Дневник читателя «Москвы»
Михаил Михайлович Попов родился в 1957 году в Харькове. Прозаик, поэт, публицист и критик. Окончил Жировицкий сельхозтехникум в Гродненской области и Литературный институт имени А.М. Горького. Работал в журнале «Литературная учеба», заместителем главного редактора журнала «Московский вестник». Автор более 20 прозаических книг, вышедших в издательствах «Советский писатель», «Молодая гвардия», «Современник», «Вече» и др. Кроме психологических и приключенческих романов, примечательны романы-биографии: «Сулла», «Тамерлан», «Барбаросса», «Олоннэ». Произведения публиковались в журналах «Москва», «Юность», «Октябрь», «Наш современник», «Московский вестник» и др. Автор сценариев к двум художественным фильмам: «Арифметика убийства» (приз фестиваля «Киношок») и «Гаджо». Лауреат премий СП СССР «За лучшую первую книгу» (1989), имени Василия Шукшина (1992), имени И.А. Бунина (1997), имени Андрея Платонова «Умное сердце» (2000), Правительства Москвы за роман «План спасения СССР» (2002), Гончаровской премии (2009), Горьковской литературной премии (2012). Член редколлегии альманаха «Реалист» (с 1995), редакционного совета «Роман-газеты XXI век» (с 1999). Член Союза писателей России. С 2004 года возглавляет Совет по прозе при Союзе писателей России. Живет в Москве.
Кристофер Бакли. Они ведь едят щенков. Правда? М.: Астрель, 2013.
Эту книгу, кажется, следует признать неудачной. И что интересно, я ждал этой неудачи, неосознанно конечно. До нее я прочитал не менее пяти романов этого автора, и все с большим удовольствием. И мировой бестселлер «Здесь курят», и другие, посвященные в основном жизни американского истеблишмента: «Верховные судороги», «С первой леди так не поступают», «Зеленые человечки», «Суматоха в Белом доме», и автор никогда не обманывал ожидания — берешь в руки новый том и знаешь, что тебе гарантирована пара вечеров самого приятного времяпрепровождения. В свое время Бакли был спичрайтером одного из предыдущих американских президентов, Бушастаршего, и, естественно, в деталях знает политическую кухню, а также прихожую, спальню и остальные помещения американской политики и вообще жизни на высших этажах американской жизни. И описывает, как живут, работают, едят, пьют и какие делают глупости представители верховной власти, включая сюда членов верховного суда, министров, известных журналистов, телемагнатов, президентских помощников, первую леди, вицепрезидента и даже самого гаранта.
Это, конечно, сатира, но не совсем обычного типа, автор держит своих персонажей не в ежовых рукавицах, а в пуховых перчатках, как хрупкие елочные игрушки, боясь повредить неловким движением. Хотя рассказывает о своих героях много откровенного: они у него и пьяницы, и транжиры, и интриганы, изрядные придурки, и в ситуации он иной раз ставит крайне рискованные. Например, супруга президента Соединенных Штатов может, случайно правда, укокошить самого господина президента, и сюжет книги состоит в том, как команда Белого дома выкручивается из этой ситуации.
Автор никого не щадит на первый взгляд, и на память мне приходил СалтыковЩедрин, но вылеченный от тотальной мизантропии, способный не только клеймить недостатки, но и любоваться при этом своими героями. Получается нелицеприятная, временами даже злая, но в конечном итоге позитивная картина. Да, американская власть полна разнообразных идиотов, но, честно говоря, лучше нее в мире все равно ничего нет.
Чем плох последний роман? А он не только про Америку, но и про Китай. Более того, про китайское руководство, а положа руку на сердце, кто может сказать чтонибудь определенное о том, что там варится, в котлах китайского политического закулисья. Американский спичрайтер поступил очень опрометчиво, придумывая схему политической возни в политбюро КПК. Добрый, цивилизованный, мудрый лидер КПК борется с шайкой озлобленных, воинственных, невменяемых китайских генералов, хочет дружить с просвещенным Западом, а они строят коварные планы и пожираемы недоверием и предубеждением к великолепной Америке. Даже если Бакли случайно и прав, все равно ощущение, что все придумал. Сразу стали всплывать воспоминания о киношных голливудских глупостях при попытке изобразить нашу советскую жизнь: Шварценеггер в форме советского милиционера и тому подобное.
В общем, мораль простая: где родился, там и пригодился. С большим интересом прочту еще один панегирический пасквиль Кристофера Бакли о чемнибудь американском.
Дж. М. Кутзее. Бесчестье. М.: Эксмо, 2011.
