1

В октябрьский хмурый вечер промозглый дождь лил, как из ведра. Он проникал за ворот, хлестал по щекам и застилал глаза. Было ощущение, что ливень сейчас правит во всем мире, и никуда нельзя от него деться. Буйство холодной воды казалось Сергею логичным завершением такого черного и несчастливого дня. Сначала у него украли сумку, в которой помимо денег находились документы, потом он поссорился с Людмилой, и так сильно, что, скорее всего — навсегда. И вот в довершение час назад он узнал о проблемах на работе, в результате которых, его — с вероятностью девяносто процентов — уволят.

Так что — лей, лей всепоглощающий дождь. Смой все в бездну мрака, чтобы не осталось ни одного напоминания о счастливых мгновениях, еще, казалось бы, утром гревших душу. Нет в этом потоке выхода, и это — очень закономерно. Автобусы уже не ходили, денег, что остались в карманах джинсов, после того, как Сергей приобрел небольшую бутылочку коньяка, уже не хватало на такси. Зонта не было. Да и смысл прятаться от вездесущих небесных струй давно пропал, ведь куртка промокла насквозь и в ботинках хлюпала влага. Сергей шел быстрым шагом через ночной город, погруженный в мрачные мысли, поэтому происходящее вокруг более не создавало дискомфорта, а лишь подчеркивало беспросветную сырость внутри.

Люда… Как же глупо все получилось. Да, день выдался трудный, но нужно же было сохранить самообладание, чтобы этот негатив не отразился на личных отношениях. Грубое слово, сказанное в горячке, послужило поводом для обострения накопившихся обид и противоречий, обсуждение которых недальновидно откладывалось для более удобного случая. Все эти ее приступы ревности на ровном месте, и в то же время — какая-то безответственная фривольность при общении с противоположным полом требовали искреннего разговора и поиска компромиссов. Все эти неудовольствия, вытекающие из того, что мужчины обычно относят к банальным капризам, но в реале имеющего обоснованный фундамент в рамках женского образа мысли — подтачивали корни, казалось бы, уже таких крепких связей. Да и сам Сергей был, конечно, далеко не эталон. Неспособность лишний раз проявить знак внимания, а то и просто сделать незапланированный телефонный звонок, что он списывал на природную скромность и загруженность, снижала личный рейтинг. Однажды, задержавшись на работе, забыл, что вечером они собирались пойти в кино, но даже не известил о случившемся аврале — просто не пришел, подумал — поймет и простит. Поняла, но не простила. По крайней мере, прощения пришлось добиваться долго.

Но самое главное — три года отношений срок немалый. Друзья-приятели Сергея за такой отрезок времени успели не только сходить в ЗАГС, но и некоторые обзавестись детьми. Коллега по работе — Пашка Симаков — уж на что тихоня, а через полгода после знакомства с девушкой съехался с ней на съемной квартире и теперь помышляет о печати в паспорте. У Сергея осталась приличная квартира от бабушки, на которой он теперь жил, а все же до сих пор не хватало духа предложить Людмиле переехать к нему. Ее родители придерживались очень строгих принципов и о гражданском браке дочери вряд ли хотели бы слышать. На перспективного зятя они смотрели с некоторым пренебрежением, естественно полагая, что их замечательная дочь достойна лучшего. А тут еще — без обязательств и юридических гарантий. Мало ли нынче прохвостов и проходимцев. Сергей был не прочь жениться и официально, однако экономические неурядицы, связанные с довольно частыми потерями мест работы, делали это предприятие в настоящий момент слишком обременительным.

Его примеры истинно мужского поведения обитали разве что в книжках, а посоветоваться можно было, пожалуй, лишь с интернетом. Отца он даже не помнил, а больная мама еле концы с концами сводила на свою нищенскую пенсию. И вот тут, казалось бы, Сергей в кои-то веки неплохо трудоустроился, и появились хорошие перспективы на дальнейшую жизнь, но и здесь случилась драма. Видите ли, фирма решила задуматься об экономии на волне очередного финансового кризиса и сократить штаты. Конечно же, в список тех, с кем пришлось расстаться, попал «везунчик» Сергей Судьбин. Всего за каких-то семь месяцев он умудрился создать мощную клиентскую базу и наладить прекрасные отношения с подрядчиками и поставщиками, но заслуги — не в счет, ведь все это стало теперь собственностью компании. Ничего, как говорится, личного — просто бизнес.

2

Сгустившаяся ночь обостряла чувство потерянности. Разрозненные мысли сливались в один истошный гул и не давали возможности сосредоточиться на происходящем вокруг. Коньяк уже остыл в голове и перестал пускать в кровь свое медленное электричество, впрочем, вряд ли он мог теперь помочь. Так или иначе, впереди показался знакомый квартал, а, значит, еще немного и из-за угла вынырнет серое девятиэтажное здание с глупыми и пошлыми надписями на входной двери, сделанные трудновыводимыми фломастерами и краской, и дребезжащим лифтом, ползущим с нервозным скрежетом под самую крышу.

