31 декабря. Три часа дня. На уличном термометре -20, морозило. Сын— пятиклассник предложил вместе сходить в магазин. Он решил, что нужно купить красную икру и мандарины. Нам захотелось прогуляться до того магазина, что подальше от дома. По пути мы вынесли мусор и от мусорных баков коротким путём, "огородами", направились за покупками.

  Шли через пустырь— болотину, занесённую снегом. Раньше здесь стояло несколько домов— "деревяшек". Недавно их снесли, жильцов расселили. Остался один покосившийся дом, с выбитыми во многих окнах стёклами. Его украшали сталактиты, намерзшие от содержимого уборной со второго этажа. Прямо возле дома проступали контуры помойки, нынче поглощённой сугробами. Мы обошли дом с торца по узенькой тропинке. Вероятно, под ни разу не чищенной за зиму бугристой снежной поверхностью были погребены мосточки. Недалеко от входа в жильё, на мосточково— погребальной бугристости лежал человек-— мужик бомжеватого вида. Лежал на животе, лицом вниз.

  Перешагнуть? На кой он мне сдался?

Некоторые, в одном из веков, тоже вот так...мимо, мимо...того, кто лежал. Но там же один умилосердился?... Да, самарянин... Возлил, перевязал, увёз...

-— Эй, мужик! Ты живой? Выпил? Давай "Скорую" вызову?

Я потормошила его за плечо. Он приподнял голову, отозвался.

-— Не надо "Скорую". Живой... И выпил— то немного. Новый год же. Болею я.

В этом доме живу, на втором этаже. А тут недалеко сын живёт. Мне бы только до крыльца добраться. Упал, встать не могу. И ползти не могу.

-— Господи, помилуй, как же я тебя поволоку— то?

У меня несколько месяцев назад была сломана рука,а сейчас я долечивала пневмонию после короновируса и мучалась одышкой.

-— Давай сюда руки, держись.Ногами отталкивайся, как можешь. Помогай.

Он протянул руки с прокуренными круглыми ногтями и цепко— крепко ухватил меня за руки. Мы начали двигаться.

Метр— два пузом по снегу, мамочка дорогая, что ж так тяжко— то, а до крыльца ещё метров десять. Всё, передышка. Но в войну же как— то сёстры таскали раненых?

Ещё две передышки-— и мы у цели, у крыльца, заметённого снегом так, что получилась горка.

-— А дальше? Ну как же я на крыльцо— то тебя затащу?

Ох, Господи, да помоги же ты мне грешной!

— Держись давай, поползли...

Тянуть мужика на горковое крыльцо было тяжелее, чем по тропинке.

Но мы его одолели. Слава Богу, в подъезде!

-— В доме нет никого, я тут один живу.

-— Ну давай, садиться будем как— нибудь.

Получилось сначала повернуть его, а потом и посадить. Совсем чуток отогревшись, сидя, он ухватился руками-— а руки у него крепкие-— за перила лестницы, ведущей на второй этаж.

-— Сейчас, сейчас, я встану...как— нибудь...

И, действительно, усилием воли, при моей кое— какой поддержке, он поднялся. Мы поковыляли на второй этаж.

 — Вот тут я живу. Сейчас ключ посмотрю в кармане. Есть! Не потерял!

— У тебя тепло? Печку топил? Давай открывай замок, заходи в комнату, да не броди больше никуда.

— У меня обогреватель.

Не обманул. В коридоре горел свет. Из открытой двери пахнуло прокуренной берлогой.

— Как тебя звать? — спросил мужик.

— Да зачем тебе? Ну Ольга...

— Свечку за тебя поставлю...

— Не стоит, зачем. Заходи домой.

Он чуть задержался у двери.

— На тебе бы я женился...

— Опоздал. Я замужем.

Внизу меня ждал сын. Мы пошли дальше и дорогой размышляли, что человек этот, видно что— то хорошее сделал в этой жизни. Не дал ему Бог замёрзнуть в новогодний вечер у крыльца собственного жилья.

Ведь с чего— то мы с сыном именно в то время попёрлись за икрой непонятно какими путями, где нормальные люди не ходят. Икры, кстати, в магазине уже не было, когда мы пришли.

  А вечером мне вспомнилась моя бабушка Маша. Фамилия её Анисимова, но вот в деревне Заберёзово, где она родилась, называли всех деревенскими прозвищами.

Бабушка была Машка Самарёнкова. Её отец-— мой прадед-— Алёшка Самарёнок. Тогда как же звали его отца, моего прапрадеда Дмитрия? Если по логике вещей, допустим, воронёнок у ворона, а Самарёнок? У Самарянина

Если считать меня и моих детей, то мне известны 12 колен родословной. Но там только факты: родился, крещён, венчан брак, дети, умер.

Был ли кто таким же, как милостивый самарянин, который, проезжая, нашёл некоего человека, и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: "Позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе." ?

  Бог ведает.

А нам остаётся молиться: за усопших предков, за живых сродников, за того мужика из развалюхи— деревяшки: по вечерам видно— у него горит свет в окошке, ведь не случайной же была встреча.

 Да и он вроде хотел...свечку поставить...