Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Ванюшкина молитва

Если бы такую историю я услышал от кого-нибудь другого, не поверил бы — это точно, потому что все в ней мне показалось бы просто выдуманным для того, чтобы привлечь внимание собеседника. Но ее мне рассказал родной отец, Иван Борисович, уроженец украинского села Чернацкого, расположенного в Сумской области.

В сентябре 1943 года это партизанское село, изуродованное до неузнаваемости немецкими захватчиками, наконец-то было освобождено нашими войсками. Отступая, разъяренные фашисты поджигали дома, беспощадно расстреливали беззащитных стариков, женщин и детей. Поэтому они разбегались кто куда, лишь бы не попасть на глаза палачам.

Моя мать с тремя маленькими детьми в тот ужасный момент спряталась в поле с высокой коноплей и оттуда видела, как долговязый немец подъехал к ее родному дому и на штыке винтовки поднес к застрехе горящий сноп соломы. Крыша мгновенно вспыхнула и занялась прожорливым пламенем. Плача навзрыд и держась рукой за сердце, в этот момент мать вспомнила, как вместе с отцом на двух салазках они возили толстые смолистые бревна из лесу, удаленному от деревни на восемь верст.

Будучи отменным бондарем и плотником, Иван Борисович собственноручно срубил пятистенок с просторным крылечком. В первые дни мобилизации на войну его не взяли по состоянию здоровья, но теперь пришел и его черед взять в руки оружие и отправиться добивать врага. Перед уходом он, как говорят, на скорую руку соорудил землянку, в которой и осталась зимовать и его ожидать супруга Ефросинья с шестигодовалой Машей, трехлетним Ваней и только что родившейся Леночкой.

— Держись жена, живи, как сможешь, а я пошел,— коротко сказал на прощанье Иван Борисович Ефросинье и стал нагонять своих односельчан по дороге на железнодорожную станцию.

На передовую он попал не сразу. Как и следовало ожидать, новобранцев две недели обучали воевать в лесном лагере: они стреляли из трехлинейки, кололи штыками чучела из соломы, бросали учебные гранаты, рыли окопы.

Но вот настал день отправки солдат поближе к фронту. Надо отметить, что после грандиозного разгрома на Курской Дуге немецкие войска основательно закрепились в районе Витебска и Бобруйска. Ими была подготовлена глубокоэшелонированная оборона, которая обескровила многие советские батальоны. Ни самолеты, ни пушки с минометами не могли выгнать гитлеровцев из прорытых бетонированных нор.

Отец сидел на кузове полуторки, зажимая между колен ручной пулемет, и хорошо слышал недалекую артиллерийскую канонаду. Вдруг со страшным воем налетел вражеский самолет — и на головы бойцов обрушился град пуль, а затем в нескольких метрах разорвалась бомба. Автомашина опрокинулась, от взрывной волны и осколков несколько человек погибло, остальные были ранены. А отец, к большому удивлению, уцелел, ни одной царапины не было на его теле.

— Надо же!.. — произнес его товарищ Николай, постанывая от ранения в плечо. — Столько железа на нас свалилось, а тебя ничуть не зацепило. Ты, словно в рубашке родился!

Прошел целый месяц горячих упорных боев, полегло немало наших солдат из батальона, в котором воевал отец, но войска ни на метр не продвинулись вперед — так крепко окопался и замуровался противник.

В один из предновогодних дней во время передышки солдатам пополнили вещевой аттестат. Взяв из него два полотенца и отпросившись у своего командира лейтенанта Протасова, Иван Борисович направился к ближайшей белорусской хате. Она стояла как бы на отшибе, в ста пятидесяти метрах от центральной деревенской дороги.

Сквозь соломенную крышу просачивался синеватый дымок. Несведущему человеку показалось бы, что это небольшое ветхое строение горит и что нужно как можно скорее гасить этот пожар. Но никакого бедствия здесь не предвиделось, просто в этой хате топили печку по-черному, потому что хозяева, скорее всего из-за бедности не смогли поставить трубу, вот дым и уходил в небо прямо из дымохода.

Дверь протяжно проскрипела, и Иван Борисович оказался внутри хаты. Сразу же встретился глазами с женщиной лет сорока пяти с ухватом возле печки. Приятно щекочущий ноздри запах какого-то мучного изделия разливался по простой крестьянской комнатушке.

— Доброе утро, хозяйка! — негромко произнес солдат и почему-то слегка улыбнулся. Хорошее настроение его посетило, наверное, от давно позабытого манящего блинного аромата. Этот соблазнительный продукт был в двух шагах от воина.

