Трава

А что ты можешь, что? Гореть — и то не можешь,
Как влажная трава, коптишь в костре, коптишь.
По берегам реки в берёзовое ложе
Укладывал господь спокойствие и тишь.

Раскрашивал господь узорчатый наличник
Да вышивал цветы на скатертях из льна.
Всё сыпал, сыпал дождь грибной и земляничный
И вздрагивал июль от грома Ильина.

Умрёшь от красоты почти невыносимой,
Успев подумать: жаль… как скоротечно…что ж…
Но солнце-Елисей, дотронется незримо,
И ты, чихнув семь раз, задышишь, оживёшь.

Гляди, запоминай, потом споёшь, калика,
Застыв на корабле, на части носовой,
О церкви, о мостках, о тётке с земляникой,
И соль из глаз сладка от этого всего.

По берегам реки в берёзовое ложе
Укладывал господь спокойствие и тишь,
И всё, что ты сейчас, трава сырая, можешь —
Отмаливать любовь.
Всепетая, услышь.


***
Дочка возится у плиты.
Ей шестнадцать — почти хозяйка.
У машины колдуешь ты.
Наливаешь «незамерзайку».

Дом готовится к холодам,
Мир к чему-то — подумать страшно.
Льдом схватилась в тазу вода.
День готовится стать вчерашним.

Всё, как раньше, но отрешён
Взгляд у дочки, и ты серьёзен.
Дочь мала, а вот сын большой.
Я в саду обрезаю розы.

Режу плёнку и бечеву.
Пеленать и беречь — не сгинут.
Дура-баба реву, реву,
Помня, как пеленала сына.

Был бы маленький — пол-беды,
А беда угрожает взрослым.
Лёд в тазу. Не достать воды.
И дались же мне эти розы.



***
Пока весь мир висит на волоске,
Рисуй забор и домик на песке,
Над крышей из трубы рисуй дымок,
Дорожку к дому, вдоль дорожки —дрок,
Боярышник, гортензию, спирею.
Не отвлекайся и рисуй скорее
Собачью будку, миску и… кота.
В такой картинке без кота куда?
Окошко, занавески скромный ситчик,
Узорный над окном рисуй наличник,
Лепи под крышей ласточек гнездо.
Смотри, как у тебя выходит здо…

Волна смывает начисто красу,
Что создал ты, не паникуй, рисуй.
Ещё рисуй на чистом теле пляжа,
Как девочка не в платье — в камуфляже,
Несёт под курткой в дом к тебе кота.
Ведь без кота никак и никуда.
Пускай всё без основы, на весу.
Волна стирает мир, а ты рисуй.


Иваны

Вот Мария рубашки в реке полощет. Три штуки.
А вода ледяная, в цыпках руки.
Ей бы, Марии, взвыть — да нельзя.
Муж Иван, сын Иван, Иван — зять.
Полоскать да терпеть ломоту в костях.
У Марии в избе смерть в гостях.
И кровати сосновые в ряд стоят.
Дочка чёрная вся, сама не своя.
Молодая, русоволосая, на сносях.
И Мария несёт домой ком рубах.
Говорит безносой: посторонись.
Смерть пустые глазницы опустит вниз.
Всё, что после — это её. Не до.
А войну Мария не пустит в дом.
Не для этого вани легли в гробы.
Для того, чтобы в доме войне не быть.
Смерть сидела щекУ подперев по-бабьи.
Что коса, если в мире всё те же грабли.
Дочь сказала, мужевы моя раны:
Будет дочь — назову Марией, сын — Иваном.


***
Знаешь, она ещё молода,
Он полон сил, не стар.
Я отвечаю: бежит вода,
Чайник давай подставь.

Девы с младенцами, старики,
Пятиэтажка в хлам.
Я отвечаю: купи муки
Вот бы пирог спекла.

Мальчики, мальчики — пацаны,
Нет ещё двадцати.
Перебиваю: за пол-цены
Масло-то не ахти.

Знаешь, сегодня хоронят их,
Горе измерить как?
Я говорю: хоть бы ветер стих.
Ноет опять рука.

Господи, что мне они — родня?!
Страшно солёный хлеб.
Тихо скажу: схорони меня
С ними в одной земле.