…Прокуратор все силился понять, в чем причина его душевных мучений.
М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Пятьдесят лет назад в журнале «Москва» впервые был опубликован роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». И вот уж полвека люди не перестают читать и обсуждать его, продолжают искать. Что ищут? Каждый свое, возможно. Ловлю себя на мысли, что в течение всей своей жизни неоднократно возвращаюсь к этому произведению и всякий раз по разным причинам. Особенно сейчас, когда мир на грани абсурда и люди научились многому, даже менять пол. Тут дело даже не в дьявольщине и тайных предсказаниях. Больше всего я думаю о том, как много Понтиев Пилатов в мире. Это просто эпоха какая-то – понтиев пилатов.

1995 год, пятый курс филфака. Я вспоминаю себя за письменным столом – вокруг ворох исписанных вручную листов, перед глазами библиография авторов-исследователей романа и мои плоды двух университетских лет - курсовые работы на темы, весьма популярные для филологических вузов того времени: «Средства выражения юмора и сатиры в творчестве М. Булгакова» и  «Сюжетные линии Мастера и Маргариты как организующая романа» (бьюсь об заклад – они и поныне предлагаются студентам). А передо мной чистый лист бумаги – нужно делать финальный бросок: дипломную работу «Поэтика романа Мастер и Маргарита». Читаю критику: у меня кружится голова от мнений авторов. Я ищу и не нахожу. Не нахожу связи между разными частями. Все, что писала раньше – это не то. Все это время опиралась на них, на авторов – на Вулиса, Чудакову, Потемкина, Соколова, Бэлзу. Разные мнения литературных критиков относительно персонажей романа ввергают меня в уныние: если у них за все это время не наблюдается какого-то единства во мнении, то что остается делать мне? Через два месяца защита дипломной, но мне совсем не хочется переписывать чужие идеи. Я больше чем когда-либо понимаю: единственный источник, что должен стать мне опорой в работе – это роман. Он должен привести меня к правде. Не к домыслам, предположениям и фантазиям на тему, а к правде, причем с доказательствами.

Роман называют полифоническим. Что ж, прекрасно: будем отбрасывать «слой» за «слоем» пока эта самая правда не обнажиться. Отбрасываю сатирический, авантюрный, фантастический, гротескный «слои» – я штудировала их вдоль и поперек и сейчас уверена, это всего лишь прикрытие автора: создавая привлекательность текста для читателя, Булгаков пишет между строк. Значит надо искать между строк. Еще раз пробегаюсь по тексту – так хорошо мною изученному – везде мои пометки, подчеркивания, кружочки и крестики: вот пример синекдохи, вот ирония, вот описания персонажей… Снова вчитываюсь в портретные изображения. Одни критики сравнивали Иешуа и мастера, другие мастера и Левия Матвея.  Свет и покой… свет и покой… Понятно, почему мастеру покой - за слабость. Предал свои убеждения, сжег роман, сбежал от Маргариты, сам себя в психушку сдал: здесь даже нашел себе паству в лице Бездомного. Тогда почему он в конце своего пути встречает Понтия Пилата и отпускает его на свободу, а именно, подарив тому вечный покой. И тут меня прошиб холодный пот. Потому что он главный. Он – Понтий Пилат главный в этом романе. Не мастер, не Маргарита, не Иешуа, а Понтий Пилат. Булгаков неоднократно на это указывает.  Глубоко в сердце кольнуло, ладони вспотели, и я кожей почувствовала, что нашла то, чего не могла разгадать все это время! Все, сплошь все авторы, изучающие роман, видели в мастере отражение Иешуа, сравнивая два временных пласта – московский и исторический. Я вслед за ними делала то же самое, но чушь! Булгаков и не думал сравнивать эти два персонажа. Он жалел мастера за его слабость и малодушие почти также как… Понтия Пилата. Вот это да: Мастер и Пилат! Я победно улыбнулась: долго же нас водили за нос.

А ведь действительно, многие исследователи творчества Булгакова склонны были видеть в образе Иешуа исторического двойника мастера, его совершенное, идеальное изображение. В подтверждение такой аналогии приводились многочисленные детали, как, например, одинаковая житейская сторона судеб, оба они имеют своих последователей. Бродячий философ Иешуа по прозвищу Га-Ноцри не помнит своих родных, не имеет семьи и средств к существованию. Он путешествует из города в город и рассказывает людям о будущей жизни без власти кесарей, об истине и доброте. Это его главное дело, которому он себя посвящает и за которое идет на крест. Мастер – безымянный московский историк, отказавшийся от фамилии, «как вообще от всего в жизни, не имел нигде родных и почти не имел знакомых в Москве». Мастер занимается только тем, что пишет свой роман. Это дело, которому он себя посвятил и во имя которого, казалось бы, умирает.   Они и внешне чем-то схожи: «встревоженный взгляд», заметный лоб, у мастера – халат, у Иешуа – хитон. Но при всей внешней схожести жизненных путей и портретных характеристик этих персонажей, у них различные духовные ресурсы.

