Гаммер Ефим. Сибирские реалии
Сибирские реалии, 1974
(город Киренск, Иркутская область)
1
Кони мерзнут. Кони храпко
зубы скалят. Ветер, сгинь!
Стынь схватила их в охапку.
Берега реки – тиски.
Санный путь, морозный, стонет.
Взмах кнута, испуг теней.
Кони! Кони! Кто в погоню?
Кто догонит их теперь?
Коль согрет ты, коль укутан,
быстро с негой распростись.
Брызги снега – в высь, к Усть-Куту,
тройка вдаль, взрывная рысь.
Воздух плотен – не бесплоден,
он рождает долгий свист.
Кони! Кони! Бес им сроден,
быстроног и норовист.
Мир простыл. Дрожит, злосчастный,
под хрустальный звон вожжей.
Бьют копыта, бьют по насту,
как по лезвиям ножей.
2
Зорька лижет дымный стланик.
Юркий глиссер воду пенит.
Мне сродни – такой же странник –
чужд он злодремотной лени.
Мчит по Лене. Чтит паренье.
«Жить бореньем!» - во весь голос.
Не в бегах… Он вечный пленник
скорости плюс снова скорость.
И летит, как бы ужален,
из мгновения в мгновенье,
кровяной сибирский шарик
по речной сибирской вене.
3
Это был на диво стылый день.
В розовом кругу ютилось солнце.
В снег вгрызалась человечья тень –
будто бы в снегу она спасется.
Кедр стонал. Кряхтел седой олень.
Дед Мороз простудно шмыгал носом.
Это был на диво стылый день.
День, когда готов довериться прогнозам.
Но прогнозы врут, как врет наш календарь.
Все – обман, и жизнь – сплошная лажа.
Трубка. Полша. А весна? Как жаль,
о себе она не помнит даже.
4
Снег слежался будто войлок.
Лес таинственен и светел.
Меж деревьев бродит волком
и стихи читает ветер.
В нем полно тоски натужной,
болью страх его засеян.
Он хотел быть ветром южным,
а судьба снесла на север.
Путь теперь нелеп и долог.
А стихи? Стихи – на ветер.
Снег слежался будто войлок.
Лес таинственен и светел.
5
Сибирская перезагрузка, 1974
(Киренск, Иркутская область)
Стихи, стихи по всей России.
Из дали в даль. Из края в край.
Стихи, стихи. И часовые.
И затяжной собачий лай.
Емелька из легенд отозван.
Прогнали Стеньку сквозь экран.
И боль-тоска... Но поздно, поздно
Рвет на груди меха баян.
Уходят малые-большие,
Уходят люди невзначай,
И незаметно, как и жили,
Как ели хлеб и пили чай.
Забытье – жданная услада.
Но вот проснулся, и опять
На выбор – ад иль то, что рядом,
С названьем – рай. Куда шагать?
Податься в рай? Пустое дело.
Баклуши бить? Гулять в саду?
А закобененное тело
Работы просит хоть в аду.
Вдруг сверх зарплаты рубль положат?
Путевкой в рай вдруг наградят?
Что размышлять? Все в длани Божьей.
И спорить что? Привычней ад.
В аду жарынь! В аду погода,
Что вгонит в гроб и мертвеца.
И возмущение народа
Командой райского дворца.
И донесли. И по начальству
Пришлось наладить обходной,
Чтоб разъяснили в одночасье:
«Ты что? Придурок аль больной?»
И закатали на проверку.
«Дышите в трубку! Так и так!»
И, вынув душу, сняли мерку,
Чтоб вдуть ее в земной барак.
Вновь жизнь, в каком уже начале,
Не счесть, как и былых грехов,
Стонала, плакала, кричала,
Взывала к совести стихов.
Где поводырь? Дожди косые.
Земная хлябь, неверный свет.
Стихи, стихи по всей России,
И нет Мессии, нет и нет.
Когда меня вбивали в землю
И – глубже, глубже каблуком,
Я превращался незаметно
В зерно, и в хлебе жил тайком.
Когда меня в сто рук сгибали,
Чтобы тело надвое рассечь,
Я знал, что превращусь в скрижали,
Но прежде в меч, и только в меч.
Когда вздымали в небо-светло,
В кумиры с песней волокли,
Я понимал: теперь не вредно
Уйти, частицей стать земли.
Я был землей, мечом и хлебом.
Я сознавал: такой удел.
И пусть мне тайный смысл не ведом,
Но я ведь жил! Видать, умел...