливали ему в голову, что чудес не бывает. Он и сам никогда не сомневался, что «материя есть объективная реальность, данная нам в ощущениях…» или в ощущение. Андрей Сергеевич понятия не имел, кто и по какому поводу так выразился, вроде бы Ленин, а может, Маркс… Просто когда-то, давным-давно, он услышал это, скорее всего, от школьного учителя, и затвердил, как формулу, и привык считать догмой, не утруждаясь разбираться в ее смысле.

Вера Головина была основана на привычке, а не на знании. Если бы его учили молиться, он с таким же упорством ходил бы в храм. Даже после знакомства с призрачными предками мир для Андрея Сергеевича оставался простым и понятным. Пересматривать взгляды сантехнику очень не хотелось. Но эти самые призраки наградили его вполне материальным сокровищем. Стало быть, все, во что верилось, – неправда!..

Так или иначе, а, выйдя из оцепенения минут примерно через тридцать после извлечения ларца из земли, Головин его открыл, если быть точным, сорвал крышку. Тут кладоискателя ожидало новое потрясение. Ларец был набит обыкновенными камнями. Сверху лежал пожелтевший, подернутый плесенью мелко исписанный обрывок бумаги.

Еще несколько долгих минут сантехник провел в разглядывании бумажного клочка и камней под ним. Золотом здесь, как говорится, и не пахло. Вид этих самых камней поверг сантехника в глубокое уныние. Молнией сверкнуло в голове ближайшее будущее: жена закатит страшный скандал; следователь, заподозрив обман, убьет всех или арестует несчастного кладоискателя за хищение «государственной собственности»; а если не арестует следователь, то Корнеева, решив, что с ней передумали делиться, заявит в полицию… Словом, будущее рисовалось Андрею Сергеевичу очень непривлекательным.

«Надо было всех сюда согнать и копать при них», – сам себе прошептал Головин, медленно непослушными пальцами подхватил записку и поднес ее к фонарю. Это было послание неизвестного, который незаметно проследил за хозяином сокровищ, когда тот их прятал. В своей записке, накарябанной карандашом здесь же, на крышке ларца, вор сообщал, что вырыл драгоценности, как только их владелец покинул подвал, и теперь он, счастливый и богатый, отправляется в Париж. Нашедшему ларец вор желал здравствовать и не унывать.

Как только Андрей Сергеевич добрался до последней строки послания, подвал вновь озарился голубой вспышкой и огласился тоскливым то ли воем, то ли стоном. Тут же где-то рядом в темноте кто-то испуганно охнул и грязно выругался. Головин сообразил, что в подвале кроме него все-таки есть еще кто-то, мгновенно подхватил с пола лопату и принял боевую стойку.

– Ну чего размахался? – раздался из темноты противный до тошноты голос Шейкина.

– Вы где? – прохрипел Головин, слепо щурясь.

– Лопату на землю, руки за голову, – скомандовал Шейкин. – Считаю до трех. Раз…

Бросив лопату, Головин торопливо положил руки на затылок. Шейкин появился откуда-то справа. Направив на сантехника пистолет, он деловито похлопал по его карманам, скользнул взглядом по ларцу и недоуменно ухмыльнулся:

– Я не понял, это шутка такая?

Головин медленно протянул следователю измятую записку, которую до сих пор машинально зажимал между пальцами правой руки.

Александр Рюрикович осторожно взялся за краешек бумаги, зачем-то поскреб ее ногтем, прищурившись, посмотрел через нее на свет фонаря и даже понюхал. Убедившись таким способом, что документу действительно много лет, поднес его к свету и долго-долго читал, меланхолично поигрывая пистолетом.

– Руки-то можно опустить? – мрачно спросил сантехник.

– Хорошая бумага, – произнес следователь, глядя на Головина задумчиво. – Современная в этом сундучке истлела бы без следа. Знаешь почему?

Головин отрицательно помотал головой.

– Мы бумагу из целлюлозы варим, а предки из тряпья. Вот так.

– Хорошо, что ты за мной следил, – Головин устало перевел дух. – Так не поверил бы.

– Это точно, – Шейкин скомкал записку. – Вот жизнь собачья. Всю ночь тебя пас. И что?

– Лучше бы просто зашел.

– Зачем?

Головин пожал плечами. Он и сам не знал, зачем было Шейкину заходить к нему ночью, и зачем вообще он высказал такое нелепое предложение.

