* * *
Бей, поддужный колокольчик,
Песню звонкую неси!
Сколько ям нарыто волчьих
У границ святой Руси!

Через яр да с перескоком.
Не кручинься и не трусь.
Под прицелом чернооким
Птица-Тройка, Птица-Русь.

Сколько лжи, наветов, грязи,
Яд сомнений да искус
Стелет вой болотной мрази
Под твои колёса, Русь!

Коль в окошке заалело,
К образам — Господь, спаси!
Плеть да обух, суд и дело —
Вечный промысел Руси.


* * *
Под полостью меховой
украдкой ищу ваши пальцы.
Извечная ноша скитальца —
разлука. Торопит конвой.

Пожатье озябшей руки
и льдинкой слеза на реснице
Шлагбаум отметил границу.
Записка в четыре строки.

Отсрочка — жандарма просчёт.
Доносы, дуэли, остроги...
Что сани? Что сонные дроги?
Прощайте, чужбина зовёт.

Наградой падёт за труды
российское слово и дело.
Безжизненным саваном белым
позёмка укроет следы

Проводят по чести — не трусь! —
служаки суровые в штатском.
За строчки, за строй на Сенатской
прости, златоглавая Русь.

Прощай! В сердце зла не таи.
Живём, нарушая запреты.
Покуда бунтуют поэты
Россия, как прежде, стоит.


* * *
Неидущий пути не осилит,
негорящий не будет в тепле,
а мне нравится ездить в Россию
по раздолбанной в хлам колее,

по гребёнке, накатанной танком,
по просёлку, где в пояс полынь,
по шоссе, где чернеют заплатки,
прячут оспины этой войны.

Тень дубрав и берёзок курсивы,
ширь полей и пригорков венец.
Открываю я снова Россию,
как влюблённый и жадный юнец

Зачерпну я Россию горстями —
синь небес, духовитость земли,
от церквей до дворцов с крепостями,
величавость обеих столиц.

От Камчатки до Калининграда,
от ледовых широт до пустынь
всё в России мне свет и отрада —
я — её заблудившийся сын.


* * *
У последней черты
вороньё и кресты,
и сгорают мосты
к чёрту...

Осиянная Русь,
не блажи и не трусь,
я, конечно, вернусь —
твёрдо.

Заучи навсегда:
и беда — не беда,
коль вскипает вода
кровью.

Уж свезло, так свезло.
Ищет ветер крыло,
тянет вниз бремя зло-
словья.

Не иссякнет земля,
не сгорят векселя,
но не дать шенкеля —
поздно.

Нынче, присно и впредь
будут ярко гореть
через стылую мреть
звёзды.


* * *
Заметает позёмкой зима
Буераки, болота, грязи.
Что же ищешь ты, брат Кузьма,
В терему у Пожарского князя?

Коль под русским небом рождён,
Хлеба русского знаешь вкус ты
И омыт был русским дождём,
То навеки пребудешь русским.

По прошествии зим и лет
Русским станет всяк неугомонный.
И шагают под пистолет
Ганнибала внук и Лермонта.

И пускай на чужбине рождён,
Чужеземным обучен искусствам,
Но под русским святым дождём
Непременно пребудешь русским.

Здесь характер — особая сталь.
Русским быть — это значит, быть первым.
Беллинсгаузен смотрит вдаль
И светлы паруса Крузенштерна.

Пахнет мёдом и яблоком Русь,
Раскрывая родные объятья.
Где бы ни был, я к ней вернусь,
Не могу иного желать я.


* * *
Не домчать, не успеть на Сенатскую,
не пробиться к замёрзшей Неве
через мглистую, через ненастную,
через русскую круговерть.

И подумаешь — что там с приметами?
И казалось бы, заяц — не кот...
Провиденье играет с поэтами,
расставляя фигуры легко.

Там штыками каре ощетинилось,
адъютантские кони хрипят,
а кибитка дорогою стылою
по России несётся назад.

Будут судьбы и шпаги изломаны.
По этапу на каторжный труд.
За сибирской тайги буреломами
вольнодумства разомкнутый круг.

Не привидится и не пригрезится,
не пробьётся сквозь серость и жуть.
Только солнце российской поэзии
умудрилось судьбу обмануть.


* * *
Чем пахнет пороша?
Хрусткой дорожкой,
брильянтовой пылью,
сказкой и былью,
борзыми на сворке,
санками с горки,
ельником мрачным,
сбитнем горячим,
тихою грустью,
светлою Русью.