Любовь богов

1.
Что помнит кролик под соусом бешамель?
Невнятный бормот. Разбитые губы пней.
Шагов зарубки. Над ними родную цвель
Неспешно чавкающих приболотных дней.

Что знает соус? Растерянность диких трав.
И радость друга, который попал в еду.
И то, как волю в кувшине свою собрав,
Не портить праздник, а чинно залить беду.

Тарелка-дура была бы без них пуста,
Но нежность богов так сблизила их троих,
Что кролик сегодня будет на всех устах:
Откроют железный купол — и рай притих.

И, вознесённому на десяти руках,
Ему разжуют на сто шестьдесят зубов:
Зря он так долго томился в лесных силках,
Лишь после смерти есть истинная любовь.

Природа растрогана. Быстро пустеет стол,
И боги выйдут покуролесить в сад.
Спроси их: «Вкусный ли был?» — изумятся: Кто? —
Не отводя от тебя плотоядный взгляд.

2.
Рассядутся на пеньках, чтобы помнить лес.
Заноют пальцы от множественных колец.
Бинтуешь, бинтуешь совесть, но виден срез.
Не обижайся, дерево-праотец.

Когда-то мы были вами. И Николай,
Учитель богов древесных, своё твердил:
«Теки по венам темнеющая смола,
Покуда мы ещё не совсем тверды».

Теперь мы можем вырезать кукол для
Своих детей, а для стариков — гробы.
Раскладывать по вагонам и жизнь продлять
Соснам и кедрам, если они слабы.

Ткни себя побольнее, кору сорви,
Видишь, по нашим жилам течёт закон:
Если бог отрекается от любви,
За ним назавтра тоже придёт вагон.

3.
Пусть любим как рубим. И щепки над головой.
Пусть мир усыпан обломками дураков.
Но стоит притихнуть, и он поднимает вой,
Тоскуя по необъятной любви богов.


***

блуждаю в тебе
как в лабиринте
сама себе Ариадна
ниточку в левую руку
ниточку в правую
ниточку в левую ногу
ниточку в правую
вдоль мышц и суставов
 
теперь крестовину
теперь мы синхронно:
я левой ты левой,
я правой ты правой.


***

А я здорова от и до:
от телефонной будки до вокзала,
от мотылька и до Мафусаила,
зевоты парков и ступеней хмурых,
икания фонарщика, который
зажёг любовь и с лестницы упал.

Зачем теперь мне этот дар?
Как звезды-беспризорницы без спичек,
дрожать? И скважиной на ключик
не попадать, и не искать отмычек,
чтоб из дому был повод для отлучек?
…фонарщик не моргая смотрит в пол.

Икотой заражается Земля:
кивают фонари, в тебя влюбившись,
трясутся экипажи и раздувшись,
икают, о приличиях забывши,
и черный автомат икает двушкой,
и наконец доходит до тебя,

что за окном, похоже, две зимы:
сибирская к немецкой входит в гости.
Икает шуба — выпадают гвозди
от смеха, что икает дом, и гроздья
сосулек бьют велосипед, и тостер-
интеллигент выплевывает хлеб.

Выпрыгивают строки из ума,
когда выходишь, осознав, как тесно
в жилищах наших и во мгле окрестной...
...и, выплюнув зажеванную песню,
мы поплывем, икающею бездной
со всех сторон окружены.


Сказка-сказка
Моим Учителям

Эта девочка аплодисменты любила:
Ладони вместе-ладони врозь, так проходили дни,
Тренер всегда говорил: «Базовый набор силы-силы
Превращает всех оппонентов в абсолютные пни».

Вот Белладонну Фунтик везет на фуре,
Белый злодей Пьеро утирает шмыг-шмыг рукавом,
Супер-джедаи курят мечи и крепко сидят на паркуре,
Левиафан-проглот нервно хватает ртом, нервно хватает ртом.

Тело свое обнажала до Маты Хари
Честь отдавала танцу с названьем «свинг»,
Тренер говаривал: «Сказку-сказку напишем в паре,
А пока шифруй, опасные смыслы переводя на цинк».

И шифровала, ум обнажив до блондинки, душу до Аси-Аси,
И та, вторая, выглядывала из панталон,
Хрупкую защищали Димы, Вадимы, Васи,
Некоторые на сцене, некоторые на матрасе,
Крепко и по-мужски крыли ее ипостаси.
Тренер учил: «Доча, женщину как цветок делает возлецветковый стон».

Так создавалась доча восьмидесятых,
Учителями, поэтами и воздыхателями разных пород,
Складывающихся штабелями в памяти, от первых и до девятых…
Эта глава окончена. Ноль. Аплодисменты. Новый отсчет.