– Да пошли вы с вашими кладами… – вдруг зло процедил следователь и, засовывая пистолет себе под мышку, направился к выходу, но на пороге остановился. – Слышь, а про клад тебе привидение сказало?

Головин кивнул утвердительно. Следователь горько усмехнулся:

– Нигде правды нет, – он сделал к выходу еще шаг, но снова остановился. – Бляди они, твои предки. Правильно их большевики убивали.

Шейкин шагнул еще раз, но вдруг упал как подкошенный. Под ногами не было ничего, обо что можно было бы споткнуться, однако следователь грохнулся на пол всем телом, подняв при этом клубы пыли. Тут же вскочив, он застонал, замычал, показывая Головину разбитый нос, из которого уже бодро струились две красные дорожки. Шейкин принялся неловко закрывать нос грязными ладонями, но кровь все равно, стекая по подбородку, капала на рубашку и брюки.

Рядом с незадачливым следователем Андрею Сергеевичу примерещился вдруг знакомый силуэт в балахоне и кружевном чепце.

– Помочь? – спросил он, бросаясь к Шейкину.

В ответ тот промычал что-то нечленораздельное и выскочил из подвала почти бегом. Оставшись один, Головин вернулся к ларцу. Ни с того, ни с сего ему вдруг пришло в голову, навести в подвале порядок. Зачем? Он и сам не знал, просто, чтобы чем-нибудь занять руки. Камни из ларца Андрей Сергеевич высыпал в разрытую яму, яму закопал и тщательно затоптал, оставшуюся землю разметал по полу, ларец выбросил в тот же мусорный бак, куда вчера отправил палку – орудие убийства Мишки Галина, а лопату и фонарь забрал с собой.
 

8

Жена встретила Головина молчаливым вопросом, который мгновенно вогнал его в тоску. Рассказывать о своих приключениях подробно не было сил, поэтому Андрей Сергеевич пристроил в углу прихожей лопату, сунул на полку фонарь и прошел в кухню, а там заявил, хмуро уставившись в стол:

– Клада нет. Я все перекопал.

– Нет и не надо, – неожиданно ласково улыбнулась жена. – Ушел-то не евши?

Удивленный такой реакцией жены Андрей Сергеевич кивнул утвердительно.

– Сейчас обедать будем, – она снова улыбнулась. – Скоро ванну привезут. А клад… Да ну его. Проживем.

Есть Головину совершенно не хотелось, поэтому, пока жена пересказывала последнюю новость, он вяло ковырял ложкой в тарелке. Люська между тем беззаботно щебетала о том, как, проснувшись утром и не обнаружив мужа, она отправилась в магазин, а на обратном пути, минут за пять до возвращения Головина, на лестничной площадке, встретила Мишку. К повязке на голове у него прибавился громадный лиловый синяк под глазом. Люське очень хотелось знать, что случилось, но Мишка не был расположен к разговорам. При виде соседки он нахмурился и прошел мимо, даже не поздоровавшись.

Нельзя сказать, что это известие Головина обрадовало – Мишка доставил ему слишком много неприятностей. Однако Андрей Сергеевич испытал громадное облегчение оттого, что все-таки не стал причиной ничьей смерти. Посидев над нетронутой едой еще минуту, он подумал, что надо бы вернуть хозяину лопату и фонарь, и, решив не откладывать, отправился к соседу.

Мишка осторожно приоткрыл свою дверь и выглянул из-за нее одним глазом. Но, узнав Головина, выскочил ему навстречу и, бухнувшись на четвереньки, обнял Андрея Сергеевича за колени. 

– Ты чего, сосед? – ошалело просипел Головин, хватаясь за стену, чтобы не упасть.

– Помогай, Сергеич, – с жаром зашептал Мишка, глядя на Головина снизу вверх влажными глазами. – Из-за тебя ведь все, сволочь. Убьет он меня, понимаешь? Убьет, гад!

Кое-как освободившись от Мишкиных объятий, Андрей Сергеевич втащил его в квартиру. Мишка упорно не желал становиться на ноги. Поэтому сантехник усадил его на пол в прихожей, сам опустился на корточки рядом и так выяснил, что следователь Шейкин действительно собирался Мишку убить как свидетеля существования клада.

– Так прямо и говорил, – жалобно стонал Мишка, дрожа всем своим толстым телом. – Вот, говорит, завтра сокровища найдутся, мы с тобой поедем в лес, вроде как для следственного эксперимента, там ты совершишь попытку к бегству, а я тебя того… И по морде меня кулаком.

