Стихи

Михаил Грачев.

Дно города
Когда отметит новый юбилей
Москва, мы будем стариками
Глубокими или, всего верней,
За упокой в полузабытом храме
Свечу затеплят; мы с тобой на дне
Гуляем города, не то могилы
Лежим; мы приказали долго, не
То жалуемся, старожилы,
Что, мол, полсотни лет назад,
Когда был мэтр с кепкой, время
Едва плелось, а ныне дни летят
Как угорелые, и скоро сменят
Нас новые по переулкам ходоки,
И новые на наше место лица
Придут, чтобы в воде Москвы-реки,
Как мы когда-то, отразиться.

Симфония отбойных
Симфония отбойных молотков
Настырнее, чем сорок сороков
На Троицу, источник децибела
Зубовного, над городом гремела.
Тем летом затяжные шли дожди,
Набряцавшись оружием, вожди,
И те не удержались от каникул,
И если бы я мог, я бы хихикал
Над щедростью градского головы,
Который тоже не щадил, увы,
Дорог, домов, ларьков, бюджета.
Мэр плиткой замостил то лето.
Так мы с тобой попали в западню,
Когда из лабиринта — раз на дню
Так пять, по улицам бродя без цели, —
Раскопок выбраться мы не умели.
Так лето пятое с тобою я прожил
Под серенаду циркулярных пил,
Пока наш город видоизменялся.
О, если бы я мог, я бы смеялся.

Мелким почерком
Когда мне кажется, что мир сошел с ума,
Хотя, что выжил из него лишь я, намного проще
Предположить, поскольку негде уж клейма
На шее ставить вьючной, и порочный
Круг, извернувшись лентой Мебиуса, стал
Похож на мой еженедельный распорядок —
От кабака путь до конторы слишком г(л)адок...
Когда мне кажется, что я не то чтобы устал,
А просто больше невозможно удивляться
Небрежности, с которой говорится о
Пролитых слезах и той непоправимой ситуации,
Когда доярка расплескала молоко,
Семь нянек, искупав невинное дитя косое,
Его швыряют за борт вместе с мыльною водою
И завещают таз трем обреченным мудрецам...
Когда мне кажется, что виноват я сам
Во всех грехах — своих и человеческого рода,
И нет спасенья нам, внезапно смертным, от
Соблазнов, нам дарованных природой,
Что человеческий сведут в могилу род...
Тогда единственное средство мне доступно:
Я свет гашу, под кофеваркой зажигаю газ,
И в отблесках огня я, не смыкая глаз,
Мараю белый лист — я почерк свой некрупный
Выдавливаю из себя по чайной ложке в час.

Вне времени
Время в этой комнате не в заводе,
На линялых обоях не оставлен круг
Часовой — он солнечной дань погоде,
Тень истории, обоевых отзвук мук.
Но, как сказано, искони не висели
(Более полувека — это ведь искони?)
На стене часы, жильцы не имели цели
Секунды отсчитывать, минуты, дни.
Они просто здесь проживали. Жили.
Просыпались, бдели, ложились спать,
Или видели сны, или не видели, или
Бессонницу никак не могли прогнать.
Поводов дожидалась в шкафу посуда,
Книг ряды безропотно собирали пыль,
Времени было взяться, скажи, откуда
В этой комнате, где я счастлив был.
А теперь хоть иди и ставь часового,
Чтоб еще полвека настаивал на часах,
В половину теперь я ужинаю восьмого
И в лицо знаю стрелок лукавый взмах.

Жертвы сонного порошка
Добровольные жертвы сонного порошка,
Мы лежим в объятьях сомнительного Морфея,
Страшно спать, но и просыпаться тонка кишка,
И мы погружаемся — выныривать не умея.
В смертной схватке сцепились кальмар и кит,
Мы слушаем изнутри колыбельную кашалота,
От его завываний не то голова болит,
Не то просто быть пропитанием неохота.
У меня над ухом клацает чья-то пасть,
И смерть проплывает мимо, белая и большая,
Кровать — это остров, если с него упасть,
Попирует на славу лихая акулья стая.
Неживые матросы, мы спим и не смотрим вниз,
Мы крушение терпим и пьяницу капитана,
Врассыпную кидаются сонмы пузатых крыс,
Но мы остаемся — пусть в трюме зияет рана.
Нас накрывает волна, но с нею мы заодно,
Мы для того двуспальное и мастерили судно,
Чтобы оно — вместе с нами — пошло на дно,
На котором мы бы покоились — беспробудно.

По Тициану
Будущая царица ли, юная ли вдова,
Но пред тобою на блюде покоится голова,
Отрубленная — тобою ли? Иродовым слугой?
И кто головы лишился — враг клятый иль святой?
Ты ли смутила сердце танцем семи покрывал?
Тебе ли хозяин пира исполнить пообещал
Любое твое желанье? Тебе ли велела мать
Даров, кроме головы, от Ирода не принимать?
Или же с Олоферном сидела ты на пиру?
Поила вином мерзавца и думала: «Пусть умру,
Но доживет до рассвета только один из нас», —
И отрубила голову врагу в предрассветный час.
Неважно уже, как досталась тебе эта голова,
Ты женщина, ты прекрасна, поэтому ты права.
Злодейка ли, героиня ли, коварна ты иль храбра,
Но голова покоится на блюде из серебра.

Со сна
Снятся ли соснам сны?
Смотрят ли с вышины?
Замечают ли нас внизу,
Вниз пуская смолы слезу?
Или вверх устремлен их взгляд,
Когда там, в вышине шумят?
И привидеться что во сне
Может вытянутой сосне?
Соль и солнце, подняты паруса,
Мачтой проткнуты небеса?
Или снится в деревне сруб?
Или старый приятель дуб?
Может статься, что обо мне
Сосна грезит, ведь я во сне
Слышу шум ее, скрип ствола.
Так вот если б сосна спала,
И меня в свой пустила б сон,
Я сказал бы ей: устремлен
Мой взгляд в сосенную вышину,
Когда вижу во сне сосну.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0