Сергей шел вдоль стены большого продуктового магазина, уже закрытого, но дежурным освещением создающего зону относительной видимости. Над служебным входом имелся небольшой козырек. Если бы одежда давно не промокла до нитки, и хватало бы достаточно времени, чтобы переждать непогоду — можно было бы укрыться под ним. Но спасать от сырости стало уже нечего, да и в третьем часу ночи ждать милости природы тоже казалось сомнительным предприятием, учитывая, что утром все-таки надо было встать пораньше, чтобы попытаться хоть немного поправить свои дела.

Однако, проходя мимо, Сергей обнаружил прибежище занятым — в небольшом квадратике света, упавшем из-за стеклянной двери, ютился какой-то темный комок. Комок был явно живым, так как иногда шевелился. Чтобы понять, к какому виду относится эта форма жизни, требовалось прервать быстрые шаги и взойти на крыльцо. Думай бы Сергей в этот момент логически, голос разума наверняка сказал бы ему: зачем тебе это надо? Но промокший и озябший человек посреди нахлынувшего осеннего ливня уже не обращался к логике — ему просто хотелось в эту минуту и в этом месте почувствовать, что он не один.

И он, действительно, был здесь не один. Под навесом на холодных, но почти сухих, бетонных плитах клубком свернулся котенок черной масти. Окрас существа соответствовал ночной тьме, и все же не помог найти у нее покровительства. Животное, вероятно изможденное голодом, даже не пыталось убежать. А, может, в Сергее оно увидело спасителя, пришедшего в ответ на нехитрые кошачьи молитвы. Существо приподняло голову и приветственно мяукнуло, блеснув маленькими бусинами глаз.

— Не самое лучшее время для прогулок, в такую погоду, как принято говорить, хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, а уж кошку и подавно, — грустно пошутил Сергей, склонившись над находкой.

Котенок, будто признав своего, встал на все четыре лапы, и начал тереться боком о брючину. Удивительно, но это был именно тот жест, который после всего, что случилось за последние сутки, смог притупить ноющую душевную боль. Кто-то явно оказался в более жестокой жизненной ситуации, и теперь этот кто-то нуждался в помощи, обратившись к тому, в ком на протяжении долгих часов зрело чувство собственной никчемности. А, ведь, и, правда, подумал Сергей, я еще на что-то годен, поэтому мне доверяют. Он протянул руки, и взял в ладони дрожащее тельце — так, должно быть, трепещет маленькое сердце ребенка в надежных объятиях взрослой опеки.

— Не бойся, малыш, хоть ты уже знаешь, что такое предательство и несправедливость, сейчас можешь не бояться — я, как, может быть, никто другой, понимаю тебя, — с этими словами Сергей бережно поместил темный живой комок за пазуху и почувствовал еле уловимое благодарное урчание.

Шаги стали еще быстрее, а дождь из физического состояния перешел в абстрактное — стал философской категорией, обозначил собой липкий холод бесконечного пути сквозь тьму. Впрочем, минут через десять тьма на время сдалась, и Сергей нырнул под качающийся свет фонаря перед входом в знакомый подъезд. За железной дверью свет отыгрался за очередное досадное поражение уже по полной, заполнив пространство тамбура настолько, насколько хватало сил у мощной лампы. За пазухой зашевелился отогревшийся комок и издал слабый писк — то ли от удивления, то ли из-за тревоги перед неизвестностью, то ли просто напоминая о своем существовании.

Сергей положил растерянную в условиях новой для нее реальности ношу на пушистый коврик перед дверью в ванную, а сам поспешил избавиться от мокрой одежды. Вытерев насухо махровым полотенцем голову и облачившись в домашнюю теплую рубашку, он подхватил котенка и понес его на кухню, чтобы провести ревизию холодильника на предмет обнаружения продуктов, подходящих для кормления животных. На дверце к счастью оказалось полпакета молока. Найдя небольшое блюдце, Сергей наполнил его почти до краев, и придвинул его котенку. Тот, едва понюхав предложенное угощение, быстро сориентировался и активно заработал маленьким язычком.

— Насколько я понял, проведя небольшой первичный осмотр, ты — кошка, а, значит, нужно подобрать тебе приличное для вашего рода-племени женское имя, — Сергей уселся рядом на табурет и задумался. — Мурка — избито, Багира — слишком претенциозно, а Пружинка — нельзя, так звали кошку из моего вихрастого детства, и второй быть не может. Связано твое появление с дождем, поэтому, немного обыграв, могу предложить — Доша. Даже созвучно со словом «душа» получается. По-моему, хорошее имя. Ты не находишь?

Но Доша была увлечена поглощением молока, поэтому ничего не ответила. Впрочем, возможно это было лишь молчаливое согласие. Глядя, с каким аппетитом кошка лакает из блюдца, Сергей вспомнил, что сам по-волчьи голоден. Он согрел себе чай и на скорую руку соорудил несколько больших бутербродов с колбасой, обрезки которой дополнили поздний ужин Доши. Время близилось к утру, нужно было скорее готовиться ко сну. Досыта наевшись, котенок умывал лапой мордочку с чувством глубокого удовлетворения. Сергей нашел в углу коробку от новых ботинок, устлал ее дно поношенным шарфом, и поместил в импровизированную колыбель Дошу. Было уже очень поздно, поэтому помывка животного, принесенного с улицы, отложилась на следующий день.

