Но да будет сказано в назидание мудрецам наших дней,
что из всех дарителей эти двое были мудрейшими.
Из всех, кто подносит и принимает дары,
истинно мудры лишь подобные им.»
О.Генри «Дары волхвов»

Сардана вогнала палки в снег, отвязала лыжи и немного постояла у входа в чум, шевеля горячими от быстрой ходьбы пальцами. С чего начать? С печки или с камней очага?

Сама мысль о том, что ей, хозяйке, придётся убрать из чума его сердце, печку, показалась кощунственной.

Тяжело вздохнув, прошла к тыльной стороне жилища и стала копать снег. Очистив восемь крупных, овальных камней, откинула полог, шагнула внутрь и прижмурила глаза, привыкая к полумраку, после ослепительного блеска апрельских снегов.

Посредине чума, стояла печка-буржуйка на специальных коротких ножках, чтобы грела воздух снизу, чтобы не жечь зря дрова.

Благородным цветом старого олова отливали её бока и верхняя площадка на которой свободно умещались кастрюля, сковородка и чайник.

Ни горелого бока, ни пятнышка ржавчины, как бывает у жестяных буржуек. Да и быть не могло: печка была сделана из листов жаростойкой нержавеющей стали, имела прекрасную теплоотдачу, не давала пятен окалины и блестела как новая!

Добрый мастер приварил внутри пластину-отсекатель пламени, а в трубу вставил заслонку. Так можно регулировать тягу, экономя дрова, а кто жил в тундре, где нет леса, знает цену и щепочке. Не печка — чудо! Предмет зависти всех оленеводов окрестной тундры.

С тяжёлым вздохом Сардана вынесла своё сокровище «ногами вперёд» на улицу и взялась за лопату, чтобы выкопать ямку для очага.

Ну, а мы глянем окрест и обясним читателю, что, собственно, происходит.

С невысокого холма, где стоит чум, далеко видно белую ленту реки Мурутамы, рассеяные по широкой долине редкие деревца лесотундры, горстку остроконечных чумов на низком левом её берегу и посёлок домов на тридцать на крутом правом.

На заснеженном русле, мельтешат человеческие фигурки. Там ставят палатки, размечают дистанци гонок, там, на загодя вмороженном в лёд высоком столбе, укреплены новенькие бокари, высокие, до паха, сапоги из оленьего камуса[1], награда тому, кто завтра сможет забраться на этот столб и снять их.

Завтра — День оленевода.

Девушки и женщины выложат на длинных столах, людям на погляд, жюри на оценку, своё рукоделье: одежду и обувь из оленьих шкур со вставками из меха песца, волка и росомахи, искусно вышитые бисером унтайки[2], пояса, рукавицы и шапки.

Молодые мужчины станут состязаться в силе и ловкости: в борьбе, в беге, в прыжках через нарты, в метании маута[3] на шест, в бросании топорика на дальность, в гонке на оленьих упряжках и в гонке на снегоходах.

В этот день парни высматривают себе невест, а девушки поглядывают на парней. В этот день принято жечь костры и обмениваться подарками.

Старый чум Бульчу, деда Сарданы, в котором сейчас живут молодожёны, уже лет десять как не разбирали и не переносили на новое место. Вся семья перешла жить в посёлок, где в домах центральное отопление и отпадает забота о топливе.

Всю зиму древнее жилище кочевников пустовало. Сардана и Ястапий уходили туда жить лишь весной, ко времени отёла оленей, чтобы защитить телят и важенок от волков.

Два года назад Бульчу нашёл под речным обрывом бурного, часто меняющего русло, ручья Фа-Бигай, труп странного животного, вымытый сильным течением из вечной мерзлоты, и сообщил об этом начальству.

Вскоре вертолёт привёз представителей международной экспедиции «Mammuthus“. Трое рослых, крепких мужчин погрузили мумию небольшого мамонтёнка в вертолёт, руководитель «искпедиции» щедро заплатил Бульчу и призвал оленеводов внимательно осматривать места их кочевий на предмет важных для науки, находок.

На вырученные деньги патриарх семьи, купил подарки для молодых: Ястапию — снегоход, Сардане — «вечную» печку.

Надо ли говорить, что этим же летом местные жители тщательно обследовали берега окрестных водоёмов, а проворные мальчишки обшарили даже каменистые осыпи Оленьего хребта, хотя на картинках мамонты были изображены крупными слонами, а не горными козлами.

Пожилые люди говорят, что мамонты — это такие большие земляные крысы, которым создатель всего сущего, Нилыта-Нуо, определил жить в земле и рыть в ней «рогами» ходы, чтобы и корни растений могли насладиться свежим воздухом и весенним дыханием трав.