Поставленные в равные обстоятельства, почти на равных условиях мастер и Иешуа выбирают разные дороги. Душа мастера, доведенного до отчаяния литературными критиками, дает трещину: он не в состоянии им противостоять: «У меня больше нет никаких мечтаний, и вдохновения тоже нет». Совершенные им малодушные поступки (уничтожение своего романа, уход от Маргариты) отдаляют его от Иешуа, который пройдя все физические и моральные пытки, сохранил в себе первозданный источник любви к миру, питавший его волю, и твердые убеждения. Он не разочаровался в людях, остался верен себе. Принимая смерть, Иешуа не проронил и слова упрека, понимая, что не все добрые люди одинаково добры, и что будут века поисков, блужданий, но в итоге истина непременно обретется. Не свет, а покой (и то по большой скидке, благодаря Маргарите)  мастеру уготовлен лишь за то, что он написал все, как было с Понтием Пилатом и Иешуа, за то что точно описал нравственные мучения прокуратора.  Бесконечно далеко мастеру до мужества своего героя Га-Ноцри, и Булгаков, как мне кажется, специально выводит на первый план эти две похожие в чем-то фигуры: идеал (Иешуа) и то, что есть на самом деле (мастер - мы). Мастеру была дана возможность пойти по трудному пути Иешуа, но он выбрал трусливый путь Понтия Пилата, именно на это Булгаков настойчиво указывает. Они схожи – мастер и Пилат – не внешне, а по внутреннему и психологическому состоянию. Мастер в своем произведении детально описывает физические и нравственные страдания именно Понтия Пилата, так как чувствует, что Пилат близок ему в своем душевном расслоении.

Их похожесть видна повсюду в романе (между строк). Оба они отступили перед силой господствующей власти и совершили преступления против своей совести и истины. Давайте убедимся. Они не в силах отстоять свое, близкое сердцу, а главное, как они внутренне понимали, нужное людям – но каждый по-своему. Пилату очень нужен бродяга Га-Ноцри, душа отогревается с ним, а главное, голова – голова совсем не болит. Иешуа несет ему излечение от душевных мук и приступов головных болей. Не может Иешуа быть преступником. Однако отправляет его на смерть, испугавшись угроз Каифы. Мастер же не в силах стойко сдерживать нападки на свое творение, он сжигает роман, несмотря на то, что считает его гениальным и провидческим. Прокуратор казнит Иешуа, находясь под властью страха, мастер пребывает в больнице с тем же синдромом. Пилат одинок, «к нему никто не приходит, …приходится разговаривать ему с самим собою», мастер же боится остаться наедине с собою, но у него это все равно не получается.

«Прокуратор все силился понять, в чем причина его душевных мучений… Ему ясно было, что сегодня днем он что-то безвозвратно упустил, и теперь он упущенное хочет исправить какими-то мелкими и ничтожными, а главное, запоздавшими действиями».

И мастер, и Пилат хотят покончить с такой бессмысленной жизнью. Прокуратору мерещится чаша с темной жидкостью: «Яду  мне, яду!». Мастер тоже считает смерть простым избавлением от душевных мук: «Идти мне было некуда и проще всего, конечно, было бы броситься под трамвай…». Кровь мерещится Пилату в разлитом вине, мастеру чудится в дождевой луже…

Одно утешение для Пилата – его сон, где еще ничего не случилось и есть возможность все изменить, где впереди прогулки с Иешуа и тихие беседы при лунном свете. И во сне прокуратор просит помянуть его, сына звездочета и никогда не разлучаться.

«И заручившись во сне кивком идущего рядом с ним нищего из Эн-Сарида, жестокий прокуратор Иудеи от радости плакал и смеялся во сне».

Но сон кончается, и суровая реальность в лице Марка Крысобоя стоит над Пилатом при свете пылающих факелов. Лунная дорога в небо обрывается, заставляя Пилата очнуться. Пробуждение столь тяжело и тоскливо, сколь прекрасен был сон. И Пилат, как затравленный, одинокий  волк обращается к небесам: «И ночью, и при луне мне нет покоя. О, боги!»

