Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Дом листьев

Марк Z. Данилевский

Дом листьев

«Если у вас плохие нервы — вам лучше не читать эту книгу. Если вы подвержены влияниям и чересчур впечатлительны — вам лучше не открывать ее. Если вы боитесь сойти с ума — вам лучше о ней не знать» — эти слова помещены на суперобложке книги и принадлежат автору предисловия, известному российскому литератору Дмитрию Быкову.

Не надо быть семи пядей во лбу, и даже пяти пядей, чтобы догадаться, для чего помещаются такие предупреждения на обложках. С жанром таких уведомлений в свое время исчерпывающе поработал Веничка Ерофеев. Он в начале своего классического сочинения «Москва-Петушки» посетовал, что своим уведомлением, что в главе «Серп и молот — Карачарово» сразу после слов «и немедленно выпил…» следует целая глава сплошного мата, добился только того, что читатели, в особенности молодые девушки, хватаются сразу за эту главу, не читая других глав, и не даже не прочитав слов «и немедленно выпил…» наслаждаются текстом, который следует вслед за этим предложением.

Справедливости ради следует сказать, что Дмитрий Быков не настаивает на том, чтобы его считали первооткрывателем именно этого способа рекламирования необычных текстов. Он приводит еще одно знаменитое уведомление, которое своей книге «Степной волк» предпослал Герман Гессе: «Только для сумасшедших!» Я прекрасно помню тот жар, что охватил меня, еще молодого человека, когда я увидел эти слова, и помню тут легкую дрожь, что пробежала по пальцам, державшим книгу. Я поняло, что во что бы то ни стало должен ее прочитать и приступить к чтению немедленн

Одним словом, всякому нормальному человеку очень почему-то хочется хотя бы на время окунуться в стихию хотя бы литературного безумия. Пребывание, тем более непрерывное в пределах психологической нормы, временами становится просто невыносимо.

Безумное, в определенном смысле, есть полный синоним слова «интересное».

Правда люди, которые по роду своей профессиональной деятельности длительное время, скажут вам, что безумие, настоящее клиническое безумие есть вещь крайне непривлекательная, и интересного в нем мало.

Теперь, о, собственно, романе. Можно ли сойти с ума при его чтении?

Можно. Но не от того, на что намекает предисловие Быкова. Не от холода внезапно расширившихся перед слабым, неустойчивым сознанием ментальных пространств, в том числе его собственных, до поры скрывающихся в нем.

Нет. Дойти до состояния болезненного раздражения можно от околохудожественных усилий, вложенных автором и его издателем в этот текст. Текст утомительно играет шрифтами и кеглями, форматирует страницу необычными способами, порой занимая несколькими словами всю страницу, переворачивая столбцы текста, то замыкая отдельные его части зачем-то в квадраты посреди страничного поля.

Я верю, что это для чего-то нужно. Просто по своей читательской природе не люблю, когда меня затаскивают в авторскую мастерскую, и заставляют быть свидетелем той работы, которую сочинитель должен был проделать в одиночестве в отсутствии свидетелей.

Я не к тому, что литературный текст должен быть прост как мычание. Я не о том, что нельзя шалить на странице. Возьмите из современных замечательного шотландца Аласдара Грея. Шалит вовсю, малюет, нарезает страницу причудливыми текстовыми фигурами, но, например «Бедные-несчастные» кристально прозрачны в сравнении с рецензируемым романом.

Могут сказать — дело привычки, пройдет сколько то лет и «Дом листьев» будут приводить как пример простого, ясного текста.

Может быть.