Если же такая крыса нечаянно прокопает ход до речного обрыва (что бывает крайне редко) и высунет голову наружу, — тут же и погибает. Привыкшая жить в темноте, не выносит она яркого света.

Прошло два года. Краска на снегоходе облупилась, капот помялся, ветровое стекло лопнуло и Ястапий скрепил его медными скобами.

Но больше всего прострадала гусеница: потрескалась от морозов «морозостойкая» резина и разлохматилась по краям, а на днях изношенная чёрная лента и вовсе порвалась.

Со слезами на глазах смотрела Сардана, как Ястапий, не поднимая глаз на жену, сшивает гусеницу капроновой бечёвкой.

Завтра день оленевода. А всё ещё нет у неё подарка для мужа. Ястапий всегда один из первых в гонке на снегоходах, но выдержит ли старая зашитая гусеница бешеной скорости и ударной нагрузки во время прыжков на сугробах?

Установив камни в земляной ямке в таком порядке, как помнила с детства, хозяйка чума торопливо встала на лыжи — пора в посёлок!

Резчик по мамонтовой кости, бывший матрос рыболовного сейнера с побережья Восточного океана, на Таймыре оказался неведомо как, но быстро обзавёлся якорем в виде многодетной семьи. Носил он звучное имя Ыыгыргын, но откликался и на Ыы.

Дверь в его мастерскую представляла собой раму из стволиков лиственницы обтянутую оленьей шкурой. Дверными петлями служили голенища от старых валенок, а ручкой верёвочка. Покрутив её в руках, Сардана постучала лыжами друг о друга.

— Открыто! — сообщил «восточный человек».

В помещении жарко пылал очаг, Сардана, поздоровалась, сдёрнула пришитые к рукавам рукавицы и присела на корточки у огня.

Ей вовсе не было холодно, но как, увидев огонь, не протянуть к нему руки, как не попросить помощи у Худуо Хонке, духа огня, всегдашнего помощника человеков?

«Добрый дух, жаркий Дух, Дух радости и домашнего очага! О, ты, согревающий жилища и сердца человеческие! Сделай же так, чтобы не рассердился на меня муж мой, Ястапий, чтобы понял и простил!»

— Дорогой Ыы, ты хотел печку — забирай.

Ыыгыргын глянул гостье в лицо, отложил в сторону оленью фигурку, над которой работал, и тоже присел у огня.

— Муж знает?

— Нет, но сердится не будет. Так моё сердце говорит. У нас есть дедушкин очаг. Вот как твой.

— Сколько?

— Не знаю. Надо... Надо чтоб хватило на гусеницу.

— Согласен. Пойдём купим и я отвезу тебя на своем снегоходе.

Когда поъехали к чуму, Ыыгыргын занёс покупку внутрь, убедился, что над очагом свешивается котёл на цепи, а рядом стоит низенький столик.

— Соседка! Открытый огонь — это лучше, чем печка, это у нас, тундровиков, в крови, это радость!

— Зачем же печку купил?

— Жена. Её не переговоришь, не перескороговоришь, не перевыскороговоришь!

Сардана рассмеялась:

— От детей нахватался?

— Ну. Придут со школы и стрекочут, кто быстрее. Хошь не хошь заразишься! — резчик по кости шмыгнул носом и скуластое лицо его вмиг превратилось в озорную мальчишескую рожицу.

Хозяйка чума облегчённо вздохнула: напряжение отпустило её. Недаром оленеводы говорят: Ыы — белый шаман!

— Запомни, соседка: если вдруг что — я печку верну!

Не ответила, лишь крепко пожала мастеру руку. Как только уехал, разожгла огонь.

Пламя нагрело камни. Дым, сначала стелившийся понизу, быстро отыскал путь наружу. Хозяйка нарубила оленины и положила в котёл на костром.

Упала на оленьи шкуры у очага, раскинула руки в стороны, как делала в детстве, и стала смотреть на дымовое отверстие, зияющее ярким пятном в центре перекрестия жердей.

Когда догорали дрова, бабушка Нагэ, помещала на угли крепкую корягу или лиственничный пень, они горят медленно, дают мало дыма, но держат жар.

В чуме воцарялся волшебный красноватый полумрак, а через дымовое отверстие, подмигивали звёзды. Самое время для сказок и таинственных историй. И вспомнила внучка сказку бабушки Нагэ.

«В начале не было звёздочек, а был просто синий купол, как бывает в «городских» палатках. И была война в небе: создатель Вселенной, Нилыта-Нуо с войском добрым сил, сражался с Харгы, духом зла, и войском его. Пускали стрелы, бросали копья и пробили полог неба во многих местах. Сквозь дырки стало видно ТОТ СВЕТ, ведь там, куда уходят наши души, всегда светло и нет ночи, как у нас, на земле.

