Максимычева София. Отголоски
***
Фонарный мост в отсутствие тепла,
свинцовые насупленные тучи;
над головами корюшка пошла
промеж февральских льдин. Едва озвучить
захочется рутину блёклых дней;
простуда, едкий кашель, постный ужин,
оденешься, как водится, теплей
и с улицы глазеешь на жемчужный
холодный хоровод бессчётных звёзд,
выуживая рыбные икринки,
а ветер дует, кажется, норд-ост
с Замоскворечья в сторону Ордынки.
***
О, петербургская тоска,
промозглый слой воздушной сферы!
И отголоски, что Москва
оглохла от своих размеров,
а здесь другой объем речей,
свеченье льдин, идущих цугом;
казанский выводок свечей
чадит арапским полукругом.
Дворы колодцы, рты раскрыв,
хватают жадно воздух прелый;
народ шагающий сонлив,
вокруг Невы не потеплело;
и моросит февральский хлам
в развалы каменного кроя,
где ветер шарит по углам
как вор карманник для пропоя.
***
Пять Углов, ночные крыши,
дух столетней глубины,
светофор машины вышиб
тишиной оглушены
сочленения суставов,
улиц сонных и дымов;
льнут к подошвам сор и травы,
закрывает на засов
город сны от дерзких истин,
(что дыхание, то тлен),
от половы не очистить,
и не ждите перемен.
Дождь, пройдя по тротуарам,
не оставит и следа,
у ограды – пёс поджарый,
в небесах чумных – вода.
Ленинградская усталость,
перекошенные лбы,
от любви нам всем досталось
самиздатовской пальбы.
***
Круглый и Аптекарский проулок,
гордое высочество домов;
свод лазурный флюгером проткнуло
(впрочем – не оставило следов).
Небо, словно чистая скатёрка,
по краям свисают облака,
если бы не привязь, дал бы дёру
тополиный выводок. Легка
вывеска над булочной, сорока
клянчит хлеб у питерских бабуль.
Тех, что убирают томик Блока
в бархатный потёртый ридикюль.
***
Над Инженерным замком пыль.
Смещая контуры квартала,
вонзает в тучи острый шпиль –
талец имперского финала,
где дух масонских тайных лож
живет и здравствует поныне
в портретных обликах вельмож,
и барельефах, и лепнине.
Блаженны верящие в сны
и долголетие людское,
сквозь стёкла прошлого видны
предначертания судьбою.
В печалях страшного конца –
и отречение, и вера,
но свете тихому – мерцать
на антресолях офицерских.
Пройдёт ещё немало лет,
но также будет страж фантомный –
предтеча странностей и бед
стучать костьми дворцовых комнат.