Камасутра. Большая игра капитана Бёртона

История и литература знают немало примеров империалистов, одержимых разного рода эротизмом. Один из них — сэр Ричард Бёртон, согласно устойчивому мифу, переводчик древнеиндийского трактата «Камасутра», впервые напечатанная почти полтораста лет назад.

1. Этак мы до Бразилии растопыримся…

В недавно вышедшем романе «Роза ветров», Андрей Геласимов вложил в уста одного из героев, товарища министра двора и уделов Льва Перовского, внешнеполитическое замечание. Говоря об англичанах, русский заместитель министра негодует: «Этак они, пожалуй, добьются, что мы до какой-нибудь Бразилии растопыримся! Ведь ежели бы они в тридцать восьмом году не пошли из этой своей Индии на Афганистан, то и у нас на следующий год никакого хивинского похода бы не было… И вот это у них, изволите ли, называется "Большая игра"! Поиграть они любят у чужих пределов!». Первый раз словосочетание «Большая игра» в качестве эмоциональной пометы на полях копии донесения британского представителя в Кабуле губернатору Бомбея нацарапал офицер на службе Британской (была еще и Голландская) Ост-Индской компании Артур Конноли. Нобелевский лауреат по литературе, один из основоположников современной массовой литературы, выросший в колониальной семье Джозеф Редьярд Киплинг обыграл выражение Конноли в романе «Ким». В своей благородной щедрости и ученой разборчивости наши литературоведы, например, Ю.И. Кагарлицкий, настаивают: «В "Киме" Киплинг… не следует своей политической тенденции. Впоследствии даже те его произведения, которые были написаны "на злобу дня", начали читаться отвлеченно от исторического контекста… Кто сейчас помнит, скажем, что знаменитое стихотворение "Пыль" написано в прославление английского солдата, ведущего одну из самых несправедливых войн в истории? Разве не читается оно сегодня просто как великолепное стихотворение о повседневных тяготах войны?..». Давайте же возрыдаем над лишениями, претерпеваемыми рядовыми британских колониальных частей — что нам за забота до игр у наших пределов? «Камасутра», запущенная в европейский оборот капитаном Ричардом Френсисом Бёртоном (1821 — 1890), но разрешенная к публикации лишь в начале 1960-х, не несет столь очевидной идеологической нагрузки, как роман Киплинга о метаниях мальчика-шпиона, и все же напрямую связана с «Большой игрой» — соперничеству Британской и Российской империй в Южной и Средней Азии, и в мире.

«История не имеет сослагательного наклонения» — фраза лукавая. Она принадлежит гейдельбергскому профессору-историку Карлу Хампе (1869-1936). «Die Gesshichte kennt kein Wenn» — говорил он, «История не знает слова "Если"», про сослагательное наклонение ввернул известный публицист и филолог Иосиф Виссарионович Сталин. Но здесь нам не обойтись без нескольких исторических «если бы». Если бы в 1826 году победили так называемые декабристы, а потом верх взяла бы та их партия, что поддерживала интересы вдовствующей императрицы Марии Федоровны, вдовы Павла I, в своих практических целях опекавшей Русско-Американскую компанию, то Россия сохранила бы Калифорнию и Аляску, которые оберегало бы, например, Сиу-шайенское казачье войско во главе с походным атаманом, его превосходительством генерал-майором Черным Лосем. Это не фантазии автора исторической фантастики, а весьма вероятный ход событий. Именно через чиновников Русско-Американской компании король Гавайев просился под руку русского царя, и вполне возможно, что в Перл-Харборе стоял бы не американский флот, а русский Тихоокеанский, и такого позорного разгрома на якоре наш командующий, уж конечно, не допустил бы. Скорее всего, лично допрашивавший декабристов Николай I уловил влияние партии матери, но огласки, естественно, не предал: в беседе с Орестом Сомовым, арестованным декабристом, служившим в этой полугосударственной корпорации, царь, в раздражении, по-солдатски неловко скаламбурил: «То-то хороша собралась у вас там компания»… В этом случает Россия действительно «растопырилась» бы почти до Бразилии: границы интересов прошли бы по берегам Аляски и Британской Колумбии на севере, и Сандвичевым (Гавайским) островам на юге. Большая игра была бы завершена, и началась бы какая-нибудь другая.