Победив врагов, Нилыта-Нуо встал на лыжи и прогнал их остатки за горизонт. С тех пор светлая полоса на небе так и называется: Лыжня Бога. И когда смотрят люди на звёзды, вспоминают о величии Нилыта-Нуо, Хозяина Вселенной».

И наверное, заснула Сардана, потому что услышала вдруг скрип шагов и хорканье оленей, а такого быть не могло: Ястапий всегда приезжал на обед на бодро рычащем снегоходе.

Хозяйка едва успела положить гибкое колесо гусеницы на видное место, как вошёл хозяин.

Сказать, что у Ястапия вытянулось лицо — ничего не сказать. Глядя на очаг, мужчина застыл у входа, затем медленно повернулся к жене:

— А где... Тут же печка стояла...

— Я продала, чтобы купить тебе подарок. Глянь туда! Новенькая! Резиной пахнет! Я помогу тебе установить её и, может быть, ты завтра будешь первым!

— Так-так, значит печки нет? А я...

— Ястапий! Мы заработаем на рыбалке и отложим немножко. Продадим с десяток оленей. После паводка поедем смотреть Фа-Бигай. Может, найдём мёрзлого мамонта или красивые «рога» и купим новую печку, а пока хватит и очага. Очаг — это радость. Мы оба выросли у открытого огня. Вспомни детство, Ястапий!

Мужчина, улыбнулся. Помял, поднял, потряс гусеницу.

— Хороша! Жаль, поменять не получится. Пойдём-ка!

На широких нартах лежала квадратная картонная коробка и ещё одна плоская, длинная.

А где же снегоход? Почему муж приехал на оленях? Но Ястапий сделал вид, что не заметил вопроса в глазах жены. Сняв груз, он молча протянул ей нож, распряг оленей и насыпал им в нарты немного солёной сороги. Животные стали с жадностью грызть мёрзлую рыбу. Соль — лакомство для оленей. Пусть им тоже будет праздник.

Сардана разрезала перевязки на самой большой картонке и не могла сдержать возгласа восхищения: перед ней был «титановый уголок»: три невысоких посудных шкафчика на крепких ножках отливали мягким серым цветом выпавшего на закате снега. В среднем шкафчике оказался плотный прозрачный пакет: ложки-плошки-поварёшки и прочая кухонная мелочь.

Во второй картонке был набор походных кастрюль «пять в одной». Объёмом от литра до пяти, все они умещались в большую, наружную, крышка которой служила сковородкой.

Те самые кастрюли, которые видела Сардана в хозмаге осенью в городе: титановые, с двойными стенками и толстым донышком, в таких сосудах пища готовится быстро и не пригорает.

Мысленно хозяйка примерила их к печке: в маленькой соус, в средней каша, в большой суп. Но титан... И двойные стенки... Это безумно дорого! Даже вспомнить страшно сумму, что была написана на ценнике в магазине.

Откуда у него такие деньги? Куда «коня» подевал? И почему повернулся спиной и переминается с ноги на ногу?

Неожиданная догадка перехватила дыхание и защипало в глазах. Но северянки редко плачут. Тронула мужа за рукав:

— Ястапий, ты..?

— Да. Продал. Буровики взяли. Мотор и ходовая ещё хорошие, а гусеница... на одну их зарплату можно три купить.

Молодожёны долго смотрели друг другу в глаза. Совсем так, как смотрели, когда только начинали дружить. Затем оленевод обнял жёнушку и прижал её к себе.

Обычно в таких случаях посторонним попадает соринка в глаз. Так было и здесь, а когда удалось её удалить, оказалось что Ястапий и Сардана уже сидят у очага и перед ними, в деревянном блюде, дымятся куски ароматной оленьей грудинки.

Открытый огонь бросает блики на молодые счастливые лица и рисует тени предков на стенках чума. Очаг весело стреляет угольками. Это хороший знак: гости едут. Да и как не быть гостям в День оленевода?

Остаётся лишь поведать читателю, что великий Нилыта-Нуо как раз в тот день (и совершенно случайно) пролетал над чумом деда Бульчу и заметил в нём молодую пару. Обрадовался огню их сердец, вслушался в разговор и спросил у cлужебного духа:

— А скажи-ка, мой верный слуга, какой нынче прогноз по мамонтам?

Служка глянул в свой талмуд:

— Есть ещё один на ручье Фа-Бигай. Но далековато от берега. А большое половодье по плану лишь через пять лет.

— Усилить снегопады! Да поднимутся воды, да изменится русло и лохматый слон покажет свой бок уже в гусином месяце этого года!

Вот и вся история об открытом огне и титановом уголке.