Но сегодня утром следователь вдруг предложил Мишке сделку.

– Представляешь, заходит в камеру весь в кровище, нос разбит. Я его даже не узнал, – Мишка захныкал. – Либо, говорит, плати, тогда дело закроем, либо прощай навек.

Естественно, Мишка предпочел заплатить. Но Александр Рюрикович заломил такую сумму, какой коммерсант ни разу не держал в руках и даже не видел. Говоря коротко, чтобы откупиться, Мишке надо было продать свою квартиру со всем, что в ней было, машину и дачу. Причем делать это требовалось быстро. Шейкин согласился ждать всего три дня. Сказав про три дня, Мишка скривился, спрятал лицо в ладони и зарыдал, как женщина.

– Ну а я-то чем помогу? – недоуменно пожал плечами Головин.

– У тебя клад, – сквозь слезы выговорил Мишка.

– Помнишь, ты говорил – надо пойти и убедиться? Вот я пошел и убедился. Нет ничего.

На лестнице послышался шум и голоса. Головин узнал Люську. Она с кем-то оживленно переговаривалась. Оказалось, что привезли ванну. Попрощавшись с несчастным соседом, Андрей Сергеевич поспешил на помощь грузчикам. Мишка увязался следом. Когда грузчики закончили свою работу и ушли, Мишка как-то незаметно для Головиных оказался у них в кухне.

– Ребята, купите у меня квартиру, а? – простонал коммерсант, жалобно глядя то на Андрея Сергеевича, то на его жену.

– Ты чего, Миша? – опешила жена. – Уезжать собрался?

Головин набрал в грудь воздуха, чтобы коротко ввести ее в курс дела, но в этот момент в дверь позвонили.

Это был участковый.

– Здравствуйте, граждане, – он вошел в кухню и принялся внимательно оглядывать обстановку. – Ремонт затеяли?

– Мы ванну меняем, – Люська испуганно посмотрела на мужа.

– Ванну, – участковый недоверчиво ухмыльнулся.

– Да, ванну, – огрызнулся Головин. – В чем дело-то, начальник?

– Сигнал на вас поступил. Говорят, вы клад нашли. А по нашему закону, клады принадлежат государству. Так что попрошу предъявить…

– Вы серьезно? – Головин устало плюхнулся на табурет.

– Я, знаете ли, на работе, – ответил участковый многозначительно. – Мне шутить некогда.

– Стало быть, это вас кто-то разыграл, – Головин постарался придать своему тону не меньшую значительность. – И я даже знаю кто – гражданка Корнеева. Правильно?

Люська ахнула, а Андрей Сергеевич от души расхохотался.

– Вот ведь дура! – в ужасе воскликнула жена и, ухватив себя ладонями за обе щеки, впала в прострацию.

– А вот это вы зря, – участковый пронзил Люську укоряющим взглядом. – Корнеева ваших семейных тайн открывать не собиралась. Она только пожаловалась, что вы у нее деньги в долг взяли, и отдавать отказываетесь. А про клад я сам ее «расколол». Работа такая.

Переживания по поводу предательства подруги не дали жене услышать оправданий участкового. Она равномерно покачивала головой и еле слышно шептала: «Ну надо же, какая дура…»

– От долга никто не отказывается, – твердо заявил Андрей Сергеевич. – Но мы брали не на один день. Заработаем и вернем. Так ей и скажите.

– Скажу, – участковый кивнул, помолчал и заговорил снова. – Так что будем делать, граждане? Добровольно сдадитесь или мне у вас обыск производить? – Участковый показал на Мишку. – Вот и понятой кстати.

– Обыскивайте! – легкомысленно махнул Головин. – Жаль сюда нельзя пригласить следователя Шейкина.

– Шейкина? – участковый запнулся на мгновение. – А зачем нам Александр Рюрикович?

– Он бы подтвердил, что я искал, но ничего не нашел.

Участковый растерянно моргнул.

– Он с вами, что ли был?

Головин кивнул.

– Сволочь он, ваш Шейкин, – неожиданно процедил сквозь зубы Галин. – Сволочь и взяточник.

Участковый посмотрел на Мишку очень серьезно.

– У вас что имеются факты?