Русско-Американская компания была почти полным аналогом британской Ост-Индской, только не имела столько войск и флота. В войсках Ост-Индской компании служил Ричард Бёртон, переводчик «Камасутры». Он появился на свет с огненно-рыжими волосами, что мистически настроенные люди могли бы счесть не вполне добрым знаком, но с возрастом сделался брюнетом. В юности Бёртон жил во Франции, и много времени посвящал посещению борделей. В середине XIX века поход тинейджера в увеселительный дом не считался чем-то особенно предосудительным, даже в России — если он не кадет или гимназист при форме — и все же мало для кого из них неистовый эротизм делался смыслом жизни. Во время учебы в Оксфордском Тринити-Колледже он дрался на дуэли за насмешку над его огромными черными усами на малороссийский манер — и второкурсница психологического факультета сможет объяснить, что кроется за столь трепетным отношением к вторичным половым признакам. В Оксфорде Бёртон не доучился, и поступил на службу в колониальную армию.

Британская Индия делилась на три президентства — Бенгальское, Мадрасское и Бомбейское. В каждом из них была организована своя армия, состоявшая из сипаев — наемных туземцев, вооруженных и обученных в точности как «красные мундиры», под командованием британских офицеров и старшин. В оперативном отношении эти части подчинялись Ост-Индской компании. Для контроля над сипаями из метрополии присылались британские регулярные части, получившие название королевских полков. Но Бёртон в 1842 году был направлен в 18-й Бомбейский туземный пехотный полк под командование генерала сэра Чарльза Нэпира, отличавшегося свирепой жестокостью, и ставшего кумиром молодого офицера. Еще в Оксфорде Бёртон проявлял способности к языкам, некоторые утверждали, что он знал их 26, что, конечно, маловероятно. Однако арабским и хинди с диалектами способный лейтенант овладел свободно. По примеру сослуживцев, он завел себе официальную любовницу — «буба», индийскую девушку, но утверждал, что пошел на это исключительно из необходимости языковой практики. Как и в Оксфорде, он был вспыльчив и нелюдим, офицеры прозвали его Дик-головорез, Ruffian Dick, за страсть к сабельным дуэлям. Другое прозвище — белый ниггер, он получил за то, что, переодевшись в местное платье, ходил по базарам и злачным местам, изучая язык. Бёртон утверждал, что прошел учение, и наставник разрешил ему носить шнур брахмана, отличительный знак посвященного. Тогда-то он и отыскал рукопись древнего трактата «Ватсьяяна кама сутра», написанную на санскрите, которым Бёртон не владел. Но он решил вернуться к книге позднее.

2. Офицеры и джентльмены

Второй страстью Бёртона была лингвистика. При своей квартире он держал выводок полуручных обезьян, пытался постичь их язык, и даже составил что-то вроде словаря из 60 слов, но эти записи, к сожалению, оказались утраченными. Одну, по-видимому, самую общительную обезьяну он отличал особо, называл женой, вдевал в ее уши драгоценные серьги. В 1855 году он совершил хадж, паломничество в Медину и Мекку, для чего сделал обрезание, и настолько достоверно притворялся арабом, что хаджи принимали его за своего. Отчет появился в книге «Паломничество в Аль-Медину и Мекку». В 1854 году Бёртон был переведен в Политический департамент Ост-Индской компании, выполнявший функции разведки в широком смысле. Так называемые политические агенты состояли при губернаторах, генералах и местных князьях, которым британцы навязали вассальные договоры. Их служба сочетала шпионаж и работу политических советников, они нанимали местных преступников для выполнения наиболее грязных поручений. Для расширения экспансии компании было необходимо осуществить разведывательную экспедицию во внутренние районы Сомали, и Бёртон побывал в ранее закрытом для европейцев Хараре. Здесь же позже подвизался Артюр Рембо, вооружавший африканские племена в интересах французского правительства, недовольного колониальными успехами англичан. В дневнике исследователь записывал: «В Сомали нет шлюх. Зато есть множество жен, которые из-за пассивности своих мужей продают свои тела без за­зрения совести. Мужчина дает понять о своих намерениях улыбками, кивками и неприличными жестами пальцами. Если женщина улыбается в ответ, Венера им благоволит...». Дневники полны и физиологических подробностей секса. Опыты Бёртона не прошли даром: он заразился сифилисом, который долгое время не лечил, принимая за ветрянку, и собрал материал для книги «Первые шаги в Восточной Африке».