Кошка свернулась маленьким колечком в коробке и напоследок сладко зевнула. В этот момент захотелось, чтобы все остановилось, замерло — даже дождь, продолжавший настойчиво лупить в стекла окон. Захотелось, чтобы все свернулось в клубок и укатилось по мягкому желобу безмятежного сна. Сергей плюхнулся в кровать, и крепкое забытье исполнило его желание.

3

Утром тишину нарушил не будильник, а телефон. Спросонья было трудно нащупать на придвинутом стуле джинсы, в кармане которых лежал мобильный.

— Здравствуйте! — поприветствовали на том конце трубки.

— Здравствуйте! — ответил Сергей незнакомому голосу.

— Вы ведь Сергей Судьбин? Я правильно понимаю.

— Правильно. Кто вы?

— Мне кажется, вы потеряли документы. По крайней мере, сегодня утром возле своего гаража, когда выгонял машину, я обнаружил мужскую сумку, где лежали какие-то бумаги и паспорт на ваше имя. А еще россыпь визиток сотрудника отдела продаж фирмы «Телегоризонт», по всей вероятности занимающейся кабельным телевидением, откуда я и взял этот номер.

— Просто замечательно, — Сергей чуть не подпрыгнул на кровати от радости.

— Я готов с вами встретиться сегодня в обед, чтобы передать находку. Прекрасно понимаю, каких нервов стоила пропажа. Давайте где-нибудь в центре. Например, в кафе «Кошкин дом». Я там частенько обедаю.

— Хорошо. Полпервого устроит?

— Да, вполне. Меня зовут Алексей. Я буду в светло-коричневой кожаной куртке.

— Заранее благодарю.

— И, знаете, что — мне не нужно никакого вознаграждения. Я вполне состоятельный человек и к тому же принципиальный. На чужом горе бизнес не построить, по опыту знаю. А еще у меня сын на днях родился. Думал уже никогда не испытать мне счастья отцовства. И тут такое чудо. Как же мы с женой этого долго ждали. Чудом нужно обязательно поделиться, иначе оно не будет отблагодарено и может растаять. Рад, что у кого-то тоже сегодня будет праздник на душе. Впрочем, вернуть утерянные документы — это такая, в сущности, мелочь. Я обязательно должен сделать что-то по-настоящему хорошее. Извините, я отвлекся. Жду вас полпервого в «Кошкином доме». До встречи!

Сергей, несмотря на то, что не выспался, сразу взбодрился. День начался на удивление превосходно. Доша сладко спала в коробке — так, как, наверное, еще никогда за свою пока короткую жизнь. Вид детской безмятежности настраивал на то, что сегодня потрясений больше не будет. Ох уж эта любовь суеверного и мнительного человека к различным знакам судьбы. С другой стороны, может и правда, есть какая-то связь между тем, что есть внутри отдельно взятой жизни, и тем, что есть внутри отдельно взятого мира? Может, породившая нас действительность продолжает чутко реагировать на все наши колебания и, будто круги на воде, после каждого нашего самого ничтожного шага оставляет какие-то распознаваемые следы, которые мы не всегда верно толкуем?

Вероятно, так. Иначе — совсем уж как-то страшно и одиноко. Иначе — беспомощность, пустота, богооставленность, надежда на самого себя, которого без труда способна перемолоть любое досадное недоразумение, любая житейская мелочь. Доша беззаботно спала и вряд ли знала, что стала символом светлых надежд. Вылив в миску остатки молока, Сергей вышел из дома.

Улицы были еще сырыми после ночного дождя, и в этой сырости город проступил, будто темно-серое пятно на школьной промокашке. Строгие контуры заострились, и на этих лезвиях уже явственно представлялся первый снег, который всего через какой-то месяц возвестит о неминуемом переходе к зимнему образу жизни. Однако сейчас Сергей нес за пазухой нездешнее ласковое солнце, растекающееся по всей периферии сердца со щемящим чувством робкой и необъяснимой радости. Вчера там — за пазухой — больную душу согревал пушистый комок, неожиданно появившийся на пути, как шанс вновь ощутить себя по-настоящему человеком, и вот, видимо, откликнувшись на это тепло, здесь и забил некий источник жизни.

Впрочем, забрезживший свет продолжал преломляться в призме давящей тоски той потери, что, вряд ли, восполнят в столе находок. Люда, с которой он встречался третий год, успела стать незаменимой частью реальности, где теперь было трудно искать равновесие. Но, если, так все хорошо начинает разрешаться, может быть, и здесь должен наметиться ренессанс. Очень хотелось отбросить весь свойственный скептицизм и поддаться простому детскому чувству ожидания чуда. Часть этого чуда, несомненно, уже произошла. Ну разве не мистикой стало сегодняшнее утро с этим телефонным звонком и с этим странным человеком, фамилии которого он даже не знает.

А кошка Доша? Ведь именно с нее — с беспомощного существа, вырванного из лап бесприютного осеннего ливня — началось своеобразное исправление кармы. Вернуть документы должны, между прочим, не где-нибудь, а в кафе «Кошкин дом». Провоцирующее фантазии совпадение, но как же символично выглядит. Эдакое кошачье мерси с тонким намеком на исполнителя, который, будто в сказке, за свое спасение волшебным образом оказывает неоценимую для главного героя услугу. Доша — она может, она точно из сказки. Если память не подводит, тот магазин с крылечком служебного входа и козырьком над ним, и назывался-то «Сказка». Вот, ведь, действительно, забавно.

