(Грустная фантазия, навеянная воспоминаниями ушедших дней)

По несчастью (или к счастью?) истина проста -
Никогда не возвращайся в прежние места.
Даже если пепелище выглядит вполне,
Не найти того, что ищешь, ни тебе , ни мне …
(Г.Шпаликов)

Их было пятеро, братьев и сестер, а теперь уже пять семей, полных и неполных, съехавшихся из разных далеких мест, чтобы почтить память той единственной женщины, что дала им жизнь и сама несправедливо рано ушла из нее.

Под леденящие сердце стенания с соседних захоронений, стекались они к разрушающейся могильной плите, как тонкие струйки ручья, в надежде слиться в один мощный поток, объединенный одной общей идеей — теплом отчего дома. Туда потом все и потянулись несмело, траурной кавалькадой авто, в слабой надежде еще раз пережить то общее, что так роднило всех раньше, в той далекой, прошлой жизни…

С неугасающей тяжестью в душе бродили по останкам родимого гнезда, вспоминая эпизоды из прошлого, пролетевшее тяжелое детство. Потом, растянувшись длинной цепочкой, шли заросшим лугом к речке, удивленно разглядывая изменившийся до неузнаваемости пейзаж. Начал моросить мелкий дождь, обувь промокла. Становилось холодно, сыро и так созвучно гнетущему ощущению необратимости. Все уже было сказано и понято. В воздухе повисло тягостное молчание.

«А я шитиков наберу, — вдруг неожиданно нарушил тишину Виктор, — на Соже их сейчас днем с огнем не найдешь!». И все с готовностью бросились помогать ему, вылавливая со дна реки личинки ручейника и заботливо укладывая их в целлофановый пакет, внутренне обрадовавшись, что можно чем-то заполнить образовавшийся вакуум, как бы оправдать смысл своего нахождения здесь.

И чтобы не терять эту возникшую тонкую связующую нить между прошлым и настоящим кто-то предложил — «Поедем на Курган !». Когда-то, в далеком прошлом, каждый из них взбирался на него и, оглядывая с высоты окрестности, поверял ему самые сокровенные мечты, искренне веря в то, что высота поможет им сбыться. Наверное, это — единственное, что оставалось незыблемым и могло вернуть им сейчас чувство единого целого — семьи.

«Поедем, поедем!», — загалдели все наперебой. Торопливо рассаживались по машинам и воодушевленные, с пробуксовкой колес, демонстрирующей мощь моторов, наперегонки мчались к нему, Кургану — своей последней надежде.

* * *

…«Не добраться! — вынес суровый приговор Юрий, чертыхаясь и карабкаясь по скользкому склону кювета, —  дорогу размыло, а напрямик по мокрому полю даже на джипе не пробиться!». Опустошенно и обескуражено смотрели все туда, где скрытая пеленой моросящего дождя, осталась их последняя надежда.

«Куда же теперь?» — этот немой вопрос набатным, оглушающим звоном гудел в голове у каждого и никто не решался задать его вслух, не желая стать невольным пророком горькой истины.

Наконец, кто-то осмелился нарушить затянувшееся молчание: «По дороге сюда я видел беседку у реки, там же площадка для автомобилей». Все обреченно согласились.

Хотя до места добрались довольно быстро, все же успели немного согреться и повеселеть. Женщины с нарочитой шумливостью и хлопотливостью, перемежаемыми взаимными комплиментами в запасливости и предусмотрительности, накрывали на стол, затягивали невесть откуда взявшимся покрывалом открытый проем беседки. Мужчины понуро бродили вдоль оросительного канала, покорно принимая беспохмельный обет нахождения за рулем.

«Хлопцы, давайте, давайте к столу,— позвал кто-то из женщин,— помянем наших!». И каждый из них понимал, что это уже последний и больше неповторимый повод собраться всем вместе. И это рвущееся на ветру покрывало — как последняя надежда сохранить тепло родственных отношений. И этот серый дождливый день, изредка освещаемый едва пробивающимся сквозь свинцовые тучи солнцем, пронизывающий насквозь ветер — как напоминание о недавно ушедшей зиме или как символ охладевших отношений, невозможности вернуть все обратно? Слишком далеко разбросала их судьба по белу свету: кого по Беларуси, кого в Россию, а кому и сама Америка стала родным домом. Родным ли…

Из-за пелены дождя вдруг показался тонкий луч весеннего солнца и, пробежав узкой полосой по беседке и краешку унылого поля, заиграл яркими, переливающимися бликами на ершистой поверхности канала…