Следующее путешествие Бёртона закончилось не начавшись. В компании лейтенантов Хирна, Спика и Строена он собирался в новое путешествие, когда на их лагерь напали воины одного из племен. Бёртон бросил раненых товарищей и спасся бегством с дротиком, пробившим обе щеки и выбившим несколько зубов — позже он гордился своими шрамами. Было учреждено расследование поведения Бёртона, но от обвинений ему удалось отбиться. Раненый лейтенант Джон Хеннинг Спик бежал из плена, и сделал вид, что зла не помнит, — он отправился с Бёртоном в экспедицию с целью отыскать исток Нила. Экспедиция была тяжелой, путешественники болели, но продолжали путь, пока не описали озеро Таганьика, ошибочное принятое ими за искомый исток. Бёртон свалился в лихорадке, а Спик, как истинный офицер и джентльмен, бросил полумертвого товарища, самостоятельно отыскал озеро Виктория, доказал что именно в нем берет начало река Нил, и быстро отбыл на родину, где намеревался стяжать лавры и выгоды.

Оправившись, Бёртон издал книгу «Озера Экваториальной Африки». Они со Спиком в течение нескольких лет старательно очерняли друг друга, и превозносили значение собственных путешествий. В сентябре 1894 года была назначена дата заседания Британского общества содействия развитию науки, на котором должен был обсуждаться вопрос истока Нила. Но за день перед этим Джон Спик, охотившийся в имении родственника, был найден мертвым: следствие установило, что он, пытаясь преодолеть каменную ограду, снял с плеча ружье и по неосторожности выстрелил в себя. Бежавший из плена офицер колониальных войск, опытный путешественник по диким местам Индии и Африки, оплошал с охотничьим оружием… Какая досада.

В своих многочисленных трудах Бёртон, ссылаясь на принадлежность к Британскому Антропологическому обществу, открыто указывал на превосходство белой расы. Это общество положило начало так называемой социальной антропологии, социальному дарвинизму, теориям исключительности, которыми Британия славится со времен священника Томаса Мальтуса, основателя мальтузианства — теории об устранении «бедных» и «диких» народов из-за перенаселенности земли, связанной с радикальным кальвинизмом, эти теории в моде сейчас среди радикальных экологов. Жесткие империалисты часто бывали обуянны эротоманией самого разного свойства, да и другими девиациями, как явное расстройство аутического спектра у Киплинга. Рембо здесь не в счет — как известно, когда он торговал оружием в Африке в интересах французского правительства, он оставил «адского супруга» Верлена и прочие увлечения молодости, в том числе, поэтические, к тому же к государству Рембо всегда относился критически. Внук проворовавшегося японского губернатора Южного Сахалина Хираока Кимитакэ, он же Юкио Мисима, бодибилдер и ницшеанец, заговорщик и самоубийца, едва не получивший Нобелевскую премию по литературе — пример вполне подходящий; правда, его эротические пристрастия носили противоприродный, а часто и незаконный характер, ну да что с ним поделаешь. Из русской истории на ум приходит только барон Унгерн-Штернберг, славный своими азиатскими «исследованиями», но литературой Роман федорович, к счастью, не занимался. Почитающееся за доблесть самое низкое коварство, яростная злоба в действиях по отношению к противнику, представляющемуся заведомо слабым, роднят характеры японцев и их союзников британцев, особенно наглядно эти черты проявляются о внешней политике и на войне. Самые омерзительные нацистские воззрения, на публике, чаще всего, отрицаемые англосаксонскими элитами, но в тайне ими исповедуемые, смешались в мировоззрении и литературном творчестве капитана Бёртона с всепоглощающим эротизмом. Он служил на дипломатических должностях, в числе прочих — консулом в Дамаске. В 1875 году, после путешествия в Исландию, издал книгу «Ultima Thule», в которой доказывал, что родина высшей расы, загадочна страна Туле, описанная Пифеем Массалиотом, которому не доверяли ни Страбон, ни Полибий, — это Исландия. В 1886 году пехотный капитан Бёртон получил из рук королевы Виктории знаки Ордена св. Михаила и св. Георгия, что дало ему право именоваться «сэр».

