Татьяна Максименко. 65 лет, г. Жуковский.

***
Все выше башня Вавилонская,
Все громче гул небытия.
Поманит узкою полоскою
Изломанная колея.

По ней народ угрюмо движется,
Дорога — горная спираль.
А небо — как с подсказкой книжица −
Таит глубинную печаль.

Кому пришло на ум покаяться —
Покаяться в чужих грехах?
Чья с плахи голова покатится
И вызовет в народе страх?

Не будет с Богом примирения,
Нам не вкусить Его щедрот.
Сначала — бунт, потом смирение,
А, может, всё наоборот.

Сначала — кнут… Но сладких пряников
Нам не дождаться на веку.
Прими, земля, продрогших странников,
Рассей по Родине тоску.
 

Художники

Взгляни, мой друг: кругом одни таланты!
Особенно их много здесь, в Москве.
Таксисты, сторожа, официанты,
Вновь пребывают в творческой тоске.

Как хороши под деревом пейзажи!
Художник просит денежку — на хлеб…
Торговля эта равносильна краже:
Порою покупатель глух и слеп.

— Берешь свечу, как Константин Васильев,
И пишешь… Масло, уверяю вас!
— Вы правы, всем нам не хватает крыльев,
И реализма зрелого подчас.

— Гражданка, что вы тыкаете пальцем?
Вот отойдите метров на пятьсот,
Увидите тогда... Душа и панцирь,
Клешня и солнце, полигон красот.

Собаки. Обожают запах краски.
Полиция: — Лицензию — сюда.
— Ограбили! Я не боюсь огласки!
Свидетелями будьте, господа!


Даная: — И она тебя волнует?
Глянь, у нее зелёное лицо!
— Да нет, я вспомнил молодость шальную,
Черемуху, под звездами крыльцо…

— Смотри сюда: наивное творенье!
— Ведь это же лубок: весёлый труд!
— Повесим в спальне белый куст сирени,
Захаровы от зависти умрут!

Дали… Серов… И новая реальность:
Зигзаги, блики, пятен разнобой.
Синь глубины — и желтизны банальность.
Завидуй детям, стань самим собой!

Взрослея духом, нарисуй, художник,
Весь мир таким, каким он быть хотел —
На фоне зыбких скал и волн тревожных,
В кольце могучих, совершенных тел.


Москва январская

Когда иду вдоль сталинских высоток,
И чую их мистическую мощь,
Во мне звучит команда − в сотни глоток,
Во мне дубы шумят − из тысяч рощ.
Я, малая доселе, вырастаю,
Под стать колоннам — аж до облаков!
Я голубей рассеиваю стаю,
Проваливаясь в сумерки богов.

Не бог, но идол на щите рекламном,
В блондина перекрашенный брюнет,
Пытается сказать о самом главном:
День распродаж ускорит ход планет.
И тут же, рядом, банки и посольства
Как айсберги, передо мной встают.
Подкову счастья и самодовольства
Невидимые кузнецы куют.

Но мне-то что до них? Я ведь огромна,
Одною мыслью небосвод зажгу.
Здесь, у высоток, я дышу неровно,
И ощущенье мощи берегу.
Их шпили в хлопьях снега различая,
Я не уймусь в московскую метель.
По площадям гуляю, не скучая,
Размыв сырого неба акварель.


Впервые в Москве

Он с Москвою еще не знаком,
С нежной вьюгой её заклинаний,
Набивающих сердце битком
Очертаньями воспоминаний.

Он пока только карту достал,
Распрощался с родительским кровом,
В переулках Москвы не плутал,
Не метался меж старым и новым.

Он — в метро… Без него по Москве
Не проехать, вздыхая от счастья!
Ливни слёз на одном рукаве,
На другом — след любви и участья.

Ты деревня большая, Москва!
Для России — как мамка родная…
Ты надеждою нашей жива,
Ты — бессмертна…
Я верю и знаю…


Копилка Счастья

Счастье: явное, как жилка
Голубая — на виске.
Разбивается копилка
Счастья — в городе Москве.

Подходите и берите!
Вы, должно быть, инженер,
Старожил, хрущобы житель,
В прошлом — юный пионер.

Улыбнитесь же, мамаша!
Я имею вас в виду.
Подбежали — счастье ваше,
Свято, как любовь к труду.

Музыкантам предпочтенье!
Скрипку поднеся к щеке,
Счастье требует потенья
С публикой накоротке.

Дети шустрые двуполы.
Их родители, пиля,
Счастье зрят вдали от школы,
Равно как учителя.


И политики за счастьем
Устремились — цок, цок, цок!…
Словно из овцы с участьем
Вырывают шерсти клок.

Счастье придаёт нам силы,
И тогда — дорога в рай…
Жаль, его не всем хватило…
Крохи тоже подбирай!


Девушки с Рублёвки

Девушки в юбках, девушки в шортах,
Девушки — с легкой ракеткой в руке!
Девушки в майках − на теннисных кортах,
В шарфиках − на раскаленном песке!

Девушки-пальмы, девушки-ивы,
Девушки с ликом грядущей весны!
Эти глаза, словно спелые сливы,
Эти ресницы − иголки сосны!

Девушки звонко смеются, играя
Роли любовниц, зубами блестя,
Стонут в объятьях мужчин, замирая,
Каждая — фурия, кукла, дитя!