Эх, Доша, если ты и впрямь послана откуда-то свыше, то должна еще раз помочь. Сергей вертел в руках сотовый телефон, где найденный в списке абонентов номер Людмилы уже сиял, будто заветный код к замку, открыв который можно было или вернуться в объятия потерянного счастья, или окончательно утвердиться в том, что ничего уже не изменить. Осталось лишь нажать на клавишу вызова и узнать, какой сценарий окажется единственно возможным с точки зрения высших сил. Не позвонить — упустить и этот шанс. Потянулись длинные гудки. Они тянулись дольше, чем обычно требуется человеку, которому хорошо известен вызывающий абонент, чтобы принять звонок. И все же Сергей вслушивался в них, как в гул бесконечного коридора, где вот-вот должны послышаться знакомые шаги. И тут гудки оборвались, впустив с того конца глубокий и напряженный выдох.

— Я слушаю тебя.

— Люда, здравствуй!

— Здравствуй! Ну и зачем ты звонишь? — на этом вопросе голос по ту сторону слегка дрогнул.

— Звоню, чтобы узнать, как ты. Я, ведь, со вчерашнего дня только о тебе и думаю. Мне кажется, мы совершаем какую-то нелепую ошибку. Ты же, знаешь, что я люблю тебя.

Людмила хотела какой-то эмоциональной фразой на повышенных тонах перебить Сергея, но последние сказанные им слова выбили у зарождающейся реплики почву из-под ног. Повисла пауза.

— Не поверишь, мне всю ночь почему-то снились кошки, — неожиданно сказала Люда.

— Кошки? Ах, ну да. Конечно же, кошки, — Сергей внутренне улыбнулся, вспомнив свою новую питомицу. — Черные кошки в темной комнате?

— Откуда ты знаешь, что кошки были черными? Вернее, черная была одна. Она постоянно просилась на руки, и очень музыкально мурлыкала, когда я гладила ее.

— Знаю откуда-то. Просто образ очень яркий — черная кошка традиционно олицетворяет человеческие страхи, но можно иногда попытаться не то, чтобы примириться с ними, а представить их в ином ключе — в виде хрупкого существа, которому вместо суеверной рефлексии нужно обычного твоего участия.

— Хорошо сказано. Почему ты раньше мне такого не говорил? Может быть, моих страхов поубавилось бы. Да и твоих тоже.

— Я думаю, теперь поводов стало гораздо больше.

Вновь повисла пауза. Сергей переложил телефон в другую руку, чтобы, наконец, разжать затекшие пальцы, словно вцепившиеся в единственную ветку над разверзнувшейся пропастью. Он почувствовал, что стена отчуждения дрогнула, и нужно развивать пока еще робкий успех.

— Быть может, нам стоит встретиться и спокойно поговорить? Прости меня, вчера я допустил в общении с тобой неподобающий тон. Произошло сразу несколько крупных неприятностей. Это, конечно, не служит оправданием, но я, действительно, был сам не свой. Я все тебе объясню при встрече.

— При встрече? Ты считаешь, что встреча может все исправить?

— Где ты сейчас находишься?

— В центре. Сегодня же выходной, поэтому я решила побродить по городу. Хожу по магазинам, а сама даже не понимаю, чего мне от них надо. Потом вдруг вспомнила, про сегодняшний нелепый сон. Зашла в книжную лавку и купила сонник. Там приводилось несколько толкований. Например, Фрейд считал, что кошки во сне говорят о стремлении к близости. Хотя у него все к этому сводится. А в других текстах говорится, что они олицетворяют врагов. Жуть какая. Нет, мои кошки были добрыми.

— Я в районе часа тоже в центре буду. Знаешь такое кафе «Кошкин дом»?

— «Кошкин дом»? Ты хочешь пригласить меня в «Кошкин дом»? Да, я знаю это место. Была как-то раз там с подружкой. Симпатичное заведение. Ты на ходу придумал, после того, как я тебе про сон рассказала? Если да, то хороший ход — пусть сегодня кругом будут кошки.

— Честно говоря, у меня сегодня там встреча важная. Но это, я думаю, ненадолго. Хотя, если ты против, то можно встретиться где-то еще.

— Нет уж. В соннике писали про какой-то подобный поворот событий, не нужно нарушать пророчество. И вообще, повторюсь, мне эта кошачья линия сюжета начинает нравиться. Уж кому-кому, а кискам в данной конкретной ситуации хочется доверять больше всего. Хорошо, в час я буду в кафе, посмотрим, что получится из этого.

— До встречи.

Сергею сразу стало как-то внутренне легче. Он не знал, чем закончится разговор с Людмилой, но сам факт того, что он состоится, уже вселял надежду. Еще буквально несколько часов назад все напоминало руины античного города, которым никогда больше не быть оазисом бескрайней Ойкумены, а теперь они вновь стали обретать плоть и кровь.

4

Спешными шагами он добрался до кафе «Кошкин дом», на вывеске которого красовалась довольная кошачья мордочка, всем своим видом демонстрируя, что внутри посетителя ждут уют и сытный обед. Масть нарисованной кошки была черная, чем дизайнер, видимо, хотел сказать: прочь суеверия, заходи. Сергей сразу же вспомнил Дошу. Именно с таким выражением глаз она сидела возле опустошенной ею миски молока. Забавно, но пришло ощущение некоего тайного покровительства. Пушистый талисман действует и дает понять, что рядом. Сергей улыбнулся собственной мысли и вошел через стилизованную под старину дверь внутрь. Время было пятнадцать минут первого — Сергей не любил опаздывать, что в его теперешней ситуации выглядело бы еще более бестактно.