3. О пробуждении доверия в девушках

В 1861 году Бёртон женился на Элизабет Арунделл, девушке из старой католической семьи. Бракосочетание было тайным, потому что жених, будучи равнодушным в вопросах христианства, не удосужился официально отступиться от своей протестантской веры. Супруги подолгу жили раздельно. Бёртон умер в Триесте в 1890 году, и жена убедила католического священника провести обряд причащения уже мертвого мужа, что, по мнению богословов, является глумлением над таинством, — но такова сущность некоторых католиков. Элизабет сожгла архив покойного Бёртона, в том числе и новую редакцию арабского эротического сочинения «Сад ароматов», содержащую главу о мужеложестве — якобы в интересах репутации сэра Ричарда. Бёртон был плодовитым автором: кроме описаний географических исследований он создал незавершенную историю фехтования «Книгу Меча», и труд «Полная система упражнений с байонетом» — описание приемов боя колониальным штыком. Он перевел «Лузиады» Камоэнса, национальную эпопею Португалии. С переводом «Сказок 1000 и 1 ночи» его на столетие опередили французы. Антуан Галан переложил древний сборник арабских сказок, объединенных образом жестокого царя Шахрияра, каждую ночь убивавшего новую наложницу, дополнив его сказкой об Али-бабе и 40 разбойниках, еще в 1717 году, но Бёртон решился предложить свой перевод. Устойчивый миф ошибочен: «Камасутру» Бёртон переводить не мог — не владел санскритом. Он вообще не переводил этот трактат. Копия рукописи принадлежала исследователю Форстеру Фицджеральду Арбутноту. Для того, чтобы выполнить английский подстрочник, был приглашен индийский лингвист Бхагванлал Индражи, а Бёртон лишь правил перевод.

Книга увидела свет в 1883 году. Оно было незаконным — такого рода издания прямо запрещались недавним по тем временам Законом о непристойных публикациях от 1857 года. Бёртон и Арбутнот создали так называемое Общество Камасутры, и издали перевод якобы в научных целях, ограниченным тиражом, и назначили завышенную цену за экземпляры, что давало им возможность использовать некоторые лазейки в законодательстве. То же общество с теми же оговорками издавало и сказки «1000 и 1 ночи», и «Сад ароматов шейха Нефзави».

Возможно, Бёртон, увлеченный арабской и азиатской культурами, и осознавал философскую ценность и значение трактата для мировой культуры. Но совершенно ясно, что они с Арбутнотом угадали коммерческий потенциал «Камасутры». Этот потенциал и сыграл с «Камасутрой», как это часто бывает в истории литературы, злую шутку. Это древнеиндийское наставление не только путают с одним из его разделов — описанием сексуальных позиций. Сомое «Кумасутру» часто частично или полностью смешивают с другими индийскими трактатами о чувственной любви, средневековой «Кокошастрой» или более поздней поэмой «Ананга Ранга». В этом есть определенный смысл: «Камасутра» в некоторых частях словно преодолевает время, трактат будто описывает, как ведут себя современные тинейджеры на стадии, следующей за перепиской в мессенджере: «Если она уже ему знакома, то, взяв в посредницы благожелательную и пользующуюся доверием обеих сторон подругу, он поручает той разговор. При этом девушка улыбается, опустив лицо, и, когда та говорит слишком много, бранится и возражает. А та в шутку передает как будто бы сказанное ею даже то, чего девушка не говорила. Тут девушка отталкивает ее и на просьбу ответить сидит молча. В ответ же на настояния она невнятно, так, что нельзя понять смысла, произносит: "Я этого не говорю", — и, улыбаясь, время от времени искоса взглядывает на мужчину. Так ведется беседа». Какие уж тут, извините, позы? До них еще далеко.

Считается, что автором «Камасутры» является Малланага (личное имя) Ватсьяяна (родовое прозвание), мудрец, аскет и отшельник, живший между III и VI веками новой эры. Его трактат о наслаждении чувством любви (кама) посвящен, в основном, общей философии и психологии отношений между мужчиной и женщиной, и только в небольшой — и самой для многих самой привлекательной части — собственно сексу.

