Мирошников Андрей. Прилив
Словно чёрная тушь, безмятежные воды блестят.
От сиянья Луны ошалелого некуда деться.
Тишина такова, что невольно подслушаешь сердце —
Я могу угадать, что ты скажешь минуту спустя.
Не спеши восклицать, нарушая гармонии дзен —
Торопливая речь разрушает момент совершенства.
Лишены идеала слова, восхищённые жесты,
И сюжетный надрыв стрàстных межчеловеческих сцен.
С отрешённостью звёзд я гляжу на твою красоту,
Но мои наблюденья весьма далеки от наива.
Неизменного нет. Отцветают, как дикие сливы,
Небывалые чувства, теряя свою остроту.
Набивает оскомину сладость запретных затей,
Не сбываются сны, оставляют похмелье надежды.
И стремление врозь только цепи приличия держат
И квартирный вопрос, и вопросы растущих детей.
Время всё изменяет. Желтеет и жухнет листва.
Изменяется взгляд, и все меньше стремится наружу.
Изменяются лица. И снег одуванчиком кружит,
Исчезая на мокром, асфальта коснувшись едва.
Изменяется всё. И на месте молочных — резцы.
Там, где раньше «агу» — идиомы на три оборота.
И гнилая доска, там, где раньше баран на ворота.
И стыдлива шагрень, там, где раньше гордились сосцы.
И вчерашняя норма сегодня уже перебор,
И знакомый пригорок едва одолеется с ходу.
И знакомый старинный однажды уже не приходит.
И становятся лишними стул и столовый прибор.
Изменяется все, что затеяно было с умом,
Точно так же, как сдуру, с наскока, в порыве напрасном.
Неизменного нет. И сия аксиома прекрасна.
Несомненно, достойна быть Истиной в смысле прямом.
Постоянного нет, всё уйдет, хоть втроём сторожи.
Обещанья пусты и едва ли когда исполнимы.
Потому и милы бессловесные твари и мимы,
Потому в подлецах, кто сулил бесконечную жизнь,
Кто надежду вселял и тащил непременно вперед,
И пророчил ведомым о Царствии Вечного Света…
Всё в плену перемен. И закаты сменяют рассветы.
Беззаветная вера сменяется выкриком: «Врёт!».
А слова — что в пергамент, что в камень запечатлены —
Даже если латынь, пережившая гибель народа —
Это то, что однажды оратора рот нагор`одит —
Колебания воздуха, всплески воздушной волны.
Где вы, пылкие рты, выдыхавшие ярость и месть,
Приносившие клятвы, рождавшие бурю в стакане?..
Но пусты черепа, стали кости песком под ногами,
Им числа — и великим, и малопрославленным — несть.
С каждым мигом меняется контур великим морей,
Очертания тела, границы могучих империй…
Что во власти влюбленных, идущих ночами на берег,
Под гипнозом либидо, под стражей ночных фонарей? —
Если даже Вершитель, согласно древнейшей из книг,
Этот мир, сотворив, таковым не оставил навеки.
И Завет оказался с течением времени Ветхим,
И в Эдемском саду запустенье, коряги да пни.
Изменяется мир, и, на месте привычных вещей,
Вдруг, — пустое пятно или непостижимое нечто.
Плюнь в того, кто придумал пустое понятие «Вечность» —
Не увидит её даже сказочный старец Кощей.
Миллиарды часов контролируют времени ход,
Но выходят из строя, механик разводит руками.
А вода продолжает обтачивать волнами камень,
И наследуют рыбы лежащий на дне теплоход.
И Луна равнодушно взирает на мир свысока.
И Луне все равно, кто был первым на спутнике этом,
И о чём говорят вдохновлённые ею поэты —
От полночного неба Земли она так далека.
Ты глядишь на Луну. Начинается бриз и отлив,
Заповедное время восторженных слёз и обетов.
Не спеши говорить. И, вослед уходящему лету,
Отпусти этот миг и напрасных затей корабли.
Не спеши говорить: «Мой единственный», «Буду верна».
Не спеши обещать: «Я тебя никогда не забуду» …
Доверяя секрет, в пустоту улыбается Будда.
Это просто слова. Шум листвы. Звуковая волна.
Бесполезное дело — рядить и гадать наперёд:
Растворяясь в неведомом, облаком лёгкого дыма —
Не оставив следа, неизбежно и необратимо —
Всё проходит, мой ангел. Прошло, проходило, пройдёт.