Девушки мчатся, к рулю прирастая −
Вихрями − в автомобильных рядах,
Сто SMS-ок прочесть успевая,
Текст про круиз на рекламных щитах.

Где вы, голубки, воркуете с кем вы,
За олигархом охотясь опять.
С яхты спускаясь, вы − королевы,
В рубище бедном вам не стоять


В монастырях и на скользкой панели,
Или на плахе — по воле судьбы…
Вы ускользаете за параллели:
В меру умны и не слишком скупы.

Впрочем, к вам явится мудрость с годами.
Но, ковыляя дорогой потерь,
Ключ потеряете в жизненной драме:
К женскому счастью − закрытая дверь.


Год 2017-й

Народ у телевизоров шумел:
— Ушёл Задорнов, Хворостовский помер…
Хранитель-ангел белым стал как мел…
Живой душе присваивают номер…
И связкой цифр, как связкою ключей,
Звенит пространство — не найдешь отмычки.
Потерян код любви... А казначей
Рассортирует в пачки по привычке
Труды чужие …
К чувствам тоже льнут
Чужие руки, их слегка засалив.
Для близости четырнадцать минут
Отведено… И как стрелок в засаде,
Любовь томится, вытоптав траву,
Но выстрел — мимо, никого не ранив.
Сегодня судный день свой проживу.
«Мир будет… Мир Вам!», — сказано в Коране.


Мы

Они объединились — мы рассыпались.
Подвёл нас вектор центробежных сил!
На памятниках наших кони вздыбились
И под луною волк заголосил.

Огромен муравейник наш… Под ливнями
Тускнеет свет, пробившийся в тоннель.
Кто там орёт: «Нет мира под оливами!» —
Перевернув земную колыбель?

Унижены, раздроблены, разграблены…
Но милость к падшим — это ли не свет?
Землянки роем вилами и граблями,
И вьюга заметает свежий след.

Но будем живы и в бараке ветхом,
И под мостом, и даже под землёй!
Мы — угли, раздуваемые ветром.
Мы — дремлющее пламя под золой.



***
 Память — это история.
 Нет памяти — нет истории.
 Нет истории — нет народа
 Фрэнсис Бэкон.
Памятник снесли… Конец эпохе! —
Кто-то наверху решил за нас.
Вновь рукоплесканья, слёзы, вздохи,
Речи, приводящие в экстаз.
Вновь на свалку выброшены вехи:
— Без воспоминаний проживём!..
Свален в пропасть прошлого навеки
Грешных наших душ металлолом.

 
В багровом свете октября

Тьма наслаждений, свет страданий,
Как жизнь и смерть, переплелись.
Я слышу смех сквозь плеск рыданий,
Я слышу возглас: «Век, продлись!»
Но проклят век: он дышит бездной
И нескончаемой враждой.
И я, с борьбою бесполезной
В земле железною рудой
Когда-то стану…Крики, стоны,
Впитав навек, моя душа
Качаться станет монотонно
У речки стеблем камыша,
А может быть, взлетит орлицей,
И над вершиною паря,
Узрит моих потомков лица
В багровом свете октября.


Быть русским

                Труднее всего в мире — быть русским.
                                        А.Солженицын
Быть русским — не узким пространством владеть,
А ширью — от моря до моря!
Быть русским — как колокол медный, гудеть
На площади людной — в соборе.

Быть русским — вериги на теле носить
И кланяясь, каяться Богу!
У Бога не личного счастья просить,
А вымолить к правде дорогу!

Жить с правдою в сердце — творить сообща
Историю, мыслить соборно!
Быть русским — прожить на миру, трепеща,
Иначе — и стыдно, и больно!

Быть русским — духовную силу иметь,
И к бою всегда быть готовым!
«За други своя» постоять, умереть –
За Родину! Делом и Словом!

Быть русским — холопа в себе одолеть,
Отмыть свою душу — до блеска!
Как трудно быть русским! Гореть, а не тлеть,
Шагать — от Камчатки до Бреста…


Русь

Спит Емеля на печи,
Кузнецы куют мечи
В ритме сердца: стук, да стук!
Тяжкий кованый сундук
Обхватил во сне Кащей –
Воеводы казначей.

Русский дух, как прежде, бродит,
Входит в лес и не находит
Выхода… И рубит лес:
Щепки, щепки до небес!
Степь придвинулась: грознее
Ходят волны перед нею.
А когда схлестнутся в схватке
Долгорукие ребятки,

Станет ясно: их мечи
Словно солнце, горячи,
Ослепляют вражьи взоры!
На бесчестье и позоры
Обрекают наглецов:
В кулаке — земля отцов.
Берегут ее, как око!
А над ними, недалёко
В синеве орел парит,
Черный, как метеорит.


***
Вино прокисло в глиняном сосуде,
И луч поблек в дворцовой глубине,
Где голова Крестителя на блюде
Не вызвала волнения в стране.

Привязанность? Оборваны все нити.
Любовь? Но искры гаснут в духоте...
— Казнить или помиловать?
— Распните
С разбойниками рядом на кресте!

Так, распаляясь, толпа отодвигала
Свой срок спасенья, берег свой, когда
Его душа во тьме изнемогала,
Шептала дату Страшного суда.