Давно замечено — этот южноафриканец неравнодушен к русской культуре и даже написал неплохой роман о Достоевском, но дело, конечно, не в этом. Не всякий, кто расписывается в почтении к Толстому и Чайковскому, льстит мне лично и побуждает к ответным чувствам. Так вот, роман «Бесчестье». Его — бесчестье — претерпевают, очень поразному, оба главных персонажа — отец и дочь: университетский профессор и его дочь — провинциальная фермерша. Они африканеры по крови, белые, которым надо привыкать к жизни в стране черных. Дочь пыталась вырваться на «историческую родину» в Голландию, но вернулась и мрачно вгрызлась в неплодородную почву в глухой провинции ЮжноАфриканской республики. Дело происходит именно в этой примечательной стране после примечательных изменений: белые не так давно перестали быть господами и теперь вынуждены жить в равных условиях с бывшими своими, можно сказать, рабами.
Профессор сочиняет чтото о музыке, чтото отвлеченноневнятное, и спит на регулярной основе с привлекательной, неназойливой проституткой, жизнь его можно считать налаженной. Но тут он случайно встречается на улице со своей постельной женщиной, и эта встреча ломает все. Женщина в ужасе от этой встречи в непрофессиональной обстановке и исчезает из жизни профессора, а он начинает вести себя в высшей степени странно.
Ситуация типическая для сказки европейского покроя. Женщина говорит мужчине: не ищи меня! Что делает обычный европейский мужчина в обычной европейской сказке — взять ту же «Золушку»? Он все силы кладет на то, чтобы беглянку (притворную, заколдованную) сыскать. И читателю реально в данном конфликте только это и интересно. Только от этой таинственной дамы и исходит запах тайны. Кутзее грубо свинчивает голову классической фабуле и заставляет своего героя вести себя совершенно ненормально. Это пушкинская Татьяна могла взбунтоваться и «зажить» своим порядком. У героя жесткий контракт с автором, и он тупо его выполняет. Женщина, к которой он явно привязался, говорит ему: «Все кончено», — и он, явно уже влюбленный, говорит, ну, ладно, нет так нет. Ненормально. А против человека, ведущего себя ненормально, ополчается, как правило, окружающая жизнь. Его выгоняют, унижая, с работы, он тащится к дочери в провинцию. Там странности продолжаются. Теперь сюжетную ненормальность начинает генерировать сама дочка. Ее дом грабят, а ее коллективно насилуют, и, судя по всему, совершает это лидер местной чернокожей общины, с которым она поддерживала до этого деловые отношения, и казалось, они понимали друг друга.
Отец порывается чтото расследовать, требовать правосудия, то есть совершает жалкие попытки стать нормальным. Дочь же — нет, она ведет себя так, будто так и надо. Она даже запрещает отцу чтото предпринимать. Становится понятно: это было не просто изнасилование и ограбление, а инициация. Голландия ей не пришлась, автор велел там не прижиться, — она приехала сюда, на свою Итаку, — и заставил заплатить самую полную цену, чтобы стать здесь своей.
Причем автор нигде ни словом не упоминает о том, что насильники черные, это можно лишь реконструировать, собрав косвенные сведения. Если герои Фолкнера в «Свете в августе» маниакально озабочены вопросом, есть ли в их жилах «черная» кровь, то здесь такая же ненормальная попытка начисто отвернуться от этой проблемы, автор хочет подать дело так, что все эти кровные проблемы и не должны существовать в мире. Дело не в них. А если все же и в них? Мне рассказывал один приятель, как искал дом в Лондоне и спросил у районного чиновника, сколько чернокожих в этом районе проживает. Чиновник возмущенно закричал, что его эти сведения не интересуют. Расизм, вне всякого сомнения, вещь отвратительная, но ведь, по сути, расистом является как раз этот чиновник: он не может себе даже представить, что ктото может как раз искать общества черных.
Кутзее автор опытный, он захотел написать роман, где все не так, и это ему удалось. И многие уважаемые люди с ним согласны. Например, Нобелевский комитет. Он вручил Кутзее свою премию. Впрочем, и я не утверждаю, что роман чегото там не достоин.
Стефан Кларк. Англия и Франция: Мы любим ненавидеть друг друга. М.: РиполКлассик, 2013.
Нам из глубин наших лесов издавна кажется, что Запад это нечто единое, одна большая, сильная, богатая и не слишком приязненно настроенная по отношению к России страна. Надо ли говорить, что все как минимум сложнее? Между отдельными частями Запада существуют непростые и даже напряженные отношения. Оставим в стороне Германию, про которую госпожа Тэтчер обмолвилась: «Это страна, которой никто до сих пор до конца не доверяет». Посмотрим на отношения ближайших и теснейших союзников Англии и Франции, и выясняется, что и тут сплошные тернии, подозрения и взаимные насмешки. Чуть ли не каждый год выходит книга, в которой англичане смеются над французами или французы хихикают над англичанами. Иногда и наоборот, появляются книги взаимных признаний в любви, но у нас тут продукт именно первого рода.