Мастер сам себе поставил диагноз душевнобольного, спрятался в больнице, как улитка в раковине, не скрывая, что страх завладел каждой клеточкой его тела.  Извлеченный (при помощи Маргариты) из больницы мастер тоже пробуждается от забытья, и пробуждение это для него также тягостно, как и для Прокуратора. О прошлом хорошо поговорить, вспомнить в безопасных стенах больницы, но переживать все заново мастеру тяжело и тоскливо. Увидев в руках Воланда свой сгоревший роман в целости и невредимости, он подумал о новых мытарствах и новой борьбе, которую надо будет начинать. А он ведь был уверен, что со смертью романа исчезнут и все проблемы, связанные с ним и так его мучавшие. Мастер не доволен своим пробуждением, оно возвращает его к жизни, вновь надо штурмовать ветряные мельницы и сражаться с великанами, а он устал, его силы подорваны болезнью, он не в состоянии творить. И обращаясь к далекой луне, мастер, как и Пилат, произнесет: «И ночью, и при луне мне нет покоя, зачем потревожили меня? О, боги, боги…»

Пилат тоже был уверен, что казнив Иешуа, он отделается от преследований и доносов Каифы. Но преследования собственной совести оказались еще страшней.

Перед своей казнью Иешуа сказал, что одним из самых тяжких пороков человека он считает трусость. Так считал сам Булгаков, он предупредил уже тогда, что страх за свою шкуру когда-нибудь приведет человечество к порогу тотального лицемерия. Его роман «Мастер и Маргарита» кричит об этом. Но никто не внемлет. Впрочем, как всегда. Все с удовольствием смакуют сатирический и авантюрный пафос, а в последнее время увлеклись мистической подоплекой романа. Только этот роман – предупреждение всему человечеству, которое читает добрые книжки детям, а само уже давно не верит в то, что «добро побеждает зло», нет, так сказать, перспективы в этом… Кто-то возразит, чушь, мол, мир добрыми делами славится, добрые люди повсюду – последователи Иешуа. Они, конечно есть, только тяжко им из века в век на себе тащить кресло с Понтиями Пилатами, которые множатся на глазах.

К мастеру у Булгакова свое отношение, иногда мне кажется, не только жалостливое, но и презрительное, поскольку он видит в этом символическом образе комок неких чисто человеческих слабостей, которые при определенном мужестве и преданности истине, смогли бы стать величием.  Это свое отношение к мастеру Булгаков не скрывает, выведя его на сцену после Понтия Пилата лишь в главе тринадцатой, саркастически назвав ее «Явление героя». Автор не скрывает иронии: хорош герой в больнице для душевнобольных, дрожащий от страха, лелеющий свои эгоистические страхи. Ему нет дела до других, он – мастер, и все тут. Маргарита? «Мне, впрочем, ее не очень жаль, так как она мне не пригодится больше».

В образе мастера отражаются и собственные опасения автора, ведь мастер – некий собирательный образ творческой интеллигенции, призвание которой нести свет, а не только отбрасывать тени. Отпустите на волю Понтия Пилата внутри вас – вот один из посылов романа, освободите себя от трусости, прислушайтесь к тому, что говорит сердце, и тогда обретете свободу.  

Страхи страхам рознь: кто-то боится выйти на улицу, потому что его может зацепить снаряд, а кто-то боится, что его сосед станет богаче и могущественней его. Понтий Пилат всюду, он никуда не делся с тех пор, проник в следующие поколения, разлился в мышцах, засел в голове.  Это состояние понтипилатства, что - свойственно человечеству в целом, раз на протяжении тысячелетий оно не может освободиться от него? Не пора ли задать себе вопрос: почему Пилатов много, а Иешуа мало – они есть, но их так мало, что, порой, кажется, что их нет вовсе? Но нет, человек лучше перепишет историю на свой лад, преступников объявит героями, искусственно создаст войну, там, где был мир, лишь бы другие не догадались о его подлой трусости. Из-за такой трусости гибнут лучшие люди этого мира, лучшие женщины готовы праздновать бал у сатаны ради спасения «мастеров».  Мы выпускаем миллионы ненужных, ложных и отстранённых от жизни  книжек, программ, реклам, сайтов, которые призваны убаюкать сознание, успокоить совесть: «Все хорошо, мы – молодцы! Мы очень правильно живем, ведь главное - быть в тренде!».

Как там, у Булгакова, в хартии Иешуа: «Мы увидим чистую реку воды жизни… Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл…». Хотелось бы…

Воланд убеждал мастера, что история Понтия Пилата – оконченная история. Да куда там…

Дипломную я защитила успешно: послушать «какие-то новые идеи» собрались все педагоги кафедр русского языка и литературы, и даже аплодировали. Работу мою, объемом сто страниц рукописного текста, включающую мои же рисунки к роману тушью, в том же году отправили на выставку, откуда ее бесследно украли.

Кто-нибудь разорвет этот круг?