Персонификация любви, перворожденного бога любви Каму, в некоторой степени собственного своего Купидона, древние индийцы изображали юношей, восседающим на попугае, держащим лук из сахарного тростника с тетивой из пчел, и пятью стрелами из цветов. На его знамени изображено фантастическое морское чудовище Макара, в брюхе которого он, согласно преданию, некоторое время пребывал, словно Иона во чреве китовом. Виднейший наш визаентиевист и индолог А.Я. Сыркин предупреждает: «Для человека иной культуры, с иной системой воззрений и строем чувств адекватное восприятие подобного («Камасутре» — Ред.) произведения непросто». И действительно, вот 25 глава 2-й части, «О пробуждении доверия в девушке»: «Первые три ночи новобрачные спят на полу, соблюдают целомудрие и воздерживаются от пищи с сахаром или солью. Затем в течение семи дней они совершают омовение, развлекаются музыкой и пением, наряжаются, вместе принимают пищу, посещают зрелища и оказывают почет родственникам… На следующую ночь в уединении пусть он приближается к ней с нежными словами. Если девушка видит в течение трех последующих ночей, что мужчина безмолвствует и словно окоченел, она испытывает отвращение и презирает его, как евнуха, — так учит Бабхравья. Пусть поэтому он приближается и пробуждает доверие, но не нарушает целомудрия...». Семидневные омовения — это, до некоторой степени, затрудняет адекватное восприятие. Однако в следующих же строках блистают вечно актуальные истины: «И приближаясь, пусть ничего не делает силой. Ибо женщины подобны цветам и требуют очень нежного обхождения. Когда, не пробудив доверия, насильственно приближаются к ним, они чувствуют ненависть к любовному соединению. Поэтому надо ласково обращаться с ними».

«Камасутра» в обширной теоретической части — скучнейшее дидактическое сочинение для недорослей. Они были обязаны вызубрить, что чувственное наслаждение — есть часть философской и религиозной практики, в широком смысле, божественной любви. Даже изображение мужских и женских детородных органов, шигам — божественное творческое начало, и йони — природная энергия, содействующая его проявлению, играло важную роль в почитании бога Шивы, в мифологии и обрядности многочисленных отдельных сект и культов. Соответствующие символы и сюжеты в древнеиндийском изобразительном искусстве, например, знаменитая храмовая скульптура Конарака, несли важную функцию в системе индуизма, и нашла лишь отражение в «Камасутре». «Все эти факты, засвидетельствованные многочисленными литературными и иконографическими источниками и имеющие параллели в других культурах (как первобытных, так и достаточно развитых), показывают, сколь значительное место занимала кама в древней и средневековой культуре Индии, сколь тесно она была связана с идеями индуизма. Это позволяет лучше понять место науки о каме (камашастра) в ряду других древнеиндийских научных дисциплин», — говорит нам Сыркин.

Капитан Бёртон принял участие и в Крымской войне — на территории Турции в качестве инструктора готовил отряды башибузуков, наемных головорезов. Но применить на практике полученные навыки его подопечные не успели: ценой предельного экономического напряжения, понеся катастрофические потери, включая обоих командующих, наиболее мощные страны Европы, Англия и Франция, после организованного отхода русских войск сумели занять половину города Севастополя. Россия потеряла монарха — говорят, что Николай I умер от огорчения, поняв неспособность бороться со взятками в снабжении армии, осознав собственное бессилие в деле, которому посвятил много усилий, и ради которого открыл при своей канцелярии 3-е отделение и сформировал Корпус жандармов. Партия Большой игры завершилась для нас бесславной ничьей. Однако побочным ее эффектом стало знакомство с «Камасутрой», извлеченной из-под векового спуда усилиями шпиона, бретера, лингвиста-самоучки, дарвиниста и усатого эротомана капитана Ричарда Бёртона. Нет худа без добра: те, кто обращаются к «Камасутре» в поисках чувственного разнообразия, наверняка наткнуться на вечные, непреложные истины:

«Девушка, к которой приблизились поспешно, не овладев сначала ее сердцем, тут же ощущает страх, трепет, смятение и ненависть.
Кто не проявляет внимания к девушке, считая, что она чрезмерно стыдлива, тот не понимает ее намерений и достоин презрения, подобно скоту».

Сергей Шулаков