— Здравствуйте! — последовал ответ, и женщина в телогрейке и в темной застиранной косынке, но еще сохранившей следы цветастого узора, вытащила из печи сковороду, на которой аппетитно шипели лепешки. Их она положила в миску, прикрыла полотенцем и затем вопросительно посмотрела на незнакомца.

От ее прямого взгляда тот немного растерялся.

— Это... — начал было разговор солдат, но сбился и после небольшой паузы продолжил. — Мне бы пару лепешек, а я вам взамен два новых полотенца дам. Меня все равно скоро убьют, так хоть перед смертью немного поем. Здесь за вашей деревней такие дзоты и доты установили немцы, что их никак не взять.

Он хотел было еще что-то сказать горестное и неутешное, но его речь вдруг прервал женский голос из-за печки:

— Зря ты, Иван, такие страшные слова говоришь!

Владелица этого негромкого успокаивающего голоса находилась за каменком (так называют в деревне кирпичную стенку, отделяющую печь от комнаты), поэтому он не видел ее лица.

— Сгинуть ты не сгинешь, пройдешь всю войну, и тебя ни одна пуля не возьмет, — продолжила женщина за каменком. — У тебя, Иван, дома в землянке остались жена и трое детей. И сынок твой, Ванечка, день и ночь молится за тебя и за то, чтобы ты вернулся домой.

Иван Борисович от таких неожиданных слов оторопел, замер на месте. Ему даже подумалось, что за каменком находится женщина, хорошо его знающая, к примеру, соседка или какая-нибудь родственница. Но откуда они могут здесь оказаться в заснеженной белорусской деревне, да еще в такое лихолетье?

— Катерина, дай этому солдату лепешек. А полотенца, Иван, тебе самому пригодятся. Поверь мне: жизнь твоя будет долгой, потому что ты — заговоренный. И благодари за это своего сына.

Иван Борисович опомнился только тогда, когда пришел в расположение своей воинской части. Он держал в руке лепешки, и в его сознании еще продолжали звучать неожиданные слова белорусской загадочной женщины. Бывает же такое!..

Действительно, в его жизни все было так, как предсказала эта ясновидица. Он дошел до Кёнигсберга в качестве артиллериста, даже был награжден за смелость. Множество пуль и осколков целились в него, но просвистели мимо. Вернувшись осенью 1945 года домой, прямо в шинели сел на небольшую кучу картошки посреди землянки, снял пилотку и сказал:

-Ну, вот и все, отвоевался!..

Он рассказал Ефросинье о случае, произошедшем в белорусской деревне.

— Слава Богу, помогла тебе Ванюшкина молитва, — улыбка впервые за два суровых года осветила ее осунувшееся лицо. Она нежно погладила сына по русой головке. — Я каждый день говорила ему: «Молись за то, чтобы твой батька вернулся!».

Однако история с этим удивительным предсказанием на том не окончилась. После возвращения с войны отец стал работать прицепщиком на тракторе. Однажды в октябре вместе с трактористом Захаром пахали отдаленное поле. Так вот к вечеру трактор сломался, и пришлось его долго ремонтировать.

Домой бывший солдат шел по темноте при тусклом свете луны. До землянки оставалось не более версты. Вот и капустное поле показалось на краю села. Вдруг в негустом кусте краснотала прицепщик услышал какой-то шорох и возню. На всякий случай он остановился и присел среди поля. И тут раздался винтовочный выстрел, и что-то горячее обожгло ему живот.

Отец сел прямо на землю, дождался, когда все кругом стихнет, и медленно направился к землянке, которая почти до 60-го года заменяла дом ему с супругой и уже шестерым детям. Ефросинья очень перепугалась за мужа из-за ранения, хотела отправить его на машине в райбольницу, но отец наотрез отказался.

— Может, само как-нибудь обойдется, — сказал он и пролежал в землянке ровно три дня.

Затем, как ни в чем не бывало, взял нехитрый узелок с обедом, который каждый день готовила ему Ефросинья, и неторопливой походкой направился к тракторному стану. Как выяснилось после, в него стрелял один из односельчан. Он метил в бригадира полеводческой бригады, который нанес ему какую-то обиду, а попал в моего отца. И он, раненый в живот, выжил, обошелся без врачей. Видно, и на этот раз его сберегла Ванюшкина молитва. Какую все-таки силу имеет Божье святое слово!

Отца схоронили в декабре 1991-го на восьмидесятом году…





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0