Истина
Ольга Федоровна Шипилова. Родилась в 1983 году. Писатель-прозаик, автор изданных книг прозы и поэзии. Член белорусского литературного союза «Полоцкая ветвь», член Евразийской творческой гильдии (Лондон).
Истина
Мое имя — ненужная истина,
Я забытая запись тетрадная.
Расстелилась увядшими листьями,
Вековыми холстами обрядными.
Глупым словом гноящим тщеславные
Надо мною склоняются весело,
Я чужие разлуки отравные
Серебром своих мук занавесила.
Мое сердце распято и предано
Сотням тысяч костров и завистникам,
Мои мысли истерзаны ветрами
До романов, разбитых по листикам.
Это я — та, которую ищите
Сотни лет, а потом отрекаетесь.
Две секунды на смерть, век — на нищенство,
Но взглянуть мне в глаза испугаетесь.
Я всего лишь трава придорожная,
Что пылится увядшими листьями.
Я пугала всегда бездорожьями,
Мое имя — ненужная истина.
Пророчество
Одиночество и боль
Всегда во мне, всегда со мною.
Я сыпала на раны соль,
Я не хотела быть собою.
Мне многое предрешено…
И это душу мне не лечит.
Все это было и должно
Лечь на мои худые плечи.
А я плачу и плачу вновь,
Мне больно, я уже у гроба,
И капает как будто кровь,
И снова душат горло скобы.
Что суждено, узнала я,
Наверное, не слишком поздно.
Всю жизнь играла я в себя —
От счастья отмеряла дозы.
Весь мир померк, огонь погас —
В мои глаза глядится осень.
Я набираю скорый шаг —
И смерть меня в объятья просит.
Веточка самшита
Я засыхаю веточкой самшита
На жарком солнце августовской Ялты,
Соленость губ к твоим губам пришита…
И глухота от белых чаек гвалта.
Бредем маршрутом горных завитушек,
Касаюсь сердцем сердца кипарисов.
Ты называешь имена речушек,
А я ищу с дорогой компромиссы.
Мы наблюдаем, как садятся птицы
На провода, обласканные ветром.
Стоим, а календарные страницы
Отсчитывают наши километры.
Я высыхаю, испаряюсь в небо,
Еще чуть-чуть, немного задержаться…
А ты бросаешь птицам крошки хлеба,
Ты говоришь, что нам нельзя остаться.
Потом отъезд, дорога, расставанье,
Немые облака, огни, перроны,
Холодные вокзалы, расстоянье…
На смену чайкам — черные вороны.
Спешим по жизни словно марафонцы,
Размытые большими городами,
Живем в тоске по птицам и по солнцу,
Ныряем в ночь под темными домами.
Пока надежды книга не закрыта,
Вернуться нужно к горным завитушкам,
Чтоб я засохла веточкой самшита,
А ты раздал названья всем речушкам.
Черная быль
Детство окончилось — Черная быль.
Пепел в карманах, в колодцах песок.
Серый рассвет и дорожная пыль…
Будешь ли жить, обгоревший цветок?
Будешь хватать тонким стеблем озон,
В мутной воде рассыпать черный прах!
А над водой — нескончаемый стон.
Черная быль, черный снег на губах.
Призрачный город, по пояс трава,
Липы, березы — а жизни здесь нет!
Окна пустые, площадки, дома.
Зарево чьих-то непрожитых лет.
Лишь незабудки тревожат песок
На берегу обмелевшей реки.
Падает сорванный ветром листок
На восковую прохладу руки…
Будешь ли жить, обгоревший цветок?
Полдень
Вздыхает гордый кипарис,
Макушкой небо задевая.
Магнолий трепетный каприз
Метель цветов в траву роняет.
Беседки розовых надежд,
Укрыв собой грехи влюбленных,
Находят правильный падеж
Словам в страстях изобретенных.
Скучает в полдень влажный парк,
Прохожих тихие фигуры.
Седой старик — дедуля Марк
У моря пишет партитуры.
Шипит волна на стаи птиц,
Колышет чаек белый парус.
Игра двух быстрых, ловких спиц.
В воде — бутылочный стеклярус.
Неспешен стрелок мерный ход,
Течет мороженое белым.
Басит три раза теплоход —
Шумов портовых децибелы.
И снова всюду тишина,
Качает море чаек стаи,
Прибрежной пены седина
На старом пирсе лижет сваи.