Прозрачные круги
Марина Ананьевна Котова родилась в г. Дзержинске Нижегородской области. Окончила филологический факультет Нижегородского университета и Высшие литературные курсы Литературного института им. А.М. Горького. Печаталась в журналах «Наш современник», «Москва», в «Литературной газете» и др. Автор трех книг стихов. Лауреат Всероссийской премии «Традиция», журнала «Москва» за цикл стихов «И что мне тишь медлительная вод», Всероссийской литературной православной премии им. св. блг. кн. Ал. Невского. Член Союза писателей России. Живет в Москве.
Видение зверя у реки Вори
Душа реки, тяжелая, глухая,
Зеленой освещенная листвой,
Едва струилась, илом зарастая,
В крапиве зябкой, в таволге густой.
Мы к ней пришли, когда завечерело,
Зажечь костер в таинственной тиши
С надеждой тайной — выжечь все химеры
И темный страх пред жизнью заглушить.
И мы сроднились с местом постепенно,
От сырости, что к нам с лугов текла,
Воздушные вокруг воздвигнув стены
Дрожащего и дымного тепла.
Под взглядом елей с черною корою
Мы, будто белый хлеб густым вином,
Напитывались призрачным покоем
Воды, идущей в русле травяном.
Но вдруг пространство покачнулось глыбой.
Хруст тростников, и шлепанье, и... всплеск.
Незримый зверь охотился на рыбу,
Забравшись в водяной пахучий лес.
И вот из голенастых стеблей длинных
Он вынырнул и не спеша поплыл,
Весь — порожденье тишины и тины,
Травы, глубоких заводей и мглы.
Он в ивняке, что и блестел, и плакал,
Угла глухого, тихого искал.
Ему был чужд костра тревожный запах
И наша непонятная тоска.
Мы сдвинули невидимые оси
В привычном мире диких берегов,
Где зверь за жизнь отчаянно боролся
И защищал потомство от врагов.
И к сердцу тень крылом метнулась черным,
Все омрачив — с небес до глубины.
Мы со своею болью утонченной
Природе не важны и не нужны.
На краткий миг произошло сближенье.
Листва впитала чадную волну,
Зверь осторожный изменил движенье,
Вздохнул, нырнул в спасительную тьму.
И вновь покой, и неподвижность веток,
И зелень вод, где не видать ни зги.
От шарканья громадных водомерок,
Как от дождя, прозрачные круги.
...Тончайшая печаль мне сердце сжала.
Там, удаляясь медленно от нас,
Река нас постепенно забывала,
В холодных, влажных сумерках струясь.
Джанхот
Над морем — скалы, первобытные леса,
Цикады славят солнце в кронах прокаленных.
Здесь властвует пицундская сосна,
Кропя под ветром красной хвоей склоны.
Покой, но чуткий, мыслящий, живой,
Дыханьем, словом можно растревожить.
Раскошенною каменной халвой
Темнеют осыпи у каменных подножий.
Здесь зодчий — ветер, каменщик — обвал,
Страшны, слепящи горных цирков полукружья.
Ни диким скалам, ни морским валам,
Ни соснам красным человек не нужен.
Что он с короткой памятью своей —
Зарницею мелькнувшее мгновенье —
Средь древних круч и мыслящих зыбей,
Что славят гимнами и жизнь, и разрушенье.
Детляжка
Я помню: облаков густой и влажный лес
Плыл, обходя вершины осторожно.
И прежде чем на гору выше лезть,
Селенье отдыхало у подножья.
Мы шли искать в ущелье водопад.
Сады навстречу нам несли по зною
Плодов, налитых светом, аромат
Над желтою и тучною землею.
Раскачивая зелень опахал
Над мудрою медлительной коровой,
Куст роз сирийских жарко полыхал
Сиреневым и розоволиловым.
И колоколец брякал тяжело,
Коровьим вздохам и шагам внимая.
Старинный... верно, жалобы его
Выслушивал еще смиренный Авель.
Здесь, где от солнца плавилась лазурь,
Людей, животных, камни и предметы
Вмиг покрывала древность, как глазурь
Кувшин, стирая нового приметы.
Так розы истовы! Так свет слепил глаза!
Листвы блестяща так атласистая кожа!
Все исподволь внушало: верьте нам,
Не то что смерть — печаль здесь невозможна.
И сердце радо б верить розам и лучам,
От красоты хмельное и бессонниц,
Но отчего так горестно звучал
Истертый временем железный колоколец?