Мишка не заставил себя упрашивать. Он выложил всю историю про клад, про то, как чуть не погиб от руки Головина, оговорившись, впрочем, что зла на соседа не держит, потому как оба они были в состоянии аффекта, и про то, как шантажировал его Шейкин. В заключении Мишка дал участковому визитную карточку следователя с номером телефона, по которому надо было позвонить через три дня и узнать, куда везти деньги.

Минуту участковый вертел в руках визитку. Потом заговорил тихо:

– Ребятки, дело тухлое. Шейкин – серьезный человек. Сейчас я сообщу обо всем, куда надо, вас вызовут. Будет операция. Ну и если все, что я услышал – правда, Шейкину крышка. А если нет – крышка вам.

– А мы при чем? – завелась жена. – У нас взяток не требовали.

– Если что, достанется всем, – участковый опасливо огляделся, будто в кухне могли прятаться шпионы, и прибавил совсем тихо. – Даже мне… Зато в случае успеха можно твердо рассчитывать…
 

9

Через три дня с помощью Мишки Галина следователя задержали. Говорят, во время операции злодей совершил попытку к бегству, но Галин героически ему помешал. За помощь при задержании «оборотня в погонах» Мишке простились дачные махинации. Впрочем, это дело уже не имеет отношения ни к Андрею Сергеевичу, ни к его супруге.

Но если вы думаете, что закончилась история с сокровищами рода Головиных, то ошибаетесь. Недели через две после ареста Шейкина покойная Елизавета Григорьевна снова явилась своему потомку. Встав посреди темной комнаты, она прежде всего извинилась за досадную неприятность, о которой никто из усопших Головиных не подозревал, потом бесцеремонно вытащила опешившего от неожиданности Андрея Сергеевича из постели и сунула ему в руку лопату.

– Ну что еще? – простонал сантехник. – Зачем это?

– Увидишь, – старушка заговорщически подмигнула, и в следующее мгновение Головин оказался в том самом лесу, где много-много лет назад стоял дом его предков. Над полуголым Андреем Сергеевичем немедленно запели невидимые во тьме полчища комаров, а он стоял среди деревьев, ни жив ни мертв от страха. Дав праправнуку несколько секунд передышки, бабка ухватила его за руку и подтащила к невысокому памятному валу, бывшему когда-то фундаментом.

– Вот тут копай, – топнула она ногой под самым подножием вала. – Давай, Андрюшенька, не мешкай, а то комары тебя живьем сожрут.

– Зачем здесь копать? – спросил Головин тихо и жалобно, представляя, как тяжело ему сейчас будет во тьме, босому да полуголому рыть землю и отбиваться от голодных лесных кровососов.

– Ты копай, а я по ходу все открою, – старушка нетерпеливо подпихнула сантехника в спину. – Тут и рассказывать-то нечего.

Андрей Сергеевич послушно вогнал лопату в землю, а старушка заговорила как бы нараспев:

– Был в нашем роду предок по имени Алексей Кириллович. Слыхал? Нет? Да и где тебе, помер-то он, когда я еще не родилась. Так вот, служил Алексей…

– Нельзя ли покороче? – раздраженно перебил Головин, впрочем, не повышая голоса. – Давайте самую суть, что здесь спрятано?

– Или сам не сообразил? Ах ты глупый, – бабуся расплылась в сладчайшей улыбочке, будто получала от недогадливости потомка невыразимое наслаждение. – Сокровища родовые, что же еще! Мужики взбунтовались, а Алексей Кириллович кубышку спрятал и бежать. Он убежал, да вернулся, а кубышка-то до сих пор здесь. Тебя дожидается.

При слове «сокровища» лопата сама выпала из рук Головина. Он выпрямился, забыв про комаров, вытянул руки по швам и послал старушку подальше в самых что ни на есть пролетарских выражениях, да причем в полный голос. Елизавета Григорьевна испуганно охнула и мгновенно исчезла, а сам Андрей Сергеевич очутился дома под одеялом, весь искусанный комарами и дрожащий от вопиющей бестактности предков.

Утром жена констатировала, что Андрей Сергеевич среди ночи крыл кого-то отборными матюками. Причем проявил редкостное красноречие и образность мысли. В ответ на это, почесывая зудящее то там, то здесь тело, Головин рассказал супруге о новом визите прабабки, но тут же твердо заявил, что кладов больше искать не собирается. Жена вспыхнула было, но тут же взяла себя в руки. Ей тоже не хотелось новых приключений.
 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0