В кафе царила тишина. Для оживленно пирующих компаний было еще слишком рано. Только где-то в углу из-за барной стойки приглушенно играл джаз. За столиком у окна сидел человек лет сорока пяти. Сзади него на спинке стула висела светло-коричневая куртка. Сергей направился к нему, так как рядом больше никого не было.

— Извините, вы Алексей?

— А вы, я так полагаю, Сергей? Здравствуйте! Присаживайтесь, пожалуйста.

— Благодарю, — выдвинутый стул оказался очень мягким и удобным.

— Может быть, отобедаете со мною? Я ужасно голоден.

— Вы знаете, я вскоре собираюсь посидеть со своей девушкой где-нибудь, и боюсь, что имеющейся в данный момент наличности на две посиделки не хватит, — Сергей виновато пожал плечами.

— Ну неужели хозяин заведения не в состоянии лично угостить гостя? Тем более, я же говорил, что у меня особый случай — сын родился, гуляем, — при этом Алексей как-то по-приятельски подмигнул.

— Это кафе — ваше? — недоуменно спросил Сергей.

— Да, мое. И название вполне себе говорящее, ведь фамилия моя — Кошкин. Ну так что будете есть?

— Ох, я даже не знаю… Мне, право, как-то неловко…

— Хорошо, я сам закажу. У нас готовят отличное жаркое в горшочках — называется «Жар-кот». Будете что-нибудь выпивать?

— Нет, что вы. У меня же встреча с девушкой.

— Ах, да, совсем забыл. И мне нельзя — я за рулем. Тогда возьмем графинчик свежевыжатого сока, — и вдруг Алексей хлопнул себя по лбу и извлек откуда-то из-под стола небольшую спортивную сумку. — Ваша? Я совсем забыл об истинной цели нашей встречи. Простите меня.

— Она самая. Огромное спасибо! — Сергей расстегнул молнию. Небольшой суммы денег в кармашке сбоку, конечно же, не было, но все документы оказались на месте. — Вы не представляете, как я вам благодарен.

— Понимаю, я когда-то давно попадал в похожую ситуацию.

— Знаете, честно говоря, со мной вчера какая-то чертовщина весь день творилась — сначала сумку украли, потом поссорился с любимой девушкой, а дальше — встал вопрос об увольнении, — Сергей был так рад находке, что потянуло на откровенность.

— Это с ней у вас сегодня встреча? Ну, тогда, еще не все потеряно. Видите, документы чудесным образом к вам уже вернулись, и тут, думаю, все наладится. А с работой-то что?

— Понимаете, я устроился в достаточно престижную фирму, занимающуюся кабельным телевидением и все такое. Дела как-то сразу пошли нормально, сформировал широкую клиентскую базу, нашел надежных подрядчиков и поставщиков, а вчера мне заявляют, что я попал под сокращение. Все мои наработки теперь за спасибо переходят владельцам, а мне указывают на дверь.

— М-да. Бизнес — есть бизнес, мой друг, однако ситуация, безусловно, некрасивая. Но сегодня для нас обоих, похоже, особенный день, поэтому и здесь возможен вариант.

— О чем вы? — в этот момент официант принес на подносе два глиняных горшочка, из которых поднимался легкий пар.

— Параллельно с кафе я веду еще ряд дел, в частности занимаюсь торговлей продуктами питания. Хочу развивать это направление, и мне нужен толковый менеджер. Я неплохо разбираюсь в людях, ведь когда-то работал следователем, и вижу перед собой порядочного молодого человека со светлой головой, которому судьба подставила ножку, но он не упал лицом в грязь. Зарплата вполне достойная, а после прохождения испытательного срока — ждет существенная прибавка. Ну, так как?

— Даже не знаю, что и сказать. Мы едва знакомы, а вы вот так запросто предлагаете мне престижное место. Меня это несколько смущает.

— Сергей, в жизни я часто полагался на логику и здравый смысл, выстраивал сложные стратегии, но это не спасало от ошибок, а иногда даже от серьезных поражений. Следуя логике, моя жена не должна была родить ребенка, потому что врачи при обследовании выявили у нее серьезные проблемы. Но буквально позавчера случилось чудо, иначе не назовешь — я наконец-то стал отцом. Так что лучше давайте верить в чудеса — с ними больше шансов сохранить надежду.

— Странно слышать такое от бывшего следователя. Мне казалось, что в правоохранительных органах всегда полагаются на конкретные факты, нежели пытаются связывать непредсказуемость череды некоторых событий с мистикой.