Таким образом, сочинение Стефана Кларка не новость, а явление вполне рядовое.
Начинается все, естественно, с 1066 года. По мнению английских историков, именно в этом году материковые завоеватели последний раз успешно вторгались на острова и от 1066 года можно вести историю государства Англия. Англию, таким образом, создал француз. Тем более если заметить, что предки Вильгельма Завоевателя явились некогда в Нормандию из Англии, то становится совсем непонятно, кто кого, в сущности, завоевал.
О временах отдаленных Стефан Кларк пишет, в общемто сохраняя ровный иронический тон: дела давно минувших дней, что с них возьмешь. Правда, если прикинуть в процентном отношении, то французам и французской истории иронии, и иногда довольно ехидной, достается куда больше, чем англичанам. Это хорошо прослеживается хотя бы по названию глав. «Французская Канада, или Как потерять колонию», как будто англичане сами колоний не теряли никогда, «Шампанское: дом Периньон все не так понял. Доказано, что французы не изобретали свой национальный напиток», «Битва за еду. Багет и круассан: правда и вымысел об “истинно французских продуктах”. Кларк пытается уравнять счет в битве кухонь. Все знают, что французская превосходна, а английская так себе. «Гильотина — не французское изобретение. Еще одна “типично” французская штучка, на которую французы не вправе претендовать». Хотя, если разобраться, не много чести в том, чтобы быть страной, породившей эту штуковину.
Чем ближе к нашему времени, тем ехидства в словах Кларка становится все больше. Еще в разговоре про битвы при Азенкуре и Пуатье он выдерживает более или менее уравновешенный тон, но все равно ощущается, что в высшем смысле отношения там еще не до конца выяснены. Попинав как следует «королясолнце» Людовика XIV, Кларк перебирается в XVIII век. Среди множества фактов там есть и такой: самым издаваемым и продаваемым романом Диккенса в Англии является не «Оливер Твист», не «Лавка древностей», а «Повесть о двух городах». Дело в том, что в этой книге речь идет о событиях Великой французской революции и дана впечатляющая картина бреда и бардака, царившего в то время во Франции. А такая картина мед для английского читателя.
И уж совсем отвязывает свое перо Стефан Кларк, рассказывая о второй мировой войне и о роли генерала де Голля в тех событиях. Знаменитый, чуть странноватый на русский вкус, но, в общем, стопроцентно великий француз выглядит в изложении английского автора напыщенным, истеричным недоумком. И для такой оценки в тексте есть немало оснований. Пример: английский флот готовит захват Дакара, столицы французской колонии, остающейся под управлением предательского профашистского режима Виши. Де Голль собирается участвовать в экспедиции, идет в английский магазин за тропическим обмундированием и рассказывает продавцу, зачем оно ему нужно. Лондон наводнен шпионами, на следующий день информация на столе в германском генштабе. Гальский болтун подвел союзников. И таких примеров множество. Де Голль постоянно истерит, партизанит, срывая планы союзников своими нелепыми выходками, вызывая бешенство американцев и англичан, они на грани того, чтобы посадить генерала под замок.
«Вторая мировая война, часть вторая. Защищая сопротивление... от французов» — так называется одна из глав. Миф о Сопротивлении — это именно миф, выдуманный французами, чтобы сохранить хотя бы остатки самоуважения и пристойно выглядеть перед мировым сообществом, так считает Кларк. С помощью подлогов, махинаций генерал втащил французов в число держав победительниц. Известный эпизод: начальник германского генштаба готовится подписать акт капитуляции; чтобы принять ее, появляются представители американского, советского и английского командования. А потом и французский генерал. И Кейтель удивленно спрашивает: «Что, Франция нас тоже победила?» Именно за эту фразу, как утверждает историческая молва, его и повесили, добился французский прокурор на Нюрнбергском процессе. Как слово наше отзовется...
Хорош был де Голль и в годы своего послевоенного правления. Именно по его приказу была расстреляна демонстрация алжирцев на улицах Парижа в 1962 году — 200 трупов, четыре сотни раненых, — мало кто из современных правителей в странах западной цивилизации может похвастаться такой решительностью.
Любопытно было бы почитать какогонибудь француза с комментариями к этой книжке. Но ладно, пусть, это спор славян между собой. Поэтому, я думаю, мы должны спокойнее относиться к убеждению некоторых западных умников в том, что по улицам русских городов ходят толпы пьяных медведей, и можем простить статью во французском энциклопедическом словаре, где говорится примерно следующее: царь Иван Грозный был за свою жестокость прозван Васильевичем.