— А никакой мистики, дорогой Сергей, здесь нет — есть просто жизнь, в отношении которой мы берем на себя наглость утверждать, что многое в ней смыслим, делаю при этом выражение лиц, свойственное напыщенным дуракам. Взять, к примеру, убийство, совершенное маньяком — психически нездоровым человеком. Ну и какой логикой можно вычислить следующий шаг преступника, не имеющего в момент злодейства ни мотива, ни стратегии, и при этом не делающего ничего, чтобы элементарно скрыть улики? Был у меня на практике случай, когда по вечерам убивал женщин не кто иной, как сам заведующий местной кафедрой психиатрии. А ведь мы к нему обращались за консультациями, в том числе и по этому делу. Хотя, если честно, меня всегда поражало то вдохновение, с которым он пытался войти в роль маньяка, в каждом обсуждаемом нами кровавом эпизоде. Но я склонен был думать о высоком профессионализме медика и о его погруженности в глубины своей загадочной и непостижимой науки. Так или иначе, вероятно, эта погруженность и стала причиной помутнения разума, привыкшего чаще иметь дело с патологиями, чем со здравым смыслом. Долго, вероятно, пришлось бы нам ловить профессора, если бы не одна случайность. После очередного убийства, предположительно с применением обычного молотка, я снова направился к светилу. Так как орудия преступлений были всегда разные — то нож, то удавка, то туристический топорик — я опустил в беседе мнение экспертов-криминалистов по поводу предмета, оставившего на теле жертвы характерные повреждения, ведь меня больше интересовала психологическая сторона. И тут психиатр, всегда очень театрально подходивший к нашим реконструкциям трагических событий, взял со стола маленький молоточек, которым обычно пользуются врачи, стуча по коленкам в ожидании нездоровой реакции нервов, и стал изображать нападение. В его движениях снова поражала четкая уверенность, но в этот раз она проецировалась на те обстоятельства, которые удалось выяснить следственно-оперативной группе. Он бил так, будто видел перед собой изувеченное тело несчастной женщины, повторяя в своем шаманском танце смерти каждую нанесенную ей травму. И тогда во мне родилось бредовое на первый взгляд подозрение. Сопоставив отпечатки пальцев, обнаруженных на одежде жертвы и взятых у профессора, мы пришли к выводу, что это один и тот же человек. Впрочем, Сергей, вы правы — для работника правоохранительных органов любая мистика — уход от прямолинейной системы предписаний и вертикали служебной иерархии. Попытка же придать жизни свойства не настолько уж подконтрольной даже надзорному ведомству области, позволительна для тонкой личности и недопустима для бескомпромиссного слуги закона. Может, поэтому и подал в отставку, а, может, потому, что однажды в голове впервые родился заманчивый бизнес-план, — Алексей засмеялся и, наконец-то, отправил в рот ложку, которая, вероятно, уже успела остыть.

— Признаться, та чертовщина, о которой я вначале рассказывал, — ну все эти злоключения с кражей, со ссорой, с потерей работы, — она, ведь на этом не закончилась, хотя опять же скажете, что не мистика, — при этих словах Сергея его собеседник изумленно поднял брови. — Впрочем, чудес тут и, правда, никаких — просто занятное совпадение. Вчера ближе к ночи, когда я под ливнем в удрученном состоянии возвращался домой, мне на пути попался маленький котенок, вернее кошечка. То ли я почувствовал в ней собрата по несчастью, то ли захотелось мне быть ну хоть кому-нибудь нужным — иным словом, взял я ее к себе. А утром звоните вы — говорите, что пропажа нашлась, предлагаете встретиться в «Кошкином доме», да и фамилия вам Кошкин. Будто это тайный знак, мол, за спасенную кошечку тебе награда. И, опять же, помириться с Людой надежда появилась. Я просто перенервничал очень сильно, вот и цепляюсь теперь за всякую ерунду. Вы уж извините, если что…

— Никакая тут не ерунда, друг мой. Я вот теперь еще больше уверен, что, помогая другим, и для своей увеличившейся семьи, и для своего дела, и, пожалуй, для себя лично счастье преумножаю. Даже не как бывший следак — как человек говорю.

5

Мероприятие по передаче найденной сумки заняло гораздо больше времени, чем предполагалось. Цепочка событий разматывалась слишком стремительно, чтобы успевать следить за тем, как меняется реальность вокруг. А стрелки часов, между тем, уже давно перевалили за отметку 13.45. И тогда, с положенным для девушки — к тому же обиженной — опозданием в дверях кафе появилась Людмила. Сергей инстинктивно сделал сконфуженный вид.

— Что — она? — полушепотом спросил Алексей, поймав глазами его взгляд. — Не переживай, я все понял. Беру огонь на себя, пусть день волшебства продолжается.

С этими словами он встал из-за стола, дал какие-то указания официанту и направился прямиком к Людмиле.

— Здравствуйте! Разрешите представиться — меня зовут Алексей Кошкин, и я владелец этого уютного заведения. Вас, вероятно, зовут Людмила? Что ж, мы вам очень рады. Проходите, пожалуйста, вон к тому столику, где вас ожидает ваш молодой человек и фирменный обед на две персоны. Желаю прекрасно провести время!

Людмила от изумления открыла рот, но так и не успела ничего толком ответить, потому что ее уже деликатно вели под локоток навстречу Сергею, который правильно понял инициативу Алексею и с видом, будто это часть шоу, как говорят конферансье, когда на сцене что-то неожиданно пошло не по сценарию, уже протягивал на ходу руки, чтобы помочь дорогой гостье снять плащ.

Когда пара села за стол, к нему подали аппетитно выглядящие блюда и бутылку белого вина.

— Обед — за счет заведения, — сообщил Алексей, видимо, чтобы попрощаться. — Сергей, я завтра вам перезвоню, и мы обсудим детали нашего дальнейшего, надеюсь, доброго и плодотворного сотрудничества. Людмила, рад знакомству — вы, действительно, очаровательная девушка — такая, какой вас мне и описал Сергей. До свидания, друзья, мне пора в роддом к супруге.

Когда за бывшим следователем захлопнулась входная дверь, за столиком повисла пауза, которую не способна была нарушить даже приглушенная музыка из-за барной стойки. Салаты в тарелках пытались изобразить буйство зелени в глухом уголке, пока тщетно заселяемом двумя людьми, но в ней уже была какая-то жизнь. Осталось лишь пустить над этой зеленью бабочек легких и трепетных взглядов, обдать ее пыльцой искренних эмоций, и сюда уже можно будет поместить человека. Первых бабочек отправили в полет глаза Сергея, но те обнаружили, что здесь не первые, встретившись с капустницами взгляда Людмилы.

— Прости меня, — повторил Сергей уже сказанное его глазами.

— Дело не в том, что ты был вчера груб — я знаю, что бывают ситуации, когда слова идут вперед мыслей, и эти слова не изнутри, а с острого края какой-то нервной ситуации, — речь Людмилы звучала, словно падающая на ворот мельницы вода — мягко, но производя размалывающий эффект. — Мы с тобой встречаемся уже достаточно давно, однако за это время я так и не поняла, кто мы друг для друга, и к чему ведут наши отношения. Мне стало казаться, что ты держишь со мной удобную для тебя дистанцию, на которой у тебя всегда есть возможность успеть спрятаться в собственную раковину от необходимости отдавать себя полностью — вместе с какими-то потаенными страхами, ревностно оберегаемыми святынями и, возможно, с некой глубоко ноющей болью. Ты, помню, рассказывал о неудачном опыте отношений, о давней неразделенной любви, поэтому я склонна думать, что ты боишься именно очередной сердечной драмы, очередного жестокого разочарования. Ну, так и я боюсь. Боюсь, что однажды створка твоей раковины захлопнется уже навсегда, потому что так спокойнее, и я останусь одна посреди этого илистого дна с горьким чувством, что снова утонула…

— Люда, ты во многом, конечно, права. Действительно, есть определенная робость и даже трусость с моей стороны в том, что я до сих пор не сделал главного шага тебе навстречу. И причины ты называешь, наверное, правильные. Понимаешь, я хочу быть с тобой, и я люблю тебя, однако у меня все время возникает неуверенность, смогу ли я составить твое счастье. Недавно ощутил, что в компании более успешных молодых людей ты — безусловно, выделяющаяся из общей массы своей какой-то внутренней силой и яркой внешностью — инстинктивно сразу же пыталась быть с ними на одной волне, быть равной их полету. В эти минуты пришло горькое осознание ничтожности, и в то же время возникала скрытая гордость, ведь моим, пожалуй, единственным успехом — была ты. Я отчетливо понимал в тот миг, насколько все зыбко, ведь этот хлыщ, что блещет сейчас красноречием и чувством юмора уже добился твоего интереса, а, значит, способен добиться и большего. И ты уйдешь, выберешь лучший вариант. Самое чудовищное в том, что это было бы справедливо. Твои же упреки, мол, до сих пор общаюсь в интернете с однокурсницами или здороваюсь на улице с бывшей коллегой, как-то кокетливо улыбаясь, я воспринимал будто простое проявление вежливости и дежурного внимания. Я-то на него не был способен, глупо считая это чем-то неискренним, заискивающим. Зато был способен на совершенно идиотские поступки — не позвонить, не написать, не прийти. Пусть сама подаст знак, что нужен, пусть разыщет, окликнет, вырвет меня из рук самого себя, из лап этого суетного и равнодушного мира. Однако вспыхивал страх: вдруг ей все равно, и это конец. Но ты как-то так по-настоящему и пылко обижалась, и потом мы неистово мерились — сплетались, спекались, срастались…

— Надо же, ты оказался еще более наивен, чем я представляла. Неужели ты ревновал меня к Сашке Кривулину, к примеру? Вся его успешность лишь в том, что его папа сидит во власти, и теперь оперившееся по протекции его сиятельство, возомнило себя образцом новой элиты, которая подобно прежнему дворянству станет морально-нравственным столпом в сиянии своих привилегий. Ты и, правда, считаешь меня настолько алчной и неразборчивой? Я лишь хотела показать этим самовлюбленным снобам, что дочь инженера и учительницы судит об их элитарности с тех высот, на которые не ходят социальные лифты и где фамилия любимого писателя гораздо важнее написанной на двери очередного начальника. И вообще не понимаю, как нас занесло в эту компанию. Ничего себе — продвинутая молодежь. Хотя, знаешь, я тоже виновата. Слишком много игры. Для этих породистых самцов любая юбка — даже самостоятельно мыслящая и связно говорящая — остается всего лишь объектом распространения своих примитивных представлений о мужественности. Наверное, со стороны это, действительно, выглядело пошло. Прости. Впрочем, я, безусловно, ждала твоей реакции — мне хотелось растормошить тебя, раззадорить. Твои идиотские поступки — в самом деле, были идиотскими. Но всех больше меня злило то, что ты не понимаешь, почему я их так долго терплю. И ревновала я тебя совершенно искренне, потому что мне стало казаться: легко пойдешь по простому пути, если откроют дверь, поддашься — лишь бы не расставаться со сладкой иллюзорностью выбранной тобой роли.

— Люда, ты сегодня сказала, что тебе ночью снились кошки. А, ведь, сон-то — вещий.

— Что ты имеешь в виду?

— У меня есть для тебя практически волшебный подарок. Но это потом. Сейчас я хочу выпить с тобой за то, что чудеса — это не киношный выход за пределы реальности, а наша способность воспринимать мир максимально широко, находя в нем неожиданные точки опоры, — с этими словами Сергей налил из заблаговременно откупоренной официантом бутылки в высокие фужеры искристого вина. — Я уверен, что нам обоим есть чего ждать от этих чудес.

— Подарок, говоришь? Волшебный? Заинтриговал. Но не думай, что после вина мои критерии оценки перспективности подобных чудес станут гораздо ниже, — легкая улыбка Людмилы добавила последней фразе теплой иронии. — Хрусталь звякнул, и небольшое застолье перестало быть линией фронта…

6

Когда Сергей отпер входную дверь и пропустил в квартиру гостью, из глубины комнаты, в которую уже начал проникать сумрак, выкатился черный комок, возвестив о своем присутствии тоненьким писком. Заметив появление в доме второго человека, Доша остановилась в недоумении и широко распахнутыми глазами уставилась на молодых людей. Вчера она доверила свою хрупкую и беспомощную жизнь вот этому парню, на лице которого беспросветная грусть теперь сменилась какой-то неведомой радостью. Рядом с ним стояла стройная девушка. Лицо ее почему-то казалось уже знакомым. Девушка тоже изучала глазами встреченное существо, и было видно, как в них быстро распускаются бутоны природной нежности. Руки с длинными и тонкими пальцами — подхватили и подняли котенка почти к потолку, где в свете вспыхнувшей лампочки прихожая стала намного шире.

— Ах, какая красавица! Так вот кто мне приснился ночью! Как ее зовут? — Людмила внимательно рассмотрела котенка и прижала его к сердцу так, что Доша услышала приглушенный сердечный ритм и приняла его за мягкую поступь какого-то доброго кошачьего бога, в чьей власти оказаться было совсем не страшно.

— Ее зовут Доша, и она наверняка проголодалась, — Сергей прошел на кухню, открыл холодильник и извлек кусок вареной колбасы. — Завтра ей нужно будет обязательно купить специального корма.

— Почему завтра? Нужно это сделать сегодня, малышке необходимо нормальное питание, — Людмила строго посмотрела на Сергея. — Значит, тебя зовут Доша? Располагающее имя. Будто лишнее напоминание, что ты тоже дышишь, что ты тоже живая.

— Могла бы уже быть и неживой. Я вчера подобрал ее ночью на улице, возможно, в тот момент, когда ты уже видела во сне кошек. А утром случился Кошкин и его «Кошкин дом». Он позвонил и сказал, что нашел мои документы. При встрече выяснилось, что ему нужен менеджер, и теперь, похоже, у меня есть хорошая работа.

— Он что — из бюро добрых услуг?

— Нет, просто у него ребенок родился.

— Надо же. А вот это — уже настоящая драматургия. Доша, ты не находишь? — Людмила посмотрела на жмурящееся в ее руках создание. — А если б этого не случилось?

— Чего не случилось?

— Если б ты не подобрал котенка? Вероятно, счастья на земле стало бы чуточку меньше. Потому что все неспроста. Потому что тебе дали шанс многое изменить. И это я сейчас, вряд ли, иронизирую. Как знать, может даже удачливый и хозяйственный Кошкин, вовлеченный чудесным образом в эту историю, в чем-нибудь проиграл бы. Как знать…

— И даже ты?

— И я, конечно же. Ведь тогда я бы до конца не смогла понять, какой ты на самом деле, не смогла бы решить, как мне поступить дальше…

— Так, давай я пойду за кошачьим кормом, а ты останешься тут — с Дошей, чтобы ей не было скучно, — Сергей снова накинул куртку.

— Ты оставляешь меня здесь? Но скоро будет совсем темно, а мне до дома весьма далековато.

— Сегодня я тебя никуда не отпущу. Вернее сказать, я тебя теперь вообще не отпущу. Я хочу, чтобы мы здесь жили втроем — я, ты и Доша, — никогда Людмила не слышала таких уверенных интонаций в голосе Сергея. Ее захлестнули эмоции, и она не смогла ничего ответить, глядя, как произнесший эту короткую, но пронзительную речь человек, взяв сумку, вышел за дверь — в затхлый полумрак лестничной площадки. Доша спрыгнула из расслабившихся рук на пол, разгладила язычком шерстку и посмотрела на стоящую в прихожей девушку, у которой на глаза почему-то навернулись слезы.

«И чего она плачет? — подумал котенок. — Вот когда меня вчера сюда принесли, я была так рада, что из благодарности хотелось совершить какое-то простое, но доброе чудо. Возможно, ее не бросали под дождем на верную смерть посреди безразличного мира, как меня. Впрочем, хорошо, что не бросали…»